Библиотечка Эгоиста

Скупщик непрожитого №2 ( главы из романа)

(20/12/2002)



bgcolor="#000000">


Андрей Лебедев - лучший из лучших, его проза соединяет еропейскую изысканность и русский психологизм, яркий (не чуждый декоративности) стиль, тем не менее, оказывается не выхолощенным формалистским камланием, но реальным духовным поиском - текстовых аналогов глубинных экзистенциальных процессов.



"Скупщик непрожитого" - последняя проза Лебедева, написанная на русском языке. Недевно парижский житель Андрей Лебедев перешёл на-фрнацузский. Думаю (надеюсь), это временное умонастроение, скоро в России выйдут его книги и писать почувствует настойчивую необходимость вернуться на родину хотя бы в текстах. Потому что проза Лебедева, его эссе и его
дневники - одно из самых сильных моих читательских впечатлений последнего времени.



На
сайте "Писательский дом Лебедева" можно найти не только полный текст романа, но и массу головокружительных произведений как самого Андрея Лебедева, может быть, лучшего на сегодняшний день парижского прозаика, но и массу других текстов о тишине и тайне, метафизике городских пространств и неслышной музыке, обитающей над нами.

Глава шестая













Так что же остаётся у избавившегося от специй, запретившего себе трогать шёлк, смежившего очи и потерявшего руководство по использованию ушей?

Ненависть к ароматическим палочкам.

Прежде чем замереть посередине комнаты, отошедший от окна вспомнит чангмайского монаха, неспешно переливающего из одной канистры в другую бензин - с сигаретой в зубах. Встреченного единожды бодхисаттву, смысл добровольного воплощения которого заключался в свидетельствовании о неподвластности Совершенных законам воспламенения горючих веществ. Или это был обыкновенный распиздяй-азиат?












Глава седьмая













Закат, пестики и тычинки фейерверка, любившая присесть на моё левое колено и вновь отправиться побродить по саду, монах-автомобилист.

Ещё? В основном деревья.

Самое главное из них - назовём его Древом Жизни - возрастало за огромным замком, в котором проживала община самоанализирующихся. Он провёл там...

Вернёмся к исходному "я". Я провёл там время. Оно охотилось за мной, но мне удалось его перехитрить. Убедительнейшая из побед - когда берёшь вверх, не замечая противника. Я жил, исчезнув в зарослях мыслящего тростника. И иногда выходил на дерево.

Мне известны различные способы гадания: на кофейной гуще, монетках, заменяющих тысячелистник, по линиям ладоней.

Ты провёл там время, оно охотилось за тобой. Тебе известны различные способы гадания.

Я взирал на древо и читал по нему свою жизнь. Ствол, ветви - точность рисунка потрясала. Как будто я смотрелся в зеркало неба и оно треснуло под моим взглядом, очертив контур смотрящегося преподробнейшим образом. На, получай!

Я читал свою жизнь по дереву.

Ты читал свою мысль по дереву.

Он читал.

Мы вернёмся.

"Ты читаешь", - шуршало листвой дерево и трепетало под прикосновениями ветра. (У деревьев нет проблем с ревностью. А следовательно, с многожёнством. Он может охорашивать многих и всё равно быть своим, единственным. Или на свете много ветров?)

"Он читает", - говорили деревья-предсказатели иных судеб.

"Мы читаем", - напоминал автор, вызывая из заброшенных словесных дворцов дух риторики, раскрывая павлиний хвост элоквенции, уповая на чудеса красноречия, миракли витийства, преданность доверившегося ему читателя.

Все читали, отслеживая свою судьбу, вьющуюся ящеркой по растрескавшейся буквицами странице.













Глава восьмая













Продолжим о деревьях. Кот по кличке Ясень был существом загадочным. Он умывался после принятия солнечных ванн, молился четырежды в день и брезговал жареным. Не мешая читать, он даже подсаживался к креслу, если я брался за царя Соломона или выпуски Бюллетеня общества по сохранению пингвинов.

Вырванный мною из рук злоумышленника, похитившего двух других сыновей его матери, Чука и Геккельбери, Ясень навсегда оставил на воровских ладонях свой цвет, сохранив кошачьи повадки. Не знаю, помнил ли он об этом; во всяком случае, тоски при виде снега, угля, пепла или моей лисьей шапки-ушанки не испытывал. А питал влечение к предметам скорее дынных расцветок.

- Тайнопись, при умеренном её использовании, обладает по крайней мере одним несомненным достоинством, - возглашал я мысль из второго Дохрамового апокрифа. - Она позволяет нам омолодиться, не прибегая к помощи шафрана.

Кот довольно вертел хвостом и следовал в спальню, внимательно рассматривая свои прежние следы, с точностью до коготка попадая в них.

Во время намаза он елозил мордочкой по варенью в блюдце и, замирая, смотрел на восток. Из гостей же отличал бывшего рикшу, переквалифицировавшегося в Париже в изготовителя бигудей.

- Как хорошо жить на родине сюрреализма! - обыкновенно приветствовал меня уроженец Раджастана, входя в дом и принимая на грудь прыгавшего в салютообразном порыве Ясеня. Я подносил ему стакан кот-дю-рона, насвистывая "Настроение индиго". Выпив, он снимал обувь, кланялся портрету Андрея Нормандца и входил в гостиную. Бил шашечный час.

Тепло дома, бирюзовые чёрные шашки и чёрные белые, милые чудачества кальяна, воображавшего себя дрессировщиком змей... Жизнь поистине баловала нас маленькими ноябрьскими радостями и не желала останавливаться в своём великодушии.

- А вдруг за этими шашечными квадрашками встретились инкарнации Первого Мелиоратора Ганга (это Вы) и Вивальдия Сапего, славного настройщика оманских нефтяных труб (это я)? - философствовал бигуделатель, совершая ход.

Вечерело. Постояльцы картин на стенах удлиняли свои тени.

- Метампсихоз, - подтвердительно ответствовал я и предлагал считать шашки шахматами.

Игра начиналась по новой.

- Что говорят ваши мудрецы о возможности парных воплощений в одном человеческом теле? Я читал недавно о существовании некоего Бориса Николаевича Менделеева-Блок.

- Индусы не исключают такой возможности. И даже уточняют: харизма перерождённого определяется в таковых случаях мужчиной, а периодичность кармических элементов - женщиной. Вы имеете ввиду берлинского дирижёра?..

- ...и танцора, постановщика "Сомадевы".

- Он известен на земной родине Кришны.

- А какой любопытный у него профиль, судя по фотографии в "Вечерней Неве"!

- Древние не обманывают нас, - ответствовал мой партнёр по играм, смотря на Нормандца. - Как хорошо, как хорошо...













Глава девятая













Сохраним это воспоминание. И воскресим в памяти наш первый барабанный удар.

Коллективным владельцем туго натянутой кожи была пионерская организация школы номер четыреста двадцать пять села Китай-город. Барабаны хранились в политинформационной рубке. Однажды, во время урока природоведения, имевшего место в соседнем помещении, потянуло запахом гари.

- Сидеть! - не растерявшись, скомандовала учительница.

Тайно жевавшие шуингам на миг остановили работу челюстей. Но лишь на мгновение. Далее, извлекая из карманов форменных пиджачков пионерские галстуки и размахивая ими над головами, все бросились в узкие двери класса.

Я был семнадцатым из вбежавших в радиохрам.

Огня в нём не наблюдалось. Великовозрастный второгодзилла, прогуливая урок, бросил незатушенный бычок в туалетную урну. Бычок оказался судьбоносным.

Как часто позднее, в эпоху курения "Родопи", я пытался воспроизвести первоначальный эффект. Тщетно! Милиция не дремала, меня изгоняли из таганских пивных, случалось, и штрафовали. Люди, не поддавайтесь чарам репетитивности! Чудо приходит как снег, и иногда, особенно в южноевропейских городах, его ждут годами. Алекс Бурчаловски, перебравшийся в Марсель из того же Санкт-Петербурга, рассказывал мне: когда на седьмом году его проживания в городе Пруста там наконец выпал снег, жители решили, что это рекламная акция "Абсолюта". Гадали о материи артефакта. Пожимали плечами. Выносили на улицу пузатые бутылки из-под "Перье". Как бы случайно заходили в ближайшие кафе, где за спиной официанта маячило шведское зелье. Но цена на него отнюдь не снижалась. Кляня собственное легковерие и вечное жульничество рекламопроизводителей, брели домой.

Мы вернёмся, читатель. Вернёмся к нашим барабанам.

Не помню, что примеривали, пробовали остальные. Я взирал на вместилища утробного звука. И палочки, втиснутые в кожаные патронажи на ремешках. (Замечу, уж коли речь зашла о таганских пивных. В японских ресторанах на улице Святой Анны в Париже меня ждало то же разочарование. Никаких барабанов. Одни сашими. Пусть и из экстрасвежей рыбы.)

Я вынул сразу две. Нет, даже три.

Здесь остановимся. Набьём трубку. И приготовимся к звуку.

Годы, прошедшие в привставании на мысках за спинами рослых одноклассников во время зарничных сборов, забегании в голову демонстрантской колонны - из своего третьего-четвёртого-пятого Б... Я неизменно видел лишь мелькание отточенно-деревяннных (с тремя "эн", как старательный ученик), словно это был не парад советских пионеров, а конкурс галапагосских магов-вязальщиков, - с воткнутыми в ушки токами духа.

И вот.

Кожа дрогнула.

Дрогнул и юный автор.

Так я стал барабанщиком.

Шло время. Мы взрослели. Нас оттирали в старшеклассники следующие за нами розовощёкие служители дружинного боя. Естественно, я пробовал себя на ударных в ВИА. И даже имел успех у восхищавшихся нашим электробандитизмом танцевальных девиц. Но это уже попахивало симулякром. Не случайно, в двух заявленных мною Пяти вещах не слышно барабанов. Незабвенный Артур Лурье писал в своём дневнике, что музыка райских сфер не нуждается в ритме - признаке времени, являясь чистой мелодией. Похоже, мои взрослые поиски звукового рая, вся эта купля-продажа непрожитого определялись лишением меня в подростковом возрасте возможности тра-та-та-та.

Когда Господь хочет наказать человека, он отнимает у него барабан.













Глава десятая













Но не будем пессимистами. Всему своё время; песни невинности сменяются песнями опыта. И Индия, как следует из вышесказанного, не чужда бигудей.

Скупщик не торопил меня. Он наведывался примерно раз в неделю, просматривал перечень собственности, расписывался в получении непрожитого. Мы вместе составляли метагеографическую карту моего сознания, на которой сквозь обильные воды многолетних обмороков проступали редкие островки явственного. К дому подкатывали психоцистерны, и строгие юноши с каштановыми волосами, одетые в наземную форму подводников, закачивали отработанный материал. Если потом при лабораторном анализе в нём обнаруживались рыбка или волосок, они неукоснительно возвращались с нарочным. Рыбки помещались мною в специальный аквариум, волоски - в медальон. Ихтии довольно быстро дохли; волоски - при достаточном накоплении - сдавались в гримёрную киностудии "Вера, Надежда, Любой" и шли на парик Минервы.

Карта вешалась на стену по выходным дням и снималась по входным, дабы не тревожить воображение сантехников, зачастивших с наступлением холодов. Иногда, проснувшись, я обнаруживал, что некоторые из островков исчезли, хотя продолжал хранить в памяти эпизоды, намеченные ими. Бывало же, наоборот, удивлялся фигурам, возникшим в зонах тотальной синевы. Благодарно приняв намёк, я спускался по нитяной лестнице вглубь события и извлекал на поверхность его суть, осторожно перекладывая писчей бумагой детали.

Однажды, в один из входных дней, ко мне пожаловал очередной сантехник. Им была женщина. Сославшись на распоряжение жилконторы установить к новогодним праздникам в квартирах подведомственных ей домов водонепроницаемые песочные часы, она щёлкнула замками своего сакво-яжа, попросила какую-нибудь тряпочку и выложила на пол модели.

Стоило мне уйти в созерцание пескоструйных счётчиков времени, как незнакомка схватила с пепельницы фломастер и принялась рисовать на карте железнодорожный знак "Не гудеть. Зимуют птицы". Я опешил; придя же в себя, попытался отвести её руку от листа. Женщина-сантехник сопротивлялась недолго, будто лишь ждала возможности избавиться от фломастера. И тут же расплакалась.

Заподозрив неладное, я обречённо спросил:

- Мы снимались в одном кино?

- Увольте, какое кино... - Незнакомка утёрла слёзы кусочком хлеба и съела его. - Речь идёт о куда более важном.

- Дозировка лимонного сока при приготовлении "Битвы дракона с леопардом"?

- Почти. Вы помните Надю?

- Надю?

Я на некоторое время задумался.

- Надю из Йоханесбурга. Дочку автогонщика из Сыломяэ, женившегося на южноафриканской медсестре.

"Ну ничего себе, - подумал я. - Какие ещё сюрпризы приготовили мне океанские глуби непрорисованного?" И честно попросил:

- Напомните.

Она отсыпала на ладонь белого из сахарницы, несколько раз лизнула его.

- Я работала тогда кассиршей в супермаркете. Вы дважды покупали у нас сыр. Шесть лет назад.

- Голубушка, я никогда не бывал в Йоханесбурге! У вас там расовые беспорядки, не знаешь чего ожидать.

На её лице проступила робкая улыбка.

- Пожалуйста...

- Что?

- Скажите ещё раз: "Голубушка".

И я с неожиданным удовольствием произнёс:

- Горлица моя, славный отважный зайчик!

Она захлопала в ладоши.

- Я всё при...

- Принимаю.

- Принимаешь? Я шла по улице, увидела заклеенное окно с вырезанной птичкой и не могла не зайти.

- А откуда песочные часы? И так много.

- Песочные часы раздобыть несложно. Трудно найти настоящую любовь.

Мы расстались чрезвычайно довольные друг другом.

Позднее я несколько раз звонил ей узнать, который час, и она всегда с точностью сообщала его. Как-то Мюриэль даже заглянула ко мне со своим мужем и пятилетней тройней. Мы гуляли в парке, я наслаждался их семейной идиллией. Она была чу'дной, Мюриэль Недотого, первая женщина-пожарник Иль-де-Франс.













Последниe публикации автора:

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка