Комментарий | 0

Храм

 

 

                                                                                                                                                                   Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое,
                                                                                                                   там и Я среди них.

                                                                                                                                                                                             Евангелие от Матфея, гл.18, 20

 

Мое раннее детство прошло в горняцком поселке в небольшом квартале из четырех разрушающихся бараков, построенных военнопленными японцами из глины и «дранки». Зимой стены комнат, выходящие наружу, покрывались слоем льда. Там же произошла моя первая в жизни встреча с «церковным» или, как говорила моя мама (комсомолка-атеистка 20-х годов), «божественным». В соседнем бараке жили дед со старушкой. Как-то раз мы, малыши лет 4-5, заглянули из коридора в их открытую настежь комнату и увидели спящих под старым одеялом из разноцветных лоскутов стариков. А еще в углу – икону… С визгами «Бог, бог!» мы бросились прочь. До сих пор помню не то страх, не то трепет, который на мгновение ощутил я, когда взглянул на лик «бога». Это было летом, а зимой замерзшие (не окоченевшие, а именно замерзшие) тела этих стариков – у нас на глазах – вынесли завернутыми в какие-то тряпки. Они умерли ночью от холода, поскольку были очень слабые и не смогли растопить печь.

Я хорошо помню всеобщее ликование, когда по радио Юрий Левитан сообщил о полете Юрия Гагарина. Тогда почти все стали атеистами. В школе мы читали научную фантастику: книги братьев Стругацких, «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова, «Магелланово облако» Станислава Лема. Мечтали о космосе, о встречах с внеземными цивилизациями. Отношение к религии и церкви формировали книги и фильмы. Например, пронзительная кинолента 1960 года «Тучи на Борском» о том, как чуть не погибла от рук сектантов-изуверов школьница, которую играла Инна Гулая. Или сборник документальных и художественных текстов об ужасах из истории католической церкви «Власть тьмы». И, конечно, книги главного воинствующего безбожника страны Емельяна Ярославского (Минея Губельмана) и неистового насмешника над христианством и папским престолом француза Лео Таксиля («Забавная Библия», «Священный вертеп»). Но это ничуть не изменило наши семейные обычаи: празднование Рождества с новогодней елкой, Пасхи с ее куличами и раскрашенными акварелью яйцами, Троицы с березовыми ветками в доме и свежескошенной травой на полу. Хотя никаких икон в нашем доме отродясь не было.

 

***

Летом 1975 года я впервые побывал в Загорске (ныне опять Сергиев Посад), где в те годы располагалась резиденция Патриарха всея Руси. Самое сильное впечатление на меня произвели не пышные палаты Патриарха, а скромная Свято-Троицкая церковь XII века. Вросшая за столетия в землю, она сохраняла в себе удивительную простоту и, я бы сказал, целомудренность, присущую древнерусской архитектуре, и в то же время какую-то устремленность к небу. Более всего поразила великая «Троица» Андрея Рублева, больше известная по Третьяковской галерее. В ней удивляло всё: и соцветие красок (то, что художники называют колоритом), и одежды бесполых ангелов, и отрешенность от всего земного и греховного на их лицах, и так называемая «обратная перспектива». Мы ведь привыкли к тому, что, чем дальше от нас расположен предмет, тем он выглядит мельче. А тут наоборот – расширяющаяся вселенная.

 

Андрей Рублев. Троица. Свято-Троицкая церковь. Сергиев Посад

 

В Свято-Троицкой церкви мимо мощей преподобного Сергия Радонежского молча проходили старушки и целовали каменную плиту. Я встал в короткую очередь, поставил зажженную свечу и низко наклонился, но губами прикоснуться не решился.

Тогда же мы с тещей «дикарями» ездили по городам Золотого кольца. В Суздале провели несколько дней, снимая крошечную комнату у знакомой женщины – что-то вроде бывшего хлева у самого Суздальского кремля, стен которого уже давным-давно не было. Меньше «номер» у меня был только во Дворце дожей в Венеции. Но там был жутковатый средневековый каземат, а тут – благодать необыкновенная. Пахло сухой соломой, по утрам пели петухи, звонили колокола, а в щели заглядывало солнце.

 

Суздаль. Кремль

 

В кремлевской трапезной за обедом я впервые в жизни попробовал медовуху, а потом полчаса сидел на ступеньках крыльца: желудок горел огнем, а ноги отказывались идти.

 

Суздаль. Женский Покровский монастырь

 

Суздаль. Мужской Спасо-Ефимиев монастырь

 

В те годы знаменитые суздальские монастыри были совсем заброшены. Один из них – белоснежный, как наряд невесты, женский Покровский монастырь, на фоне которого Сергей Эйзенштейн снимал фильм «Александр Невский» (1938). При монастыре был даже сторож. За один рубль он разрешил нам побродить по монастырю. Сквозь провалы в стенах я залезал в церковные подвалы с захоронениями усопших настоятельниц и княжеских опальных жен, забирался на башни, заглядывал в кельи. Звенящая тишина пустых помещений и ощущение присутствия еще кого-то, кроме меня. Ворота расположенного напротив через речку Каменку мужского Спасо-Ефимиева монастыря – больше похожего на грозную крепость с суровыми желто-кирпичными стенами и башнями – были наглухо заперты. Попасть туда было невозможно. Из более сорока церквей в окрестностях Суздаля я обошел почти все. Забирался на уцелевшие безмолвные колокольни. В некоторые церкви с сорванными крышами и завалами от полу обрушившихся стен было страшно заходить: в любой момент всё могло рухнуть.

Боголюбово, что во Владимирской области, запомнилось мне созерцанием с высоты колокольни расположенной в полутора километрах церкви Покрова на Нерли, которая у меня с детства (по фотографиям, конечно) и до сего дня – символ России. Ничего красивее в своей жизни я не видел.

 

Боголюбово Владимирской области. Церковь Покрова на Нерли

 

А вот в Благовещенске в единственную действующую до сих пор церковь (все православные храмы в советское время были разрушены) в 1970-х – начале 1980-х я зайти не мог. Город небольшой, но много студентов: каждый шестой житель. Положение преподавателя марксизма-ленинизма накладывало этические ограничения. Да это и не православная церковь, а католическая часовня (костел), построенная в XIX веке ссыльными поляками и в советское время приспособленная под православные богослужения. Из-за нее вот уже много лет идет отнюдь не духовная, а судебная тяжба между конфессиями. Поговаривают, что был даже торг с Ватиканом – финансирование строительства православного собора Благовещения в обмен на католический костел, построенный поляками.

 

Благовещенск. Православный храм, построенный как католический ссыльными поляками

 

В те годы я был, кажется, единственным преподавателем, который умудрялся вести в вузах города одновременно все три «составные части» марксизма-ленинизма: философию (диалектический и исторический материализм), политэкономию (капитализма и социализма) и научный коммунизм, от которого ныне остались только социология и политология, то есть не стало этики, или «морального кодекса строителя коммунизма». Единственный предмет, который я всегда отказывался преподавать, был научный атеизм. Мне казалось диким прийти в аудиторию и объявить студентам: «А вы знаете, ребята, Бога-то нет!» К тому же преподавание этой дисциплины противоречило Конституции СССР, в которой провозглашалась свобода совести. Более того, на лекциях по научному коммунизму (статус беспартийного позволял мне это делать) я читал Нагорную проповедь Христа по тексту Евангелия, который подарил мне настоятель того самого «православного костела» отец Валентин.

 

***

Всё изменилось в годы горбачевской перестройки. На экранах телевизоров стали появляться – поначалу редко – священнослужители в рясах. Это было экзотикой. Как будто кадры из художественного фильма или театрального представления. В мае 1990 года с его пустыми прилавками и карточной системой (талонами на колбасу, мясо и водку) в Хабаровске – по инициативе Хабаровской епархии – состоялась первая на Дальнем Востоке конференция, совместная с преподавателями общественных наук и православными священниками. Я выступил с докладом «Бытие человека в символе креста и круга», который потом не раз озвучивал в разных интерпретациях и на Всероссийском философском конгрессе в Екатеринбурге, и в материалах Всемирного конгресса философов в Сеуле.

Мое выступление громогласно и страстно осудил отец Геннадий из Комсомольска-на-Амуре. Статный мужик с окладистой бородой, зеленой рясе и крестом на широкой груди, капитан 1-го ранга Черноморского флота в отставке. Он категорично заявил, что единственной формой духовного бытия человека может быть только православие. На что я ответил риторическим вопросом: «Мы теперь будем менять воинствующий атеизм на воинствующее православие?» По завершении конференции ее устроители пригласили меня и еще троих докладчиков к себе на «скромную трапезу». Трапеза и впрямь была по нынешним временам скромной. Но на фоне тотального дефицита даже водка «Столичная», домашнее плодово-ягодное вино и жареная курица выглядели по-царски. В застольной беседе с руководителями Хабаровской епархии я заметил, что мое выступление как-то больше соответствовало идеалу христианского смирения, чем гневная отповедь отца Геннадия. На что кто-то из иерархов мне ответил прямо-таки по-обкомовски: «Мы его обязательно поправим…»

 

***

Ельцинские реформы, а по сути – разграбление России западными компаниями (для них слово «реформы» никогда и ничего другого не означали), проходили под идеологическим слоганом «Возрождение». Видимо, имелось в виду декоративное возрождение атрибутов Российской империи. И, действительно, к 2000 году воссоздали храм Христа Спасителя. Для этого в 1994 году снесли едва ли не единственный в стране любимый мною зимний бассейн под открытым небом «Москва», который был вырыт на месте взорванного 5 декабря 1931 года храма Христа Спасителя, воздвигнутый по проекту архитектора Константина Андреевича Тона в честь победы над Наполеоном на пожертвования, собранные всем миром. И строился он целых 44 года, а освящен в 1883-м.

Никто уже не узнает, сколько на самом деле ушло денег на строительство современного здания храма Христа Спасителя и сколько средств было разворовано. Но через сто-двести-триста лет нашим потомкам уже будет безразлично: первозданное это сооружение или нет. Ведь мало кто вспоминает, что, например, знаменитые химеры Нотр-Дам де Пари – это «новодел» конца XIX века, а не средневековые скульптуры. Для потомков храм Христа Спасителя на Волхонке будет историческим, может быть, единственным достойным памятником эпохи Ельцина.

 

Харбин. Софийский собор

 

Мне несколько раз доводилось бывать в Харбине, который называют «Русской Атлантидой». Чудесный русский город был построен возле маленькой китайской деревни русскими эмигрантами первого поколения, то есть времен гражданской войны (была и вторая волна – в годы коллективизации). Сейчас это целый мегаполис. Всякий раз я посещаю краснокирпичный Софийский собор – копию взорванного Благовещенского кафедрального собора. Впечатление чего-то возвышенного и одновременно грустного. Никаких служб там, конечно, нет: в 1990-х годах умерла последняя русская эмигрантка. Фрески почти осыпались, алтаря нет, а за исчезнувшими царскими воротами, куда никому не разрешается входить, кроме священнослужителей, – что-то похожее на сувенирную лавку. Но будем благодарны китайцам и за то, что содержат собор в чистоте и порядке.

По аналогии с воссозданием московского храма Христа Спасителя в Благовещенске решили восстановить кафедральный Шадринский собор. Даже фотографии не нужны: поезжай в Харбин, и вот он тебе – двойник храма. Но денег хватило только на то, чтобы разрушить лучший в городе кинотеатр, построенный в начале 1960-х на месте взорванного собора, в котором в 1990-е годы устроили очень плохой зоопарк. И вот уже много лет мы ходим по пустырю, где ни храма, ни кинотеатра, ни зоопарка. Но справедливости ради надо сказать, что местным предпринимателям удалось воссоздать другой взорванный собор – Пресвятой Богородицы (Благовещенья), который ныне считается кафедральным.

 

Благовещенск. Собор Благовещения
 

Вспоминаю свои впечатления от Ватикана. Огромные толпы туристов, тесня друг друга, как и в Запретном Городе (резиденции китайских императоров) в Пекине – один к одному, – медленно перемещались по огромным залам собора Святого Петра. Было познавательно, но очень утомительно. А на следующее утро я пошел пешком в Ватикан (исторический центр Рима сравнительно небольшой) и спокойно за несколько часов обошел доступные мне полуосвещенные и полупустые помещения собора, поражаясь их великолепию и грандиозности. Попросил кого-то сфотографировать меня в редком лучике солнечного света, прилетевшем через отверстие в главном куполе собора.

 

Ватикан. Собор Святого Петра

 

С удивлением разглядывал лежащих в стеклянных саркофагах на уровне обычного стола тела почивших римских первосвященников и вспоминал непристойные и даже циничные телевизионные дебаты бывших профессиональных атеистов о том, лежит ли тело Ленина в Мавзолее выше или ниже уровня земли, и как это соотносится с христианскими обычаями и канонами.

 

Таиланд. Город храмов

 

Я много видел в своей жизни храмов, даже целые древние «города храмов», как в Таиланде. Иногда вспоминал про то, как неправ был неистовый отец Геннадий, отказывавший в духовности всем неправославным.

 

Благовещенск. Собор Благовещения
 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка