Комментарий | 0

Диалог учёных

 

Письмо Л.И Красовского от 8 февраля 1977 года о книге Андрея Платонова «Избранное» (М., 1966).
Очень интересный материал для литературоведов.
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.32-36).
 
Из письма Л.И. Красовского от 14 февраля 1977 года.
 
«Без крыши нас не оставят, но без телефона обязательно. Нужен блат, но его надо сберегать смолоду, а мы проворонили все: сестра на физике, а я на биологии. И теперь хоть шаром покати: одни Любищевы, Петряевы, Насимовичи, Шумихины, Фортунатовы. Они сами прожили всю жизнь без телефонов и автомобилей».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.37).
 
Из письма Е.Д. Петряева к Л.И. Красовскому от 7 марта 1977 года.
 
«По книжной части есть любопытные штучки. Сильная повесть Евгения Носова «Усвятские шлемоносцы» («Наш современник», 1976, №№4-5). Захватила многих. При случае посмотрите.
Недавно познакомился с «кардиоцентризмом» Войно-Ясенецкого (об этом писал и Павлов). Остальное мне показалось неубедительным.
Сейчас ищу сведений по истории гомеопатии. Вятка когда-то была столицей гомеопатии. Знаменитый П.В. Соловьев – вятич, имел тут аптеку. К сожалению, материалов мало. Даже «Домашний лечебник» Соловьева (4 издания!) почти нацело исчез. А там интересная страница о Вятке! Где-то у В.И. Даля были статьи в защиту гомеопатии. А сколько чернил было пролито в спорах! Занятно!
P.S. С А.Д. (Фокиным – А.Р.) обмениваемся письмами. Надеюсь, скоро увидимся».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.51).
 
Из письма Л.И. Красовского от 9 марта 1977 года.
 
Приятно было получить очередную книгу Валентина Дмитриевича Сергеева, да еще о Красовском, о том, что революционер. Если спутают с ним, то вряд ли ошибутся. Конечно, не прочитал, но просмотрел страницы и рисунки.
Бедный Валентин Дмитриевич не боится, что когда-нибудь и о нем писать будут, и что напишут? Знаю жену его Валентину Ивановну (кажется вторую в Вятке все должны знать все про всех). Знаю, что у них был один наследник, нужны деньги.
Лучше всего почти в революционеры, вроде как В. Гете у Энгельса (с.9), попал сам отец Архимандрит, настоятель второклассного вятского Успенского Трифонова монастыря и семинарии ректор Красовский-отец, в монашестве Амвросий. Иероним Геппнер при всей своей учености (он был слоном против Амвросия) дальше третьеклассного монастыря не вышел, хотя и прожил более (или около) 60 лет. Сан хотел снимать с себя! А прослужил лет 30 в архимандритах. Был вторым лицом в Вятке после епископа. Это Амвросий-то! Крамольник!!! Спросили бы у дорогого Валентина Дмитриевича католик ли современный Папа, Его Святейшество, Павел VI?
Спасибо за статью М.П. Павлова. Тоже дорогой человек и тоже чувствуется вакуум в редакциях. Засасывают строчки и мало берегут целлюлозу, если рубят, осушают и печатают, продолжая осушать и вырубать».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.47).
 
Из письма Л.И. Красовского от 17 марта 1977 года.
 
«Задумала моя сестра Гали Ивановна сдать бумагу в утиль, чтобы  купить книгу «Лунный камень». Потребовалось 20 кг. Быстро собрали мы большую кучу газет, но не хватило 1,5 – 2 кг. Тогда сестра предложила сдать обе наши диссертации. Они потянули около 5 кг. Наука-то тяжелая! Пришли мы на приемный пункт утильсырья, а там 100-килогаммовая торговка наотрез отказалась принять наши монографии технических и биологических наук: «Пишут эти дурацкие диссертации. Куды их девать?» – кричала на нас дебелая красавица. «Ну, куды я их дену? Видите, все завалено диссертациями, а вывозить не успевают. Машины взяли на уборку снега».
Все же диссертации складируют на помойках. Московские евреи, из тех, у которых «факт на лице» и коим менять фамилию бесцельно, задирают носы и усердно поганят русский язык. От них я услыхал и «складируют» на лекции по ботанике, причем русские юноши и девицы усердно записывали и запоминали «новейшую терминологию». Вероятно, придется писать «записуровали» и «запоминировали»…
По-немецки глагол часто оканчивается на ilren. Не так ли на идиш?
 
 
У архиепископа Никанора (Бровковича) в 1887 году было написано, что Пушкин «Евангелие знает, «Песнь песней» пересказывает, псалмы цитирует». Не цитирует, а цитует. С тех пор сильно съехали на «яровизируют», вместо сабининского «яровизуют» (профессор Сабинин упрямо повторял «яровизуют», а Лысенко, как одессит, «яровизировал»).
Не пора ли охранять природу не только лесов, полей и рек, но и языка? Ведь вятский-то говорок не совсем исчез-то? А сколько с ним погибло идиом и языковых уникумов! А ведь истребили его с ожесточением, с издевками, с насмешками. Пришлось мне слышать его у одной интеллигентной женщины Шукало в Кирове (она давно вышла на пенсию, кажется, Надежда Антоновна). Показалось мне очень хорошо. Может быть ошибаюсь, но даже у простых старушек временами выходило изумительно.
Неужели мой однофамилец заслужил столько внимания, что справедливо о нем сочинять гипотезы? Для меня ни малейшего сомнения нет, что его отец в 1000 раз интереснее и содержательнее, и больше заслуживает гипотез, например, о его подспудной радикальности. Уж не было ли Его Высокопреподобие народовольцем или, хотя бы, масоном?
Года два тому назад читал Н.Н. Яковлева «Август 1914 года» (издательство «Молодая гвардия»). Так там написано, что в 1917 году, во всяком случае, в феврале по старому стилю, все сделали масоны. Почти как у Нилуса, только без «жидов». А ведь моя диссертация побывала на Лубянке. Взяли ее в 1950 году за неимением ничего более подходящего. «За неимением кухарки употребляют повара» – объяснил мне мой тогдашний майор-благодетель. Потом, спустя 1,5 года, когда заканчивал, спросил: «Куда девать эту штуковину?». И указал на диссертацию. Я ответил: «Мне все равно». Я уже знал, что «будет пятак, а то гривенник или четвертак». Вышел четвертак, по Собакевичу «угол». «Так мы сожжем ее». «Жгите». Но не сожгли, а вернули родным. А теперь и сжечь-то негде. Зачем тогда не усилил свое намерение просьбой! Ведь ни разу не посмотрел написанное».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.48-50).
 
Из письма Л.И. Красовского от 16 апреля 1977 года.
 
«Достали «Вестник офтальмологии» (по совету врача) и увидели, что в моей болезни медицина стоит на уровне времен библейского праотца Ноя и его трех знаменитых сыновей и не менее знаменитых потопа и ковчега. На современном циничном языке медиков болезнь не курабельна. Так сказал нам в феврале 1973 года доктор Федоров в институте нейрохирургии про мою жену Ирину: она некурабельная и забирайте ее. Куда? Куда хотите. Держать ее нет смысла. Место нужно для тех, кого еще можно спасти.
Вот уж не ждал, что Вы упрекнете меня в мизантропии. Ну какой же я мизантроп, если в свои 65 лет, я не добавил в мир ни одного микроба зла. Конечно, участвовал в общих злодействах, которых много и которые, по-моему (и по М.А. Булгакову), идут от злокозней Диавола. Ездил, например, на работу в переполненном трамвайном вагоне и помню наступил каблуком на палец ноги в туфле какой-то молодой дамы. Кость хрустнула под моим ботинком. С трудом я повернул голову и выдавил: «Извините!». А ее перекосило от боли, и она не могла ответить, быть может, в состоянии полуобморока.
Сколько раз я получал билет на поезд по командировке без очереди, а сотни женщин, стариков и детей оставались на ночь под открытым небом на жестоком морозе. И я никогда не отдал свой билет никому.
Был счетоводом в колхозе Лысково Лукинского сельсовета под Владимиром по указке парторга – никто туда не шел добровольно. Работал там года три и выдавал по 1,5 грамма зерна на трудодень ежегодно в счет 15% нормы от сдачи зерна государству и МТС. И больше не выдавал ничего. В семьях выбивали по 2000 трудодней и получали по три килограмма ржи в год.Проклинали меня и сейчас клянут. А от меня ли шло это зло? А лысенкизм, которому обучал я детей и студентов с полным знанием педагогического мастерства! Сотни голов до сих пор забиты дикой белибердой от моих стараний. Взяток не брал ни разу. Да и не давали в мое время ни деньгами, ни натурой. Не был грубым и злым, но строгим и требовательным. Не халтурил на уроках и лекциях. И ведь учеников и студентов любил. Возил деревенских ребят в театр и на экскурсии. Какой же я мизантроп?
Ведь и церковник-то я больше всего потому, что церковь обязывает возлюбить ближнего своего, как самого себя. Добро творить ненавидящим нас. И молиться за готовящих нам напасть.
 
 
Помню обновленческого батюшку отца Александра Эндеку, который служил в 1929 году в церкви Гребенской Божьей Матери на углу улицы Кирова и проезда Серова, что на площади Дзержинского. В 1930 году отца Александра посадили, а церковь снесли. Летом же 1929 года я работал счетоводом во Всекопромсоюзе, на Кузнецком мосту, и перед занятиями заходил в переполненную церковь каждое утро. Обновленческий батюшка упрощал службу и всегда импровизировал свою молитву, из которой я на всю жизнь запомнил слова: «И не дай мне, Господи, сегодня быть причиной чьего-нибудь несчастья».
Никого я не убивал и не бил ни на войне, ни в лагере. Никого не сажал, не оклеветал, хотя терпел за это колотушки на своих боках.
А Вы меня считаете мизантропом».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.60-65).
 
Из письма Л.И. Красовского от 31 мая 1977 года.
 
«В Юрьевской церкви будет музей атеизма в Котельническом районе! И это – народ Богоносец! Ужас!
Впрочем, Чехов нигде, кажется не хвалил Достоевского, а народом называл «тех, кто глупее нас и грязнее нас, мы – это не народ». Это в дневнике. Более точного определения этому сборному тривиальному понятию я не встречал. Спасибо за моего «великого» однофамильца».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.96).
 
Из письма Л.И. Красовского от 14 июля 1977 года.
 
«Радуюсь, что вижу и даже могу писать. За Виктора Георгиевича (Шумихина –А.Р.) очень рад и одобряю его тему. В остальной части Вашего письма много интересного, но мне совсем неведомого: кардиоцентризм, гомеопаты, П.В. Соловьев и даже Ганеман. Занимаюсь с медсестрой, готовлю ее в мединститут (бесплатно) и, кажется, потерплю страшную неудачу. Теряю знакомых. Как Плюшкин: у него одни померли, другие раззнакомились. У меня больше последних. Из Вятки недавно был Виктор Александрович Чащухин, поглощенный своей небезынтересной и небесполезной диссертацией.
Второй мой кировский ученик работает в Архангельске и не отвечает на полдесятка моих писем. Впрочем, может быть, находится в командировке. Навещал меня в мае в больнице.
Из Вятки пишите только Вы. Дорог мне еще там Виктор Георгиевич и, конечно, Фокин.
Появились новые друзья по больнице. Люди особенные и дружба особенная, соединяемая на болезнях.
На сером фоне забитых катарактных старушек и молодой шпаны с травмами, вспоминается одна бывшая студентка-математик Наташа Решетова, интеллигентная, обреченная на слепоту, 29 лет, девушка. Наташа ушла из университета.
Слово «шпана» придумал 86-летний Виктор Александрович Грязнов, из военных. Знал Блюхера.
В тюрьме считалось, что видеть змею во сне, к счастью. И верили в это едва ли не все, включая и коммунистов. Проснется, бывало, бывший майор Никита Ильюхин, доцент из Ленинграда и радуется: «Ну, братцы, змею видел!».
А остальные зеки завидуют…».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.3-5).
 
Из письма Л.И. Красовского от 22 сентября 1977 года.
 
«О сознании и мышлении у растений недавно думал в связи с вопросом бессмертия. Пришел я к выводу, что смерть в полном страшном смысле этого слова, свойственна только человеку и состоит в том, что он понимает, сознает ее, что он понимает, сознает ее, чего не может делать ни одно другое существо в мире. Сущность смерти заключается в необратимой потере сознания. Человеку не жаль потерянной конечности, или заболевшего желчного пузыря, или иной части внутренностей. Жизнь остается, досадны лишь возникающие от резекции неудобства. Но гибель сознания без надежды его восстановления, которая теряется с последним вздохом, есть смерть. Человек сознает свою смерть задолго до ее прихода.
Ни одно самое совершенное млекопитающее не знает своего возраста и не ждет конца, понятия не имея о рентгено- или кардиограммах, о процентах гемоглобина. Животное страдает от боли, от слабости, от беспомощности. Но у него нет сознания и нет смерти в человеческом смысле. Не зря в нашем языке про животных не говорят умер, а говорят сдох или околел.
Вряд ли млекопитающие так остро переживают болевые ощущения, как человек. Вспоминается меченье ондатры в Сибири под Барабинском в 1961 году. С ночи были расставлены живоловные клетки. Утром, часов в 9, мы поплыли к ним и во многих находили зверьков по одному в клетке. Зверька вытаскивали за хвост, сажали в воронкообразную проволочную сетку, фиксировали и метили: плоскогубцами откусывали один, два, три, а то и четыре пальца. При этом пальцы передних конечностей означали единицы, а пальцы задних – десятки в нумерации зверька. После этого ондатру выпускали в воду. До сих пор помню одного ондатренка, просидевшего в клетке , вероятно, всю ночь. После ампутации пальцев, зверек вынырнул на сплавину, откусил молодой побег тростника, сел на задние лапки, взял кусочек в передние и, непрерывно крутя стебель, стал есть с нескрываемым аппетитом, хотя по зеленому стеблю обильно текла кровь из остатка пальца. Человек так не смог бы…
Очень интересна спячка, по существу временная смерть у многих млекопитающих, включая медведя.
По-видимому, человеческий сон – тоже временная смерть, особенно если сон глубокий, который ничего общего не имеет со сном млекопитающих, тем более, животных с сильно выраженной примитивностью.
Наиболее примитивные позвоночные вмерзают в лед осенью и, оттаивая, оживают весной. Значит, тем самым, признается временная смерть на зимний период у всех холоднокровных. В «Здвиженье» они умирают (27 ноября по новому стилю), в Благовещение (25 марта по старому стилю) оживают ежегодно. Боль они переносят без видимых признаков мучений. Перерезанная пополам змея извивается обеими половинками, лягушка с отрезанной головой выпрыгивает из банки и скрывается в траве. Никаких зачатков сознания, как, скажем, у обезьян и собак, холоднокровные не имеют, и понять смерть не в состоянии.
Человек на их месте тоже не знал бы о неизбежности его смерти и, в нашем понимании, считал бы себя бессмертным, возможно так же, как теперь считает себя венцом творения, короной эволюции, абсолютно ничего не видя далее своего носа за пределами трехмерного пространства и линейной координаты времени.
Мир беспозвоночных – совсем особый мир, а скорее несколько, даже много, различных миров. Наиболее совершенные из них (насекомые, моллюски) имеют органы чувств, но совсем не знают боли. Они, еще более, бессмертны, субъективно. Может ли муха ощутить смерть, когда прилипает к липучей (ныне забытой!) бумаге? Если она оторвется, потеряв ногу, а то и две, и три, она немедленно улетает. Здесь же не пальцы, как у ондатренка, а две-три конечности.
Анабиоз – дело самое обычное. Нужен ли регулярный сон, и какой продолжительности, вряд ли известно.
Корреляция бессмертия и бессознательности (отсутствия сознания) прослеживается при сравнении разных уровней организации животного царства: чем сильнее развито сознание, тем более жестока смерть.
Теперь о растениях.
Принято считать, что всякой живой плазме свойственна раздражимость. Когда-то я учил, что растения подчиняются изучаемому в психологии закону Вебера-Фехнера: реакция организма на раздражение пропорциональна десятичному логарифму раздражения. При усилении освещенности в 100 раз (log100=2), угол изгиба прорытка (колеоптиля) овса в сторону света увеличивается в два раза. Так же точно, при увеличении числа повторений заучиваемого стихотворения в 100 раз, число запоминающихся строк увеличивается вдвое (хотя бы при статистически больших числах опытов).
Вместе с тем ни у одного растения нет никаких зачатков нервных тканей или нервных клеток. Нет у растений и никаких признаков нервной деятельности и, тем самым, психики. У них не ни ощущений, ни чувств, ни намеков на сознание. Все сенсационные сообщения каких-то «индийских ученых» об этом дальше научно-популярной фантастики не пошли и, к счастью, в науку не проникли. Растения не знают боли, не знают страдания, горя. Вместе с тем, у них нет и радости, наслаждения, удовольствия, конечно, в нашем понимании.
 Растительный мир неоднороден. На последнем конгрессе ботаников грибы признаны не растениями: они не имеют хлорофилла и гетеротрофны. Их выделили в новое царство организмов. Но по отношению к нервной системе и психике все растения и все грибы одинаково свободны и от системы и от ее проявления. Как и в животном царстве, отсутствие психической и нервной деятельности тесно коррелируют с бессмертием, которое у растений распространено очень широко вместе с вегетативным размножением корневищами, клубнями, луковицами, кусками тела и так далее.
К.А. Тимирязев, ссылаясь на француза Константена, указывает, что свыше 90% видов растений наших лесов и лугов размножается вегетативным способом. Федченко и А.Ф. Флеров то же пишут о водных растениях. Известная ЭЛОДЕЯ, занесенная в Европу лет 200 тому назад , не могла размножаться половым путем, потому что она двудомное растение. Проникли же в Евразию особи лишь одного пола. Между тем ЭЛОДЕЯ заполонила водоемы Европы и сейчас едва ли не перевалила за Байкал. В народе ее зовут водяной чумой. Настолько обильно она разрастается. И огромная ее плотная заросль, часто лишь одно растение с сотнями и тысячами побегов. Размножается она только вегетативно, расселяется птицами, которыми и поедается. И теперь, встречая заросль ЭЛОДЕИ под Барабинском, мы видим не потомков тех мигрантов, которые проникли в западноевропейские порты 200 лет тому назад.  А видим и берем в руки тело самих мигрантов, если не их более древних предшественников, вегетативно размножавшихся в Новом Свете. Таким образом, ЭЛОДЕЯ бессмертна и вечна, поскольку вечен окружающий нас комплекс экофакторов. Конечно, можно говорить о прошлогодних побегах ЭЛОДЕИ, как мы говорим о прошлогодних листьях дуба. Но от этого сам дуб не сделался другим после прошлого года. Не сделалась другой и ЭЛОДЕЯ, когда на отмерших побегах прошлой осени из зимовавших почек вырастают свежие побеги новой весны. И таких растений тысячи видов: картофель (кормилец), тростник, пырей, осина, многие виды  ив и так далее.
Есть многолетние растения без вегетативного размножения: сосна, ель. Они живут до 500 лет. В академическом издании «Деревья и кустарники СССР» сообщается, что около Этны в Сицилии есть каштаны в возрасте более 6 тысяч лет. Тис ягодный живет 1000 и более лет. Но это не бессмертие.
Совсем как люди умирают однолетники: рожь, пшеница, пастушья сумка и так далее. Они живут от оплодотворения в июне-июле до нового оплодотворения через год, если, впрочем, не задерживаются с прорастанием семян. Однако смерть ржи люди называют спелостью, которой предшествуют молочная спелость и восковая («предсмертная») спелость. Не говорят: рожь умерла. Но говорят: рожь поспела. Гибнет миллион жизней на каждом гектаре, но самый сердобольный природоохранитель не прольет ни одной слезы. Не потому ли это, что здесь не гибнет нервная ткань, а без этого в человеческих понятиях нет смерти. Смерть растительного индивидуума во-первых не всегда случается, а во-вторых не всегда обнаруживается (срубленная ель даже в теплой комнате не умирает много дней), в-третьих она не ощущается умирающим индивидом (субъективное бессмертие) и, наконец, не считается смертью даже в обиходе людей (спелость). Иногда, впрочем, геоботаники говорят и пишут об осеннем отличии растений, путая смерть однолетников с анабиозом многолетних видов, которых большинство в растительном покрове. Тем самым подчеркивается тождество в понятиях ученых ботаников между смертью индивидуума и отмиранием части его организма при сохранении жизни особи.
В сравнении с человеком растения имеют явные преимущества. Они лишены счастья. Даже половой процесс у них проходит без тени любви, с бесстрастием паровозного колеса, отрезающего голову попавшего под него человека. У них нет ни Академии Наук, ни космодромов, ни театров, ни радости от собственной красоты. Они ничего не понимают и не могут строить Вавилонские башни…
Но они не мучают своих детей школьной наукой, у них нет сумасшедших домов и тюрем, они не воюют, не ревнуют, не спорят о совести, не знают боли и нужды, главное же нимало не предвидят смерть, не имеют кладбищ, крематориев, моргов, прозекторов. Ведь растения не болеют, не имеют врачей, больниц, даже нет у них ветеринаров и их клиник. Нагромождение антропоморфизмов даже в научной литературе (фитопатология, «больное» растение и прочее) – не в счет.
И, вместе с тем, растения – живые существа с такими же, во многом как у человека, клетками, аминокислотами белков, с такими же ДНК и РНК.
Человек, пожалуй, может только завидовать растению. Дорого платит человек за плоды с ДРЕВА ПОЗНАНИЯ ДОБРА И ЗЛА, да и познания то, кстати, очень ограниченные.
Существует ли СОЗНАНИЕ сильнее человеческого, и какое в нем участие принимают растения – вопрос неизбежный. Отрицательный ответ на него метафизичен, хотя для нас и обязателен, потому что мы своим сознанием не ощущаем ВЫСШЕГО СОЗНАНИЯ, как комар не ощущает наше сознание и не может догадываться о нем.
Моя сестра Гали Ивановна прочитала мне «Монахиню» Дени Дидро. Хорошо! Ничего там нет ни против Бога, ни против Церкви. Потом читали Г. Белля. Слабовато. За что ему дали Нобелевскую премию? «Бильярд в половине десятого» не можем одолеть. Утомляют пустяки».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.9-15).
 
Из письма Л.И. Красовского от 13 октября 1977 года.
 
«Писал Вам длинное письмо о нервных системах, запутался в повторениях и, к счастью, еще нашел возможность остановиться и даже устыдиться.
Завтра Покров по старому стилю. Праздник деревенской сытости, довольства и уюта…
В моей жизни, в этот день, в 1960 году смертельно заболела моя мама Елена Александровна инсультом и через 10 дней скончалась, а с ней кончилась лучшая половина моей жизни без тяжелых невозвратных потерь. Тогда я уже жил и работал в Кирове, во ВНИИОЗе, сразу сник и долго не мог восстановить работоспособность, столь нужную в науке.
А сегодня был в бане. Теперь это тоже событие. Ванны у нас нет – дом старый, а бани все закрыты, будто они – пережиток капитализма. В уцелевшие попасть удается счастливцам. Близко есть баня в студенческом городке. Баня маленькая и в нее с утра проникают компании юнцов до 20 лет с пивом и закуской и прочими благами. Юнцы эти раздеваются, греются в парной, выходят в предбанник и пьют, потом курят, потом лежат… Потом опять идут париться и снова пьют… И так до обеда. В обед их место занимает вторая смена уже до закрытия бани. Между лавками в предбаннике стоят столики «для отдыха» (?!), висят объявления: «Не курить», «Спиртные напитки распивать запрещается».
А я попал в Хлебников переулок у бывшего Андроньева монастыря (музей Андрея Рублева). Там старая баня, но вся сломана. В залах груды досок и мусора. Работает, однако, женский душ и там нет никого. Вот там мне и повезло. Перелез через доски, кирпичи и балки, проник к кабинкам и заперся в №28. И вымылся. Невероятно, но это случилось. Так вот каждую субботу приходится верблюдом пролезать сквозь игольное ушко. Или пора отвыкать от мытья?».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.16).
 
Из письма Л.И. Красовского от 6 ноября 1977 года.
 
«Большое спасибо Вам за три замечательных портрета А.Д. Фокина. Не знал, что он родился в селе Великорецком – церковном центре Вятской земли. Очень хорошо о нем написали: скромно, подробно и солидно. Отразили своеобразие его деятельности, неповторимой, как черты его лица, как особенности его личной жизни. При Ирине он бывал у нас часто. У него были мы с Ириной перед ее смертельной болезнью. Случилось это в январе 1973 года, когда Александр Дмитриевич сильно болел, и мы с Ириной беспокоились о нем, привозили ему еду.
Книга Л.С. Берга «Номогенез» вышла в начале этого года в издательстве «Наука» тиражом 5000 экземпляров. Спрашивал об этом в магазине Академкниги на улице Горького.
Василия Николаевича Скалона очень жаль.
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.8).
 
Из письма Л.И. Красовского от 31 декабря 1977 года.
 
«Поздравляю Вас с Новым годом и делаю это, как слыхал из газет, по приказу Петра I.  Начальстволюбивый (по Салтыкову-Щедрину) народ приказ ввел в обычай и закрепил его навеки. У нас пытались отменить эту затею в 1930-х годах, но потом опять ввели и сделали едва ли не лучшим казенным праздником в году.
Вы – совесть современной Вятки и это навеки веков сильнее, чем приказ Петра Великого. Простите, что пишу так прямо.  Это так и потому всегда писать уместно. Получил письмо от Виктора Георгиевича. Пишет, что Вам присуждена премия В.П. Бирюкова за «Салтыкова-Щедрина в Вятке». Поздравляю! Но, к стыду своему, ничего не знаю об этой премии.
У растений нет несовместимости и отторжения тканей и органов, и доказательством тому служат прививки, которые удаются на организмах разных видов, даже разных семейств. А как же с индивидуальностью ДНК? Почему такое невозможно у животных и человека? А может не в ДНК, а в каких-нибудь пустяках причина отторжения у человека?».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.7).
 
Из письма Л.И. Красовского от 19 февраля 1978 года.
 
«Никак не мог вспомнить Светлану Шешину. Знал Милю Шешину, работал с ней, делали анализы кормов ондатры и публиковали их в 1962 или 1963 году. А Светлана? И только 15 февраля, в Сретенье, я был у моей дочери Надежды Владимировны на дне рождения и она напомнила мне о недавнем разоблачении Светланой охотоведческой показухи и браконьерства в Котельническом районе. Очень рад, что именно Вы напомнили мне об этой, видимо, незаурядной журналистке.
О «Номогенезе» (Л.С. Берга – А.Р.) мне казалось, я Вам писал. В мае продавали книгу. Узнал я поздно, но интерес мой был праздный: книг не покупаю и не читаю.
На столе у меня оттиск статьи из «Вестника АН СССР» (1977, №10, с.112-124) «Классическая и неклассическая биология. Феномен Любищева». Авторы: доктор биологических наук Мейен, академик Б.С. Соколов и кандидат физико-математических наук Шрейдер. Статья ужасно заумная, но кое-что понял, поскольку знаком со взглядами А.А. Любищева. Отрицают, что форма всегда определяется функцией. Утверждают, что функция может выполняться множеством морфологических структур. Толкуют о канализированной, направленной эволюции. Мельком уверяют о высшей нервной деятельности (сознании?) у поликет и у их клеток. Выдвигают цитоэталогию без объяснения, что речь идет о поведении клеток и, судя по поликетам, о разумном их поведении (то есть клеток). Интересно упоминание о 16 уровнях реальности Любищева в связи с вопросом реальности классификационных таксонов. Реальность гвоздя, реальность стихотворения, реальность капитализма, реальность исторических событий. Реальность индивида, вида, рода, семейства -–все это реальности, но разные. Они стоят на разных уровнях. Если заинтересуетесь, посмотрите у Виктора Георгиевича.
Спасибо за вырезку о голубых елях. Волна хулиганства поднялась до высоты Октябрьского проспекта и памятника С.М. Кирову. И здесь уже зашевелилось начальство. Дали по три года лагерей, да еще с усиленным режимом.
А я знаю еврея Ставицкого, студента, которого избили до потери сознания. Увезла мальчишку «скорая помощь». Оформили следственное дело. Поймали негодяев. Привели их в больницу: Леня опознал их. У них были приводы и судимости. Не елку повредили, а человеческое тело студента. Милиция предложила Лене подать заявление о… прекращении дела, а бандитов извиниться перед пострадавшим.
Воображаю того вятского пьяницу, который явится в тюрьму, а потом в лагерь и у него спросят зеки с «мокрыми» делами: «За что попал?». «За срубленную ель». «Темнишь, керя» – возразят рецедивисты и никогда не поверят такому «понту» (обману). Превратят этого дядю во всеобщее посмешище, прозовут «еловой головой», или еще хуже.
Ох, и не по вкусу же всем эта «охрана природы», которую меня заставили читать сначала в педе, а потом в сельскохозяйственном институте и даже на курсах уполномоченных МВД. Никак никто не поймет, что именно надо охранять, от кого охранять и, главное, как? В данном же случае, по-моему, несомненно, правильно охрана поручена была милиции. Именно она бы и охраняла природу. Тогда бы и толк можно было ждать, и природа бы сохранилась. А все, кроме голубых елей, при мне «охраняли» пионеры и пенсионеры. Боюсь, и сейчас это так же и так пребудет.
Фортунатов, после розысков опусов Чаянова по Вашей просьбе, пишет мне несколько строк в год и мечтает встретиться. Но он чем-то болеет, да и живет в Пушкино».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.52-54).
 
Из письма Л.И. Красовского от 11 марта 1978 года.
 
«Письма А.А. Любищева не смогу прочитать даже для собственного удовольствия, которого, кстати, не имею по причине бедственного моего состояния и всего настроя мыслей. Напечатаны они мелким шрифтом с дефектами. Прежний интерес к ним пропал. Да и не найти мне их. Когда получал, куда-то складывал. О вечном хранении тогда не думал. Где они теперь, эти письма, где рукописи Любищева не знаю, а искать не могу – это труднее, чем читать.
Вы пишите в газете, что добро наступает на зло и в этом особенно усердствует молодежь. Вашими устами бы, да мед пить… И даже природу молодежь охраняет?! К счастью, мне теперь все равно. В этом испытываю какое-то внутреннее облегчение, в безразличии к миру зрячих людей, к их привычному злу. И к их добру, которое казалось горше зла и более чем оно привычным.
К сожалению, не могу помочь моему В. Чащухину, не успел».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.58).
 
Из письма Л.И. Красовского от 12 марта 1978 года.
 
«Сегодня – Прощенное Воскресенье. В прошлом году наш батюшка говорил, что нигде в мире этот день так не почитается, как на Руси с незапамятных времен. В характере русских прощать. Это их национальная черта характера. А батюшка знающий. Он шесть лет служил в Александрии и шесть лет в Вашингтоне и отправляли его туда от нас из Москвы. Он видел весь мир и говорит с полным знанием дела, отец Матвей Стаднюк.
Видели ли новую книгу Андрея Скалона «На бугре». Там второй его роман «Данилыч и Панфилыч». Читала мне моя сестра. Первый роман забыл сильно. Однако повторения несомненны. Не слово в слово, но сходств, в двух романах, много, даже план, кажется, общий. Может быть это не беда?».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.57).
 
Из письма Е.Д. Петряева к Л.И. Красовскому от 12 апреля 1978 года.
 
«Вполне понимаю Ваше настроение. И сам иной раз впадаю в подобную струю. Но пределы приспособляемости, сами знаете, так широки, что даже в самом дурном всегда есть что-то обнадеживающее. По складу характера Вы немного мизантроп, а это усугубляет дело. Врачи, я уверен, не грозят Вам скорой слепотой, тем более, что Ваше зрение порой улучшается. Всего лучше не вникать в медицинские подробности, которые тоже не абсолютны и порой противоречивы. Словом, я полон сочувствия, но Вашего пессимизма не разделяю. У меня тоже самочувствие не очень бойкое: что-то сердечное и сосудистое. Пью разные штуки (по настоянию дочери), но ни малейших перемен не замечаю. А лекарства чертовски дорогие. Правда, сейчас и у гомеопатов дерут с пациентов безбожно.
Отметили мы пятилетие «Вятских книголюбов», довольно шумно. Теперь готовим «даты» Н.А. Заболоцкого и В.Г. Короленко. Были гости, речи, раздача слонов.
Ввели в обиход новый сюжет: «Дымка сидит под деревом с книгой». Таковы плоды просвещения.
Вчера сдал свою рукопись в издательство. Начинается мучительная доводка. Для начала выкинули две главы (о Грине и краеведах, где я писал, между прочим, о Фокине). Говорят, позднее и в другом виде, может быть, напечатают. Фотографии и указатель взяли три листа текста. Накладно, конечно, но приходится соглашаться. Теперь на очереди московская книжка (10 листов). Требуют к осени.
Лень одолела, все кажется скучным и пресным. По декабристам так много написано ерунды, что трудно продраться до истины. Какой-то философ говорил, что обо всем написано столько, что понять уже ничего нельзя.
В 14 выпуске «Путей в незнаемое» довольно много места отведено письмам А.А. Любищева. Тут я снова подумал, что надо бы Вам пересмотреть письма Александра Александровича и дать из них экстракт. Даже то, что я видел, весьма примечательно. Вот жаль, что мы далеко друг от друга, а то бы я Вас растормошил.
О кончине архиепископа здесь говорят, что умер он как-то внезапно. Видимо сердечный приступ.
У нас плох Пленков. Тоже сердце сдает. Лежит в больнице «на уколах». (Какой все же у нас жаргон).
Что-то затих Насимович. Как видно донимает его астма, но работоспособность его удивительна. И все это как-то незаметно и основательно».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.230).
 
Из письма Е.Д. Петряева к Л.И. Красовскому от 21 апреля 1978 года.
 
«Кто в двадцать лет не оптимист,
А в пятьдесят не мизантроп,
Тот сердцем может быть и чист,
Но идиотом ляжет в гроб».
Так писали еще в прошлом веке. Не вижу, дорогой Лев Иванович, ничего обидного в слове «мизантроп», но готов взять его обратно.
Обещали дать мою статью, в ней я упоминаю А.Д. Фокина.
Прислали мне три томика Ренана «Жизнь Иисуса», но пока только перелистал. Вообще на все нет досуга. Завяз в мелочах, запустил переписку».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.79, л.200).
 
Из письма Л.И. Красовского от 1 мая 1978 года.
 
«Как Вы любите Виктора Георгиевича! И это очень справедливо. Вряд ли можно его не любить. Он сам знает об этом и это ему не ново. Главное же, что он иным быть не может.
Б.Д. Злобин («Боба-Злоба») – любимый ученик П.В. Плесского, знаток местных птиц, которых держал дома, как и рыб (не местных, конечно) во множестве! В этом бесспорная его заслуга: знать и содержать птиц может не всякий. Остальное впервые узнаю о нем из Вашего письма, кроме, впрочем, отрицания В.Н. Скалона, едва ли не обязательного в Кировском ВНИИЗе».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.66).
 
Из письма Л.И. Красовского от 9 апреля 1979 года.
 
«Звонил А.А. Насимович и передал Ваш, всегда дорогой, привет.
Читаю лекции слепым. Одну о зубрах, другую о лосях. Заработал 60 руб. В Москве то ли 7, то ли 10 тысяч слепых. Лекции случает едва ли не пятая часть их. Есть люди сносные, есть ужасные. До краев и выше наполнены патриотизмом. Кто пограмотнее, называют Солженицына навозом, а также Белля за его дружбу с Солженицыным. На лекциях международников некоторые слушатели на «жидов» и подают громкие реплики… В каждом районе выпускают стенгазету. Безумно влюблены в собрания. Полагаю, что имею дело с представительной («репрезентативной») выборкой из многомиллионной совокупности.
Достали немецкую пластинку со Страстями Господними по Евангелию от Луки. Исполняют различные голоса по нотам Генриха Шютца (умер в 1670 году, за 10 лет до рождения Баха).  Наша фирма «Мелодия» выпустила пластинку с Пасхой Христовой, записанной в Троице-Сергиевой Лавре в 1978 году. Но достать пластинку невозможно».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.210).
 
Из письма Л.И. Красовского от 25 апреля 1979 года.
 
«Спасибо Вам за гуманизм настоящего русского медика, да еще военного. Святое это дело… Но как берут нынешние врачи! Как берут! Поганят звание, профессию, науку…
Завтра защита у В. Чащухина, бывшего моего ученика в КСХИ. Юноша родом с Урала, из Лысьвы.
В.Г. Пленкова очень жаль, хотя я не помню к нему симпатии, потому что , как мне казалось, ему очень хотелось быть хунвейбином и он страдал от затяжной невозможности реализовать влечение своего сердца, как, впрочем, и многие вятичи, да и только ли они? Вместе с тем он в пенсионные годы сделал так много, что заполнил огромное пустое пространство от архивиста родного края едва ли не до частного детектива.
Виктора Георгиевича (Шумихина – А.Р.) жалею совсем другой частью своей души. Это – совсем другая партитура и другое звучание. Надеюсь, что все обойдется.
От А.Д. Фокина получил письмо с замечательной элегией о весенней грязи и рваных галошах…
Где Петров Александр (Иванович?)? Знаю его по архиву и очень ценю.
Начитывают магнитофонные ленты хорошие мастера дела. Запомнились имена Самойлова, Торневского, Репиной. Но у всех у них одна беда: не знают верных ударений в церковных текстах. Атеизм растлил русскую грамотность в этой ее части. Если мастера дела не умеют читать, то как же читают шкрабы, чаще же шкрабики (по Косте Рябцеву), а, тем более, их пренадежно атеистичные питомцы? Еще недавно, лет 10 тому назад, в каком то телефильме дети спорили на тему: что такое крестный ход? И одна девочка сказала, что это «скорая помощь». Салтыков-Щедрин в «Пошехонской старине» пишет об одной крепостной старухе, которая любила хвалить взахлеб свое рабство и покорность господам, но за то, что на том свете рабы за свои мученья (!) будут вечно блаженствовать. Это ужасно злило помещицу, и она порола старуху, однако хитрая бабка не унималась.
В тюрьме нам стригли щетину на бороде и усах через каждые 10 дней. Однажды этот срок пропустили и мы обросли. Тогда один немец сказал кому-то из зеков: «Ви сталь похож на Христос».
Вчера не успел отправить письмо. Только что позвонил В. Чащухин: из 15 членов Ученого Совета за него подало 13 голосов, против него – два. В день защиты пришел отрицательный отзыв Б.Д. Злобина, единственный отрицательный из семи отзывов и трех рецензий. Поступок «Бобы Злобы» очень злой и коварный и отзыв выглядит как типичный клеветнический донос. Как же много злодеев! А я все склонен был к хорошему мнению о «Бобе» и переживал за него, когда его прижимали в институте (а прижимали его часто и сильно) и переживал не менее сильно, чем сейчас переживаю из-за его скверны. Как интересно все поворачивается в жизни!».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.199-209).
 
Из письма Е.Д. Петряева к Л.И. Красовскому от 4 мая 1979 года.
 
«Об ударениях много спорят. Когда «Слово о полку Игореве» читают по-старому (или даже поют) – возникает совершенно иное представление о его музыкальности.
Виктор Георгиевич из больницы выписался, но еще слаб, хотя числится «в строю». Готовит немецкий, надеется сдать в июне (это последний, очень теперь осложненный).
Б.Д. Злобина давно не вижу. Спрошу его о причинах отсутствия на наших заседаниях. Раньше он был активным.
Показали мне «Часовник» (без титульного листа, нос пояснением, что книга напечатана с изданной при царе Алексее Михайловиче в Почаеве). Это видимо старообрядческая «энциклопедия». Судя по бумаге – XVIIIвек…
Какова весомость «Часовника» в обрядовой системе? В словарях я что-то сведений не нашел. А почему Почаев издавал книги? Посылаю некоторые вырезки, может быть, заинтересуетесь.
В конце мая готовим пушкинское заседание, но сенсаций не будет. Начинаются отпуска, а старцы инертны.
Интересна книга Э Мурзаева «Рассказы об ученых и путешественниках» (М., «Мысль», 1979)».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.211-212).
 
Из письма Л.И. Красовского от 13 мая 1979 года.
 
«Во всех печатных церковно-славянских текстах на каждое слово обязательно ставилось ударение, и потому спорными для чтецов они быть не могут. Неправильное ударение – бесспорный признак безграмотности.
В 1930-х годах в МГУ профессор Алехин (один из основоположников геоботаники, учивший еще А.Д. Фокина), флегматичный и молчаливый, слушал доклад студентки на заседании кружка. Девица говорила о крапиве и много раз повторяла ее латинское название Urtica dioica, но ударение смещала на предпоследний слог. В.В. Алехин слушал, по обычаю, закрыв глаза, будто в дремоте. При обсуждении же доклада он похвалил девочку, но не простил ей своих мучений от искажения ударений и закончил выступление памятными словами: «Взять бы эту Urticy dioicy да и отхлестать виновницу по  известному месту».
О часовнике справлялся у отца Леонида. Это не богослужебная книга. Часовники (их много и они разные) предназначены для домашнего благочестивого чтения и содержат молитвы, псалмы и тропари.
У старообрядцев ЧАСОВНИКИ используются до сих пор вместе с ЧАСОСЛОВОМ. И у украинцев они были в ходу, особенно в Галиции.
В Почаевской лавре старообрядческого издания быть не могло, так как она подчинялась Священному Синоду, а там старообрядцы почитались хуже, чем фашисты. Старообрядческий ЧАСОВНИК мог быть напечатан или до раскола в 1654 году, или после создания Белокриницкой митрополии в Австро-Венгрии в 60-х годах XIXвека, а еще вернее, после Манифеста о свободах в октября 1905 года. Отличить старообрядческие книги от «никонианских» можно по следующим признакам:
  1. Иисуса нигде нет, везде Исус.
  2. Нет трегубой аллилуйи, везде только двугубая, то есть аллилуйя поется или читается не трижды, а дважды.
  3. Вместо Николая везде обязательно Никола. В книге протопопа Аввакума нет и Николы. Там Микола (стилизация).
Сергей Александрович Корытин, едва ли, не единственный еще живой человек во ВНИИОЗ, который Скалон называл Институт второсортной зоологии.
В Архангельске знал Зоила Григорьевича, лесничего лет 30, огромных размеров и страшной силы. И он плакал (буквально) от тогдашнего (1962-1965) лесного разорения – лесного разбоя по Л.М. Леонову. Зоил искал себе место управдома, чтобы не видеть лесную погибель. В те годы ликвидировали Министерство лесного хозяйства и лесничих подчинили лесозаготовителям, в Кировской области – Кирлесу. Каково было бы, если бы упразднили завмага, а продавцов подчинили бы покупателям? После октября 1964 года возродили Министерство лесного хозяйства и независимость лесничих от заготовителей.
Аркадия Васильевича Созинова знал по Кировскому сельскохозяйственному институту и пробовал даже сотрудничать с ним по измерению радиоактивности тростников разных пунктов СССР. Под Архангельском, в Слободском озере, радиоактивность настолько высока, что если бы на месте ондатры был человек, он давно уже вымер бы, как, впрочем, вымирает и ондатра, без видимых причин, если не считать эту радиоактивность, которой никто не интересуется. Тогда я не знал, что Аркадий Васильевич – расстрига.
Очень рад выздоровлению дорогого старообрядца Виктора Георгиевича (Шумихина – А.Р.)».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.213-228).
 
(Продолжение следует)

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка