Рейтинг публикаций

А Нил, он широкий. Однако же поуже Днепра. Но никак не поуже Невы. Вода зеленая. А если отражается небо, то голубая. А оно отражается.

...в России произошло нечто более страшное, чем литературная катастрофа. Начиная с 1917 года, в России возник феномен назначаемой славы. Возьмем соратников Ленина – Воровского, Урицкого, Семашко, Троцкого, Сталина, Зиновьева… Всем им почти сразу после своего прихода к власти Ленин дал или по целому городу, переименованному в их честь, или, в крайнем случае, по улице-другой чуть ли не в каждом городе. В общем, они стали считаться гениями и талантами. А за что? Они повторяли пустоту, которую он говорил.

Он считал, что Россия разбита на многие десятки тысяч считающих себя фактически суверенными империй: "приватизированных" заводов, бывших колхозов, коммерческих фирм и т.д. Руководители-императоры имеют, по существу, все права глав иностранных государств, вплоть до найма собственной вооруженной гвардии из так называемых телохранителей. Естественно, против "российских шпионов" — налоговых инспекторов, ревизоров, журналистов — выставляют своих опричников: и с кнутом, и с пряником. Не поддаться способны разве что герои-одиночки.

Это был оригинальный рыночный ход. <Горячих точек полно? - думал Телемах - Полно! Значит, и одноруких должно быть много! Это же гуманизм, и золотое дно, если правильно продумать ассортимент!>. И он продумал.

В писательской элите принято: кому велит покровитель, тому и подражаешь. Один сибиряк подражал «Бедным людям» Достоевского, другой – Максиму Горькому. А оба эти сибиряка ведь о деревне писали. Москвичи подражали, в основном, Льву Толстому, а один ленинградец – Лермонтову. Элиту копировали писатели помельче. В Переславле все были эпигонами Бунина. Все, кроме этого Макарова.

О, как наивен тот, кто верил, что рынку нет нужды мошенничать и лгать, что в мире умерла жестокость.

Макарову и в голову не приходило публиковать новеллы раньше, чем появится у него текст-шедевр. Сейчас он такого в папке не видел. Шедевр должен появиться в результате записи: так Макаров называл состояние не от мира сего, когда слова к нему приходили извне, будто не с нашей планеты...

Сейчас в обществе модны три вещи: запрещать, приезжать из Челябинска и рассказывать о том, что мы состоим из вещества, выброшенного взорвавшимися звездами. Ощущение, что знание о звездном веществе делает из любого неудачника звезду.

- Печенье всегда было, - сказала Нора. – В любую годину.
Не может поэт даже случайно не каркать, никак не может. Употребит какую-нибудь «годину», хотя и с обычными-то словами тошно.

Я сижу у окна. Я ничего не вижу, не говорю, я как будто гипсовый - немой, замерший. Во всем городе пьют в этот день, всюду хамы-алкаши – главные (...). Во всем городе в этот день идет работа по забвению самих себя. Главные в ней хамы-алкаши. Она превращает людей в руины. Я в этой работе не участвую.

Этого старика прозвали в поселке Марсианином. Он вбил себе в голову, будто сразу после революции летал вместе с петроградским ученым по заданию партии большевиков на Марс.

Водитель на погрузчике подъехал к клеткам. Подцепил стальными лапами (две узких серебристых полоски) одну клетку, потом вторую… Крошечный уазик (все остальные машины услали сено возить) аж затрещал от тяжести, но устоял.