Проза

...Многие придут к вам, ибо вы русские и соблазн в этом великий. Придут и станут манить вас неслыханными идеями, и вы, дорогие мои, соблазнитесь, ибо мечтательны есть вы. И скажут вам, оскверни храм, ибо он опасен нашим идеям, и вы оскверните. Да, да, дорогие мои, будет так! И скажут вам, убей отца и мать своих, ибо любовь опасна нашим идеям, и вы убьёте. И скажут вам: без Бога ты и без корней, пойди, растопчи теперь Русь свою, ибо она – Собор Высокого Духа, а это обидно нам, невысоким. И вы, дорогие мои, Россию побежите топтать. Дико вам слышать это? Шепчетесь вы промеж себя, что поп ваш с ума сошёл? Но такое будет, говорю я вам. А разорив и окровенив свою землю, станете вы ждать всходов. Долго же будете ждать. Те, кто научали вас всему, вас же и осмеют, ибо были вы народ, а стали быдло, ибо была на вас жизнь, а стала смерть.

Дядя Петь, а скажи по секрету, где сейчас мятежной душе хорошо живется? – Я указал в сторону деревни ЧистилИще, потом в сторону города, откуда нас прислали, а потом и на Райком, где над крышей гордо еще реял застиранный флаг уже неизвестного нам государства, – там, там, аль пёс знает где? Да ещё скажи, как тут прожить, чтобы чего дурного не подцепить?

Животное удивило меня своими размерами: передние и задние лапы стояли на разных колеях дороги. Выходило, что оно имеет не меньше полутора метров в длину.

Глаза этого ребенка видят совсем другие «фотографии».

И стало ясно, что вся его прежняя жизнь – только прелюдия к пуле. Нахлынул ветер и осел в роще. Из свежего сугроба выскочил заяц и заюлил...

Ведь я умер – значит, некому думать. Это мир – этот мир – думает.
Думает мной. Как музыка.
Меня сделали образом, самого оставили воспоминанием.
Меня вбили кубиком в стену мироздания.
И никто не знает, что я до сих пор мотаюсь здесь, как сумасшедший атом…

...что не вытерпит младенец, родившийся весом с небольшую кошку от отца с неправильным развитием...

...он затопил камин и сделал себе крепкий кофе, решив этой ночью осилить давно от него ожидаемую рецензию на книгу французского путешественника Д.
Внезапно кто-то сильно и настойчиво забарабанил в дверь, затем не менее властный стук раздался в окно. Ардов прикрыл абажур пледом и тихо, на цыпочках, подошел к темному стеклу.

Достать свирель и свитер. Свирель – для крыс этого города. Все крысы уйдут, сгинут в мутной реке, где водится форель о трёх головах. Все крысы, летучие мыши, собаки, арабы, русские, вьетнамцы, турки, кнехты, бюргеры, - все, заворожённые трелью моей свирели, найдут себе вечный покой на дне этого Мозеля или Ганга.

Чтец, - говорит Чандрагал, читая заупокой, не должен прикасаться к голове умершего. Ибо дух Будды должен выйти на волю только через макушку. Если же чтец невзначай коснется уха покойника, душа того выйдет сквозь ухо – и все начнется сначала.

...В планах комиссия была ещё одна, не афишированная проверка. Психофизическое состояние подразделения, выполняющего боевые задачи в зоне конфликта в Чеченской республике. Сейчас много говорят о синдроме. Сначала афганском, теперь уже и чеченском. Наверху есть люди, которым не терпится очернить и оклеветать офицерский корпус...

В деревне, на севере, живёт старик. Он одинок и никто не греет его ног. Никому не нужен его титаник, спрятанный в складках шёлковых панталон. Никто не трогает его мохнатых бровей. Никто не промокает влажных глаз подолом пёстрой нагойской юбки. Целыми днями смотрит старик в окно. Но ничего не видит в окне.