Проза

(Глава из романа)

     Она  проснулась с первыми яркими лучами солнца, которые, похоже, посчитали этот номер гостиницы  еще не занятым и потому по-хозяйски располагались в нем, заполняя все пространство светом и душным теплом. Узенькие и короткие полосатые шторки, скорее напоминавшие праздничный флагшток в честь прибытия высокого гостя, ничуть не мешали им в этом. Инна сонно взглянула на часы и, сгрудив шторы на примыкающей к кровати части окна, открыв форточку и пустив в  номер струйку свежей прохлады, попыталась снова заснуть.  Но едва она, повернувшись к стенке, закрыла глаза и призвала в  руки и ноги блаженную негу и слабость, как за окном раздался крупнокалиберный звук отбойного молотка.

           Еще какое-то время Инна повздыхала,  наивно надеясь на  чудесное возвращение тишины, но затем встала и выглянула из окна. Прямо напротив четверо мускулистых, загорелых  рабочих с решительным упоением рыли землю и рушили бордюр  аллеи, ведущей к розовому зданию морга, будто готовясь к решительной обороне последней цитадели.  Спустя несколько минут в утреннюю трудовую партитуру уверенно вписался трактор. Его прицеп был заполнен белой тротуарной плиткой. Время - половина восьмого. Ничего не оставалось, как умыться, привести себя в порядок и потом заняться принудительным туризмом по этому милому городку.

         Но когда  она встала, приняла душ и оделась,  за окном вдруг воцарилась тишина. Она  увидела как некий худенький человек с портфелем в руках, в белой рубашке и белой же кепке что-то вещает застывшим в почтении  рабочим, показывая им как раз на окна гостиницы.

          В реальность можно входить много раз, а вот в сон, увы,   нет. Он как закон, обратной силы не имеет. Встала -  значит встала. Придется часок прогуляться.

         Путь ее в любом случае лежал мимо утренней ударной стройки, и Инна с удивлением увидела, что устроившие перекур рабочие просто меняют одни вполне нормальные плитки на другие, только что разгруженные.

        Гномик справедливости, до поры до времени снимающий уголок в душе каждого журналиста, конечно же, не смог не вмешаться:

      - Скажите, а  зачем вы рушите вполне пригодную плитку и кладете другую?

       Они обернулись на нее с явным недоумением. Один, видимо, старший,  во всяком случае, по возрасту,  равнодушно пояснил:

      -  Меняем летнюю плитку на зимнюю!

      -  А чем они отличаются?

       -  Как чем? На упаковке вот написано - «Зимняя». Видишь?

       -   Но до зимы еще далеко.

       -  Так  пока мы положим…

       -  А весной на летнюю менять будете?

       -  Скажут, и будем. Мы, девушка, люди подневольные. Платят - кладем,  и не платят - все равно кладем. Вот только начали  сегодня, прибежал начальничек. Сказал,  подождать,  пока приезжие в гостинице выспятся. Сейчас снова приступим.

        Экскурсия по Пустодольску заняла у Инны чуть больше получаса. Двухэтажное свежепобеленное кирпичное здание администрации с елями и памятником устало зовущего куда-то в горы Ленина.  Рядом типовое панельное здание школы, универсам «Мечта», кинотеатр, оккупированный разным мелким бизнесом, городская пекарня, которую могли не заметить глаза, но не нос не завтракавшей Инны, маленькое подобие рынка, где она купила килограмм румяных сочных груш и несколько  гроздьев мелкого чернильного  винограда без косточек.

         Инна не имела привычки, да, наверное, и не умела торговаться, но тут торговля носила какой-то специфический характер. Продававшая фрукты черненькая полная женщина вдруг сама резко снизила заявленную поначалу цену и при этом положила в бумажный пакет, пожалуй, все-таки побольше килограмма. «Милая, милая, душевная провинция...», - ласково подумалось Инне.

      Так выглядел центр городка, от которого в стороны вели четыре улочки частных домов. По одной  надо было  возвращаться  к гостинице и больнице, другая заканчивалась какими-то фабричными корпусами с трубами, а еще две, направленные чуть вверх, как циркулем охватывали зеленые плантации, ровными строчками уходившие к горизонту.

       Фрукты и виноград она купила на всякий случай. Все-таки в больницу  идет. А заодно и сама, вымыв фрукты из-под крана на рынке, позавтракала здесь же на лавочке. Кстати, на рынке ей  снова попался тот самый человек с портфелем в белой кепке и белой рубашке, который час назад разговаривал с рабочими у морга. Он встал прямо за ней в очередь за грушами и виноградом.  Городок маленький. 

        Максимально не торопясь, размеренно вдыхая приятный утренний воздух,  без пяти девять Инна подошла к знакомому вестибюлю больницы, по привычке взглянув в телефоне на количество освоенных шагов - почти семь тысяч.

         Вчерашняя дежурная  уже была на своем посту. И едва  Инна открыла входную дверь, как она как-то уж очень гостеприимно, не по-вчерашнему улыбнулась, скоренько вышла в холл, поздоровалась и, пригласив гостью следовать за ней, засеменила по коридору. Идти было всего-то два шага. Она открыла деревянную лакированную дверь с табличкой «приемная» и передала гостью секретарше главного врача.  Но на  нее Инна даже не успела взглянуть, поскольку дверь из кабинета тут же распахнулась,  и оттуда шагнул плотный коренастый черноглазый человек в светло-сером костюме с борцовской шеей и  со стрижкой, которую в прежние времена называли «под полечку». При виде Инны его брови быстро преодолели короткое расстояние между глазами и челкой, а разведенные руки вывернулись ладонями вверх, то ли посылая воздушные объятия, то ли просто доказывая полную  безоружность их обладателя..

       - Шо ж вы, Инна Андреевна, така знаменитость, така  зорька экрану,  приезжаете из столицы, а про нас грешных тружеников забуваете? – приятным и мелодичным, льющимся, как ручей, баритоном  заговорил незнакомец, -  Проходьте, будь ласка.

           Подождав пока Инна  вошла, заняла  одно из кресел у длинного стола и поздоровалась с  другим  обитателем кабинета, он сел напротив и продолжил:

         - Добре хоть нам тут долго шукать нэ треба. Как говоритися, чутками наша земля шириться. Таку золоту иголку в нашем стогу не сховаешь.

           При этих словах он снова встал из-за стола.

         - Дозвольте рекомендуватися. Я - некоторым  чином, глава  администрации Пустодольска.  Ставрокопытько Лев… Антонович. Мэр, так сказать. А це наш главный ликарь – Жмуров Иван Иванович, у минувшим  году  он у нас у топ … так сказать, наисправнейших менеджеров краю вошел. Как вы понимаете, обязанность моя, как здешнего главы, заботиться о том, шоб усем приезжим хорошо было, шоб никаких неудобств и притеснений… Вам, Инна Андреевна,  чай, кофе?

            И тут же с громадным блестящим подносом, который судя по блеску, вместимости и форме был предназначен скорее всего для операционной или перевязочной, вошла стройная,  волоокая секретарша, в белом халатике из какого-то легкого полупрозрачного чуть блестящего материала.

          - Спасибо, Аэлита, - коротко поблагодарил ее главный врач, стараясь ни в коем случае не перебить вдохновения главы. Тот тоже милостиво кивнул удалявшимся  ногам секретарши и продолжил:

           - Мы, кстати, оба с Иваном Ивановичем ваши горячие поклонники. Любая минута вашего эфира, так сказать, для нас дорогого стоит…  А то, что вас вчера в больницу не пропустили, так это по неопытности, ей богу, по неопытности. Да Иван Иванович?

         Лысый человек в накрахмаленном белом халате с готовностью закивал.

        -  Ну, а як вам наш Пустодольск вообще сподобился? – не отдавая инициативу, продолжил Ставрокопытько. -  Знаю, вот вы по центру уже прошлись, на рынке были. Бачили? Там у меня завсегда порядок. Продукты усе свежие. Продавцы трезвые и поведения хорошего. За ценами сам слежу. Как, кстати, вам номер в гостинице?  Не тесноват, не шумно? А то у нас тут неподалеку гостевой домик имеется, такой уютный для уважаемых людей… А операторы-то ваши, когда подъедут?  Ну это… шобы устретить их как следувает и разместить?

        - Да не волнуйтесь, пожалуйста. Не будет никаких операторов, - постаралась успокоить их Инна. - Меня интересует исключительно только один из пациентов вашей больницы.

         - Ну да, ну да…-  Радостно кивая и нацеливая на нее свои остренькие антрацитовые глазки, притворно соглашался глава. – Случай, говорят и упрямь редкий. Да вы пэйте, пэйте. А то кофе остынет. И вот выпечка наша, дюже хороша. Я вам зараз потом нашу пекарню покажу… Да, так вот, представляете, у этого человека после какого-то  несчастного случая в горах, чи альпинизмом занимался, чи шо, память напрочь отшибло. Причем, бачите, сам он еще и неместный, ненашенский. Непонятно,  как сюда попал… Но це ведь  неважно, наш же, российскый. И вот, значит, наши мудрейшие ликари его  не только вылечили, но и помогли  усе вспомнить… И надо же, оказався вин артист театру. Ну ты, Иван Иванович, лучше ведь сможешь рассказать нашей прессе, как вам это удалось?

       - Сам-то я не совсем в этой области  специалист, вы же знаете, – гордо начал главврач, одернув на себе халат.  - Это все наша зав. отделением  Матильда Яковлевна Пузырева.

       - Иван Иванович, у нас тоже  настоящий профессионал, но действительно чуть другого профилю, - пояснил  Ставрокопытько, - почитай, двадцать лет возглавлял банно-прачечный комбинат, дипломов и грамот не перечесть. Усех нас обмыл, как говорится… А когда комбинат  закрылся, мы его перевели сюда. Кадры ведь решают усе. У него диплом международной академии Вир…вир… Тьфу ты, як ее?

        - Вирджино-Киплингской, - услужливо подсказал главврач.

        - Ну да. И у него, знаете, - шо там у комбинате чистота и тишина была, шо здесь. Кстати,  вы, многоуважаемая Инна Андреевна, заметили по табличке, что сегодня у нас ведь не просто больница, а вполне современный ОРК - Оздоровительно-ритуальный комплекс? Мы знаете, провинция, провинция, а все передовое улавливаем и даже совершенствуем.  И вот, так сказать,  по перспективному методу «одного окна» объединили больницу, аптеку, ритульное агентство, морг и кладбище. Зараз и махинации всякие пресекли, и на самоокупаемость вышли. Захотите подробнее, усе вам покажем. А пока давайте действительно, позовем сюда и Матильду, и больного этого. Вы с ними тут и пообщаетесь. Чего проще.  Не в палату же вам идти!

       «Знали бы они, перед кем  лебезят, и какой «актер» у них лежит в отделении», - внутренне усмехнулась Инна. – «Но туман начал-таки потихоньку развеиваться. Президента нашли скорее всего одного, где-то в горах, без документов, без охраны, после какой-то травмы, посторонние люди. Его не узнали, а он по каким-то причинам не назвался и теперь прикинулся кем-то другим. Ну, Сергей Сергеевич, Сергей Сергеевич, теперь мне опять кажется, что я вас совсем не знаю».

         Вслух же Инна твердо ответила:

      - Мне хотелось бы поговорить с этим человеком сначала без свидетелей. И вы правы – лучше не в палате, но, пожалуй,  и не здесь. Он ходит?

      - Да, конечно, - быстро ответил «обер-бань-врач». – Физически он сейчас практически здоров. Мы уже ему и документы новые выправили. Собираемся выписывать.

      - Значит, мы можем поговорить, к примеру, в вашем больничном садике, на какой-нибудь уютной тенистой скамеечке? Если вы не возражаете?

      - Ну, разумеется, разумеется, - согласился городской глава. А что ему оставалось. «О, тонкая штука! Эк куда метнула! Какого туману напустила! Разбери, кто хочет. Не знаешь, с какой стороны и приняться».  - Ну а потом, Инна Андреевна, если понадобиться, будь ласка, располагайте мной и моей машиной.

     - Спасибо, если что, обязательно.

       Когда Инна вместе с главврачем вышла в коридор, в кабинет шмыгнул худощавый человек с портфелем, в белой рубашке и белой кепке.

       - Ты уверен, что она приехала одна? – грозно спросил его шеф. - Предупреди всех. В гостинице, в милиции, в торговом центре, везде. Чтоб никаких жалоб! Головой отвечаешь. Если объявится кто-то с телекамерой, да даже с любой камерой, чтобы зараз сигнализировали.  Не верю я в ее эти байки. Сдался ей этот больной! Этот Гутин-Тутин…  Наверняка,  или оператор уже где-то работает или у самой какая-то скрытая камера  есть.  Бачил я ее репортажи, бачил… Там такие мужики дрожали, не нам чета.