Проза

Они познакомились, когда она еще не предполагала, как будет жить, что будет делать. Только школу закончила тогда. Кто же мог знать, будут ли повторяться ее истории, однообразно выбрасывая на новый жизненный виток, или каждый раз она, эта история, будет разворачиваться заново, совершенно новая, и непохожая на предыдущую. Невозможность забыть прошлое было всегда ее непременной особенностью. Встречая каждого нового человека, она с ужасом отпрыгивала, как будто бы мысленно отдалялась, закрыв глаза, не желая больше испытывать ту неуемную, невыносимую боль от каждой новой встречи и быстрого разочарования, которое через какое-то время наступало. Не в человеке, нет, а в быстрой и обязательной смене: вместо внезапного счастья - несчастье внутреннего надрыва.

Она всегда любила. Сильно, безудержно, много, каждого из встреченных ею людей. Сначала сопротивлялась, потом, уже смирившись с этой своей особенностью, просто отдавалась этим каждодневным внутренним спорам и желанием быть другой, или какой-нибудь новой, чтобы было легче, чтобы все протекало по-другому. Напрасные старанья. Каждый раз она вновь понимала, что было это все в который раз – невыносимо, немного - не ее, как будто бы жизнь, которую она жила или которую проживала, так неуемно и так страстно, вовсе и не была жизнью, и тем более ее жизнью, принадлежала кому-то еще, испытывала ее терпение, воспитывая по своему собственному внутреннему закону.

В одной известной книге Мила когда-то прочла, что можно находиться с миллионами людей, но только с одним человеком можно вместе спать, разделять его сон, обняв рукой за голову, засыпать и просыпаться. Роман был именно таким, вот, мужчиной. Как в той книге, про легкость бытия, и про Ницше.  Таким, с которым – спят, то есть с которым можно, наконец, заснуть и успокоиться.

У него было еще одно качество, у Романа. Тоже редкое, и тоже - очень странное, ей совершенно незнакомое. Качество, которое она оценила уже много позже, почти за два года до того, как вновь с ним встретилась и пошла в кинотеатр, и поняла (в который раз!), почему так сильно его тогда полюбила. С ним было тепло. Просто тепло. Он источал это неведомое и невидимое тепло, которое так редко встречается у мужчин. Не забирал его, требуя внимая, а сиюминутно отдавал. Своим присутствием, силой своей мысли. Это спокойствие, такое странное и незнакомое, сразу передавалось и ей, и она, в лучах этого небывалого тепла, жила и пыталась постигать разворачивающуюся перед ней жизнь, странную и вновь - такую незнакомую. И – да, невыносимую. Жить и постигать. С ним этого всегда хотелось. И движения, и постижения. И…

В юности он был быстрым, ярким, успешным, ловким. А потом, как ей показалось по той внутренней связи, которая никогда между ними не обрывалась, он стал другим, чуть мягче, спокойнее, значительнее как-то.

Она часто думала, почему именно он был тем человеком, который значил для нее так много. В какой-то момент это казалось загадкой, чем-то странным, не от мира сего объяснением. Он был тем важным человеком, с которым, как ей казалось, все обязательно должно было быть и случиться. Все, что жизнь могла предложить, могло и должно было случиться именно с ним. Что именно должно было произойти, она, если честно, и сама не знала. Тем более не знала, что шанса «на это все» и сейчас, уже почти не оставалось. И все же, ощущение того, что этот человек был самым важным в ее жизни не покидало ее ни на секунду.

Как-то ночью Мила сидела в аэропорту, долго-долго сидела, в ожидании рейса, все думала о нем. Пыталась представить, что он делал в тот момент. Никакого конкретного времяпрепровождения он не сообщал ей, не называл даже координаты своего внутреннего ритма. Но она четко знала, что он был, в данный момент - был. Не говорил с ней, не помнил о ней, но - был, и был очень занят чем-то, так напряженно, что даже не было возможности понять – чем. Работал, или, наоборот, - отдыхал. Но снова - был, там, и здесь, и - с ней. Счастливый и несчастный, со всеми своими трудностями, мыслями, желаниями, как будто бы жизнь специально соединила их для какого-то своего внутреннего резерва и причины. Он все время был где-то рядом. Она никогда мысленно не разговаривала с ним, просто тоже была рядом, этаким слабым существом и снова - всегда рядом. Это было еще одно его качество, рядом с ним можно было почувствовать себя - слабой. Совершенно слабой, почти животно-слабой: никуда никогда не спешить, а просто находиться - рядом. Почти как собака. И, да, - рядом. Но это была самая добрая на свете собака, которую Мила в себе однозначно принимала и неожиданно для себя вдруг полюбила. А еще, общаясь с Романом, Мила всегда вспоминала рассказ одной своей знакомой актрисы. Актриса рассказывала, что ее муж, самый известный в свое время футболист, говорил, что, когда приглашает ее на свой матч, то всегда безошибочно знает, как именно она сидит, находит ее сразу, каким бы огромным не был стадион. В толпе из десяти тысяч человек, находит ее сразу.

Она тогда поехала с Романом не куда-нибудь, а в Прагу, в ту самую Прагу, где когда-то потом чуть не обручилась с Аликом. Все мечтала – мечтала, что поедет и – поехала. Их комнатка находилась где-то совсем под крышей, совсем высоко, и совершенно в каком-то невиданном спокойствии и отрешенности они болтали до полуночи, а потом, взявшись за руки отдыхали, глядя сквозь окно в потолке прямо на звездное небо. Небо было огромным, высоким, далеким и синим, как и ошарашенно удивленные звезды, которые смотрели на Милу и шептали свои старинные певучие песни.

Она тогда все время спрашивала его про Кундеру, не могла отделаться от этой мысли, почему так много подруг было у главного героя, и как эта идея повторения могла укладываться в женской голове. Совсем никак не укладывалась. Он только улыбался загадочной улыбкой и давал понять, что человеку все возможно вытерпеть, и все нужно узнать.

- Но ведь так никогда не будет, правда?

- Конечно, так никогда-никогда не будет!

Она снова вспоминала усталое, изможденное лицо Жюльет Бинош, и ее сны, когда она мечтала стать с ним одним телом, чтобы не беспокоиться больше о том количестве других женщин, которые у Томаша всегда были.

- Ты даже не знаешь, о чем ты говоришь? Зачем тебе эта книга?

- Не знаю, мне больно от нее, - Мила снова закрывала глаза и вокруг плавно качались волны их долгой встречи….

- Знаешь, мне все здесь напоминает эту книгу. Мужчины такие же быстрые, ловкие, куда-то летящие, и добрые-добрые. Такие простые какие-то. И город – тихий, милый. Миллионы улочек и домов, и так жить и жить….

Роман поворачивал к ней голову и долго-долго смотрел на нее, внимательно изучая каждую черту лица.

- Почему тебя так пугает эта книга? Ведь так давно это все было? Танки, Чехословакия, эмансипация, революция…. Это все давно прошло…

- А я так и не привыкла, - шептала Мила, - и снова пыталась различить в его спокойных чертах хоть что-то, что-то о будущем.

- Скажи! Скажи мне, пожалуйста, а как будет потом?

- А разве кто-то это когда-нибудь знает?

Она вновь вставала поздно вечером, когда он спал, выходила на улицу. И гуляла, гуляла, шла по гулким улицам, изредка пытаясь определить и понять, что же с ней происходит….

Потом она, не разбирая времени и часа, спустилась по лестнице куда-то вниз, и оказалось в огромной белой зале со столами, покрытыми былой скатертью, ажурными подсвечниками. Ей стало на мгновение удивительно страшно, от того ощущения сопричастности к чему-то таинственному, которое она ощутила, и, взяв себя в руки, медленно пошла в комнату, на самый верх.

Роман встретил ее у порога и обнял.