Проза

     Приговор

 

     Вьются вороны, машут крыльями, голосами тревожат погост.

     Птица умная, голос простенький – пробирает до нутра.

     Кружат стаею, кружат медленно... что выискивают, не пойму. Может душу мою откаркали, а я глупый всё её чту.    

     Чащей слов бреду обесцвеченных. Здесь аукнулось, там откликнулось, будто в склепе безумных снов.

     Птица мудрая, птица черная оглашает мне приговор: в топке времени догоришь, печаль легкую говорливую пеплом по ветру разнесёт, тоска тяжкая молчаливая канет в омуте забытья.

 

     Atheism

 

     Ночное небо так тревожно, всё в этом мире так безбожно, так одиноко на Земле.

 

     Свет в заиндевелом окошке

 

     Сквозь мглу держу путь в надвигающийся мрак. Оглядываюсь назад, вижу свет в заиндевелом окошке, он один и согревает. Вслушиваюсь, издалека долетает ноктюрн Шопена, над ним голоса детской радости. В проталинах памяти воскресают любимые образы, а с ними и полная надежд жизнь среди распаханных долин, среди щемящих душу песен – нездешняя жизнь.

  

     Участь

 

     Здесь мы лишь отголосок, дальних миров томленье. Тянем друг к другу руки, тянем и не находим.

 

     Отголосок

 

     Пустая, бедная земля, шепчу печально твоё имя. Я покидаю твои реки и поля, когда их трав и берегов коснулся иней.

     Зачем искал в потоке дней цель своего существованья; ведь понимал, что смысла нет, а есть всего одно призванье. Призванье странное моё взывать к любви в холодных душах. Взывать и знать, что всё тепло растрачиваю понапрасну.

     Но одиночество толкало на безрассудные дела. Надежда всё еще мерцала как полуночная звезда. А время таяло, стекая в ночь поминальною свечёй, и ничего не оставляло кроме строки пропетой в снах.

    

                          Стоял морозный день,

                          последнею утратой

                          слетал случайный лист

                          на лёд, на стылый пруд,

                          а ветер гнал его

                          безжалостно, завзято…

 

     Средь толчеи всех маний, мнений, как будто совесть на торги, я оставляю вам в наследство совсем наивные стихи.

     А сердцу нежно невпопад в своей последней, крайней дрожи.

     В прощальном для меня небесном взмахе бог дал увидеть вновь и синь и облака, и осознать, что в предстоящем мраке уходит жалость и пуста мольба. Оторван грубо ворот на рубахе и слышен свист тупого топора.

     А где-то далеко едва заметною чертою небесная лазурь слилась в объятьях с чёрною землёю.