Проза

Моего дядю убили. Я знал немногих, кого убили, и он был одним из них.

«Знал» - это, кстати, совсем не про него, дядю я скорее помнил. Да и то не всего, а так, урывками. Я не помнил, как он выглядел, не помнил в нем ничего, за что его можно было бы убить, не помнил, чтобы он мне что-нибудь дарил или отбирал. И да, это очень странно, что я помнил день его смерти. В тот день мы ездили в цирк, и когда вернулись, кто-то сказал, что дядю убили. У меня не получилось почувствовать, что он умер, ведь я только что вернулся из цирка, где были львы и акробаты, и, конечно, было сложно перестроиться, почувствовать чью-то смерть, безусловно, важную, но чужую. Мне думается, что я больше бы переживал, если бы умер акробат или лев, и мне сейчас стыдно за это.

- Что тебе на этой фотке нравится? – спросил он меня на каком-то шумном празднике, где, кажется, все, кроме меня, были пьяными.

- Ну, - сказал я, безучастно в общем-то разглядывая черно-белый снимок, в каком-то журнале. – Игрушки. И то, что все плавают.

На фотографии компания мужчин и женщин наслаждалась компанией друг друга в бассейне, заполненном надувными игрушками.

- А мне тетя нравится, - доложил он мне игриво и даже показал, какая именно тетя, и я не понял, почему все засмеялись.

Я тогда еще не знал, что убивают чаще всего из ненависти, и что дядю скорее всего тоже убили из ненависти. Я тогда думал, что дядю убили из-за того, например, что он отобрал что-нибудь у кого-нибудь, его поймали, и он не захотел отдавать то, что отобрал. И я думал, что если бы я оказался между дядей и теми, кто пришел его убивать (их, разумеется, было несколько, потому что дядя был крупным и умело дрался), я бы смог убедить его, что эту вещь нужно отдать, что не стоит умирать из-за вещей, что можно умирать только из-за людей. Я бы сказал ему, что он, конечно же, сильный и смелый, но те, кто пришел его убивать, сильнее его, поэтому нужно бежать и рассказать обо всем моему папе, и он что-нибудь придумает. Я бы сказал дяде, что если с ним случится что-нибудь плохое, то я его совсем не запомню, а люди, они для того, чтобы о них помнили, и он нарушает эту добрую традицию.

Дочь моего дяди звали Мариной. Они с мамой некоторое время спустя уехали из города, и у меня было стойкое чувство, что они боятся тех, кто убил дядю. Я даже думал, что этих убийц должны бояться все мы – я, мои родители, мой двоюродный брат, мне казалось, что началась клановая война, и скоро двери наших квартир синхронно распахнутся под напором мощных плеч… Но лично я ничего этого не боялся, потому что был зол на тех, кто убил моего дядю и даже, можно сказать, желал встретиться с ним, чтобы объяснить им кое-что: например, что нельзя убивать из-за вещей, а можно убивать только из-за людей, что мой дядя на самом деле был сильнее их вместе взятых, и им просто повезло; что его будут помнить все, а их, трусов и недоумков, - никто.

Мой дядя, как и мой дед, водил грузовик. Он однажды взял меня покататься с ним, и мы поехали по каким-то дядиным делам. Долго колесили по городу, пока не пристали к какому-то магазину.

- Я быстро, - сказал дядя, выскочил из кабины и пропал минут на пятнадцать.

Сначала было занимательно сидеть и разглядывать прохожих через лобовое стекло, но ребенку легко почувствовать себя брошенным. Вглядываясь в каждого, кто выходил из магазина, и не узнавая в нем дядю, я запаниковал и принялся мелко всхлипывать. Я бы побежал следом за ним, но знал, что нельзя оставлять машину, да и скорее всего меня заперли. Я тяжко и трагично переживал эту пятиминутную драму, прохожие, за которыми я еще недавно наблюдал с любопытством, вглядывались в меня настороженно и даже подавали мне знаки. Но они были мне не нужны, эти прохожие и их знаки, мне нужен был только дядя, который сказал, что быстро вернется и обманул.

Когда он появился, то спросил без особого интереса:

- Ты чего ревешь?

- Ничего, - сказал я.

- Испугался, что ли, чего-то?

- Нет.

- Ну и правильно.

Я не хотел, чтобы мы говорили на эту тему, поэтому спросил с некоторым намеком, мол, не пора ли:

- Мы сейчас домой поедем?

- Да, - сказал он и завел ворчливый мотор.

- А как мы поедем? – спросил я, видимо, имея в виду, как вообще после такого можно куда-то ехать.

- Молча поедем, Димка, молча, - ответил дядя.

С тех пор я его не помнил.