Проза

 

21+

+ крепкая психика

 

 

 

 

- Что же он сделал с тобой?

- Ничего. Он только показывал мне слайды.

- Какие слайды?

- Липкие.

- ? (вопросительная тишина)

- Видишь ли, меня он и пальцем не тронул. Но на тех слайдах…

- Что? Что там было?

- Такое, от чего мне теперь не отлипнуть. Куда ни посмотрю с тех пор, всюду эти картинки вижу. Они налипли на глаза контактными линзами, срослись с роговицей. Это же липкие слайды. Понимаешь, липкие.

 

Из телефонного разговора, случайно подслушанного. Наслоилась другая линия, пока тянулись длинные гудки на моей.

 

 

 

Снилась молодая знакомая, чистая душа. Я никак не поспевал за ней вниз по каменной лестнице. Дело было на улице. Лестница вела с открытой светлой мостовой в потёмки незнакомой части города. За мною отставала моя мать. Я выжидал её с нетерпением, и потому не поспевал за молодой знакомой. Внизу я осмотрелся — молодая, чистая душа потерялась из вида. Запыхавшаяся мать толкнула меня в застывшую спину, оступившись, едва не упав с последней ступеньки, оказавшейся выше прочих.
 
- Где мы? И куда она делась? - спросила меня мать о том же, о чём спрашивал я себя сам.
- Не знаю ни того, ни другого. - признался я честно со страхом.

Направо и налево тянулся длинющий высокий забор с обеих сторон дороги, и деться ей было некуда. Тогда мать тронула меня за руку и прошептала:
- Посмотри, что это там? Вроде возня какая-то. - и показала на то, что я вначале не заметил.

В заборе зияли глубокие ниши. Ниши делились на ярусы, подобные нарам, на которых я тоже теперь разглядел копошение. Не без опаски мы приблизились к тому месту. Можно было ожидать любого кошмара, но только не этого.

Там, на этих занозистых полках, бесстыдно и беспорядочно совокуплялись жители города. Кого-то я даже смутно припомнил, хотя наяву их не знал. Полуголые ёрзали медленно и потливо. Всё дышало и содрогалось. Локти с коленями переплетались змеиными кольцами. Ягодицы назойливо мозолили глаза. Почему меня, эротомана, так напугало это зрелище? Может, меня устрашил масштаб нахлынувшего на горожан помешательства? Каждая ниша в заборе была занята… «любовью» - сказал бы я, напоминай сие занятие любовь хоть в отдалённой степени. Но там даже не было страсти. Лица участников были отрешены от процесса. И каждый при этом думал о чём-то своём.

Мы отшатнулись от них, попятились в сторону лестницы. Но над лестницей, что привела нас сюда, (во сне декорации часто меняются) нависали теперь антресолями полки с такими же зомби, безучастно послушными зову природы. Они нависали так низко, что под ними никак не возможно было протиснуться. Мы угодили в западню. Молодая чистая душа завела нас, как болотный огонёк в трясину. Завела и погасла.

- Куда ты делась, чистая душа? И куда ты нас самих задевала?

 

 

 

Эдипов комплекс – такое обычное отклонение, что даже почти норма. Но у этого молодого царевича не было ничего против Лая. У него скорей бы возникло желание убить Иокасту. Весь их семейный уклад дрожал под капризной пятой его матушки. Старшая сестра, частенько вымещала на нём свои неудачи с парнями. Потом как-то так повелось, что и в школе ему всегда доставалось от девочек: то портфель его куда-то запрячут, то трико на физкультуре сдёрнут вместе с трусами на глазах всего класса, то духами обрызгают, чтобы пах по-девчачьи, звали его подруженькой. А однажды одноклассница отняла у него медаль, полученную им на математической олимпиаде, и с нарочитой неловкостью уронила её в половую щель. Медаль так и не удалось вытащить. Пол из-за такого пустяка вскрывать не стали. А он с тех пор смертельно возненавидел все половые щели, то есть весь женский пол вообще. Это было уже как бы последней монетой в копилке его обид.  И когда вырос, забавлялся тем, что укладывал женщин льстивыми уговорами на кушетку, а после того как их раковинки доверчиво распаковывались навстречу, обрушивал на трепетную мякоть крутой кипяток злобы. И наслаждался реакцией. В это время член его дубел неимоверно. Он пинками выталкивал обескураженную жертву за порог, и жестоко драчил с лаем и рычанием. Скатываясь со ступенек, испуганные дамы слышали его звериный захлёбывающийся хрип, эхо которого вместе с бликами света отражалось от стен, подгоняло их по лестничной клетке, и казалось, что именно так должна лаять запертая в неволе дикая собака Динго.

Эдипов комплекс – обыденный случай для мальчика. Но у этого молодого царевича не было ничего против Лая. Лая, лая, лая, лая, лая, лая, лая, лая, лая, лая, лая, лая…

 

 

 

Я жил тогда с братом Борей и бабушкой – маминой мамой. Мама уехала с каким-то дядей на море, а нас с братом оставила с ней. Папа был с нами в разводе и «алиментов, козёл, не платил» как не раз говорила мама. Брат был старше меня на пять лет. А бабушке было 69. Жилось нам вольготно. Бабушка не была с нами строга. Курила марихуану и нас угощала. А однажды прихожу я с прогулки домой и застаю их раздетыми, вцепившимися друг во друга, как на соревнованиях по греко-римской борьбе. Он обхватил её вокруг талии, поднял вверх ногами и зарылся между ними лицом, а она, вниз головой подвешенная, пипиську его мусолит. От изумления я закричал им: Борь! Ба! Борь! Ба! Что это вы?
- Борьба, - сказала бабушка.
И брат повторил: Борьба.
Они занимались тем, как я их позвал. Это был первый каламбур в моей жизни.
- Вот это да!- воскликнул я тогда, и побежал скорей его записывать.
Для этого мне понадобились ручка, тетрадка и 30 лет борьбы со своим лингвистическим аппаратом.
И это ещё не окончательный вариант.

 

 

 

 

Дорогие читатели! 
То, что случилось… этому нет названия.
В школе №4 нашего города произошло неслыханное, слишком безграничное, чтобы уместиться в пределах ЧП, а уж тем более головы. Патетические возгласы типа «Ужас!», «Кошмар!» подходят здесь больше, но оставим их домохозяйкам, давно разменявшим достоинство этих крупных купюр на оханья по любому мелкому поводу. Нет такого слова в нашем словарном бумажнике, чтобы дать произошедшему имя равноценное его значению. А раз нет, то позвольте мне изложить всё так, как оно было, без эмоций, по возможности избегая шокирующих подробностей.

После беседы со следственной группой удалось выяснить следующее:
 

Первые три урока прошли как обычно: шумно,  гамно, визгливо. Никакого особенного волнения среди детей не наблюдалось.
Во время четвёртого за окном неожиданно вспыхнула молния. Можно ли было ждать молнии в январе? Но помимо прочего, она была ещё и неожиданно красного цвета. А ещё более неожиданно то, что началось после этой вспышки. Ученики преобразились из непослушных озорников в неуправляемых жестоких извращенцев.

Даже первоклассники. Они набросились на учительницу и изнасиловали её батоном колбасы, купленной ею в школьном буфете во время большой обеденной перемены.
Свирепо сопя, они проделали это каждый по очереди, пока другие держали, нашлёпывали и заливали её мочой. Затем, привязав её к парте, устроили ей вязку со сторожевым псом, три года просидевшим на цепи на заднем дворе школы. Собака когда-то принадлежала глухонемому сторожу. Но с тех пор как тот утонул, пса боялись отпускать, и даже подходить к нему. Только швыряли изредка объедки из столовой. Кобель был злющий, поэтому покусал ей всю спину.

Во втором и третьем классах учителя так легко не отделались. Не стану описывать тут всех зверств малолетних садистов. Скажу лишь, что одна из них, не в силах более вынести пытку, собрала последние нерастраченные и выбросилась из окна с кактусом в заднем проходе. А вторую нашли распятой на доске: под левой грудью у неё торчала указка, а на голове красовался сплетённый из бордово-красных подаренных роз венок.

В четвёртом «Б» один акселерат-переросток натянул географичку на голову и пошёл, как в ушанке, домой (было очень холодно, а свою шапку он в раздевалке не обнаружил).
Пока дошёл, голая женщина у него на голове замёрзла насмерть.

В биологическом кабинете ребятишки из пятого класса продемонстрировали отличное знание анатомии. Педагог была вскрыта живьём, и разделана, как лягушка.
Что любопытно, пик садистии пришёлся именно на пятые классы. Именно там наряду с учителями ученики не пощадили и друг друга.
Страсть распарывать, рвать, сокрушать все возможные ткани: от текстильной до костной – проявилась в этой возрастной группе наиболее неудержимо. 

В шестом и седьмом классах дети вели себя уже относительно мягко. Во всяком случае, почти весь преподавательский состав, подверженный их насилию, остался, если не цел, то хотя бы жив. 

Самые старшие классы отличились даже, можно сказать, трепетным отношением к своим жертвам: только слегка потрепали их. А излив подростковое семя, потеряли к ним всяческий интерес.

Из того, что они вытворяли, никто из школьников не помнит ничего.
Психическое состояние детей оценивается специалистами как удовлетворительное.

Корреспондент газеты «…ские ведомости» Семён Паршак

 

 

 

Любовь мягкое делает твёрдым, настойчивым, повторяющим-повторяющим-повторяющим, потом плюющимся, и потом снова мягким. Любовь мягкое делает. Любовь твёрдое делает. Любовь вообще занимается делом. Любовь не лентяйка. Но даже лентяю заняться любовью не лень. И даже, наоборот, слишком занятой и деловой всё-таки выделит две-три минуты на любовные спазмы, выделит две-три кисельные капли секрета на юбку своей секретарши. И тех, кто постарше, у которых уже не твердеет, любовь не обидит, но даст им фантомную молодость. Потому что любовь и старое молодит. Любовь вообще меняет. Любовь и сама меняется — со временем, или под нажимом причин-обстоятельств. Она обстоит, обтекает любые предметы и принимает их очертания. Она подо всё подластиться. Самомнение лопнет, упрямство переломиться, а любовь в обтекаемой формулировочке выживет даже в тылу супостатки ненависти. 

Не навести меня только, любовь моя, в этом узилище! Иначе и ты попадёшься на пыточный стол.

Так он подумал и написал ей маляву: «Пошла ты к...матери!» И любовь не пришла к нему, как он того и хотел. Потому что была с ним всегда.