Проза

Странное время -  нет желанья знакомиться. Со старыми друзьями – и то прокалываешься. А с новыми… Вот зайдет какая-нибудь расфуфыра, увидит очередь – да и ляпнет: «И когда уже «Правый сектор» придет, и всех расстреляет…» Сама, небось, первой и будет; они же сначала делают трепанацию, а потом изучают мозги на предмет убеждений. Но слушаешь ее молча, и не знаешь, стоять дальше в банкомат или уйти. Все равно тебя пристрелили – а какая радость погибшему от полученных героически денег?

Но и сидеть в чужой квартире с двумя мужиками – та еще пытка… Ходить «искать работу» - все равно, что сказать: «Как вы мне надоели…» Какая сейчас работа? Ну, и музыки, правда, никакой. Окромя «Прощанья славянки». Но ведешься, как дура, на: «Леночка, а не сходить ли нам в филармонию?» Ясно – отчего же не пригласить девушку, если билет тридцать гривен. «Леночка, будет фантастический Берлиоз и ранний Хачатурян». Приду домой, ткну в рожу программкой – вот, не ищу способов платить подати Киеву, а живу, как в последний день. И реверанс с букетиком. Вот букетик, конечно, зря. Букетиком он подписал себе приговор. Впрочем, и изначально шансов-то не было. Даже если б остался последним учителем танцев в тылу.

Надо же, как улыбнулась судьба – учитель танцев… Хотя, конечно, хочешь соблазнить – соблазняй. Не сиди в засаде, не жди, пока тебе выберут. Не выберут. Создай иллюзию Казановы. А то (надо же каламбурчик – АТО) заставят твою засаду всякой дрянью, хламом прошлого века: на коленях умолять будут – не выберешься. Где наш учитель танцев? Вальс цветов уже играет оркестр. Где наш учитель?

Это наше, бабье, дело – в засаде сидеть. Хотя – образованье имеем и мужество, и дважды даже в одну реку сможем войти. Даже и без трусов. Но не на всяком, конечно, пляже. А зря… Такой это кайф, такая испепеляющая иллюзия. Вот, бери меня голенькую… Но – нет. Обязанность бросить мир к ногам никто ведь не отменял. Оцени, что можешь обрести/потерять. Что имеешь предложить беззащитной девушке? Не все же ей глазеть из своей засады на осторожных и бережливых. Бросит ведь она это Счастье – город районного масштаба в донецких лугах. Цветочки все это – ягодки впереди. Догонит и перегонит, и покорит столицу донецкого края.

Ну и вот. Антракт объявили. Буду прижимать цветочки к груди. Пусть косятся из буфета. И что это она букетик не подарила? Аккуратненький, маленький такой, со вкусом. Мелкие розочки. А кому? Всему симфоническому батальону? Зелен, зелен еще Хачатурян. Господину Берлиозу бережем. Но и Берлиоз иллюзию свою не получит. Только закричат ему «бис» - а девушка скок в трамвай, и домой, и на лифте на самый верх, и цветочки - в банку с водой… В воду концы.

Жалко было цветы. Фантастически жалко. В чем их вина? Не рви душу, не зови замуж, коли нечего предложить. Продай все наследство бабушкино, возьми в «Привате» кредит… А розы зачем в урну? Я петушки из палисадника в Счастье – и те не брошу. Пусть, пусть поникнут головки еще в трамвае. Ну, обидела. Ну, виновата… Сам виноват! А букета не брошу.

Нет, однажды забыла… Подснежники были, фиалки? Не вспомнить теперь. Но то совсем уж фантастика. Мальчишка молодой – а представлялся кандидатом наук, новым Эйнштейн. Вижу, понты. Но люблю, когда мужик строит из себя Рембо. Или хотя бы бывшего чемпиона Каспарова. Люблю иллюзии. Ну, как профессионал. И не нужно мне доказывать, что ты танцор, и ничто не мешает тебе вращать девушку на крыльце филармонии. Война вокруг. Не люблю доказательств. Изящное искусство вранья – это по-настоящему.

Так и с Эйнштейном этим. Вижу, ни одной формулы не знает – образами мне теорию относительности изъясняет. Ладно, думаю, потерплю. Тащу его из «Питера» в «Латинский квартал». Люблю перемену мест. Что-то смещается, перекашивается, открывается по-другому. Как специалист говорю. Ну, тут мальчик и раскололся. Еще по дороге. Что зовут его вовсе не Альберт, а Поэт. Самый что ни на есть начинающий. Последний курс института. А это минус шесть лет ко мне. Тогда было. Ну, и сейчас – какая разница. Все, думаю, влипла. Ну, потому что теорию такую имела: если был уже кто-то с «плюс шесть», то должен появиться кто-то с таким же минусом. Не знаю, откуда теория. Но «плюс шесть» имелось уже в багаже. И тут замечаю, что нету цветов в руках. Забыла букетик в «Питере». Жалко их было, вазочку попросила принести. И теперь жалко. Протягиваю ладошки мальчишке. Нет, говорю. Смотри, пустые. А он не слышит меня. Про относительность поэтического размера и редукцию рифмы декламирует. Не понимает ничего. А я понимаю: забыла цветочки – долго веревочке виться.

Ну, и завелась. Не сразу, конечно. Я анкету удаляю чаще с сайта знакомств, чем влюбляюсь. Переборчивая. Гляди, недобором закончишь, - подруга говорит. А чего глядеть? Гляжу, и Эйнштейн завелся. Но это-то я умею. Как-то ездили всем «Иллюзионом» на пикник с купаньем. На обратной дороге я и прошу: заедем, трусы куплю – а то на мне мокрые. На мне и футболка чужая. Заходим в «Амстор», при Иваныче и Игорьке выбираю. В примерочной скромненько переоделась так, мокрые трусики в кулачке. Аттракцион! Лет восемь прошло – мужики никак не очухаются. Куда уж студенту?

Но поэт он оказался получше, чем математик. Я уж не помню его стишков – но что-то он там предвидел. Не только – что брошу его, но как будто и эту войну. Что-то про автобус. Про пропасть… Ну, как бабка Ванга про Крым: от одного берега оторвется и к другому пристанет. Как такое возможно? Фантастика! Берлиоз! Просто гениальное исполненье, – шепчет мне на ушко танцор. Да я и сама вижу – пора уходить. Не провожайте, говорю. Комендантский час, а вы без паспорта. Заберут в добровольцы. Ну и насвистела «Прощанье славянки».

А дома тихонько так, как мышка, в свою комнату. Сейчас, думаю, цветы в воду поставлю. Глядь, а на полу у дивана стоит уже банка с букетиком.

(Продолжение следует)