Комментарий | 0

ПИАНИЗМ. Освобождение примет (6)

 
 
 
 
63
 
Кто? Откуда дровишки? И в чем уязвимость
Бесконечного блага ходьбы и труда?
Как без боли судьба наряжается в зимнее,
Быть готовой к дороге? Как и когда?
 
Я уже не припомню когда. Я сбился со счета,
В прошлом ли, будущем, все - перспектива и снег,
Все теряется в перистых облаках и субботах,
Как в овчине хозяйской случайный ночлег.
 
Все, по воле Господней, смещается, цифры, предметы,
Остаются реснички, намеки, кружочки, глаза,
Вот глаза - это милость, и груз, и приметы 
Немигающая  стрекоза.
 
Остальные приметы в плену отражений
В параллельных широтах с побрякушками краж,
В невесомом от сна зазеркалье степенном,
В линзах поиска цели, исполнения тяжб.
 
Как нарушить их заданность, ревность, пределы,
Разогнать по светильникам двойников?
Вспомнить что-то из царств? Ну, хотя бы измены,
Или смерть стрекозой в янтаре? Не дано.                                                       
 
После варваров жизнь - деревянная школа,
Где и ментор не слышит, и мерещится клюв,
Где причинностью связано каждое слово,
И «зима», и «беспамятство»,  и «стеклодув».
 
 
64
 
История - трение между предметами,
Застывшими насмерть как смысл и наклонными,
Шершавыми, будто сиротство и сонными,
Ночными, с повадками шороха, конными,
Властными, словно рессоры корсета,
С чертами холодными и невесомыми,
 
Или стремительными, как проспект,
Точно Пизанская башня наклонными,
Шершавыми, ровно как тень и попона
У  конной фигуры Наполеона,
Нацеленной в прошлое за парапет,
Насмерть застывшей, но пораженной 
 
Сиротством, окалиной, рыжестью лет, 
Изъеденных голодом охламонов 
И чем-то шершавым, подобие  волн,
Насмерть застывших в преддверие молнии,
Слегка подмороженных на просвет,
Как лунная ночь с прожилками стона  
 
Или, что хуже, безмолвия. Тет -
А - тет, перед громом со стеклами в  доме, 
Шершавые жмурки с аккордеоном,
Насмерть, с фонариком в аксиоме -
Затихнет слепой и наступит рассвет
Рыжий. С солдатиками на перроне.
 
 
65
 
Все повторится, затем повторится и вновь повторится
И эти дома, и дома со скворечнями, и бакалея,
Дворик вечерний,  посыпанный тмином, от свиста
Присевший на корточки в пыльной толпе тополей.
 
Местности, завязи радости, радость проездом,
Письма и птицы, и птицы, и звуки друзей,
По горло в движенье степенном и бесполезном,
Что есть повседневность, дырявая как Колизей
 
Со сквозняками, балконами, мыслью свалиться с балкона,
С отсутствием мыслей, ни тучки на небе, на небе - теплей,  
Там пьют молоко молодые и смуглые, словно иконы
Отец, Николай, другой Николай, Моисей.
 
 
 
66
 
В людных местах, в обесточенных Богом объемах,
В хитросплетениях рукопожатий
Не опасно ли слушать и понимать? В невесомом
Скоплении  слов и скрипучих кроватей,
 
Что есть круг, и приветствие и приговор,
И засим путешествие в жмурках инерции,
Пузырьки на шампанском, полдень в упор
С чернотою во ртах и каплями в сердце 
 
Не дано ль поумнеть,  разучившись писать
На картавом стекле декабря и на парте,
Растеряв воскресенье, - кураж повисать
На подножках весны после смерти и в марте? 
 
Прочь. Есть время бежать. Поворот головы.
Уступить белизне, полотну домотканому
Неприкаянной тишины с першинкой полы- 
Ни и недоумением молчащего крана.
 
После приступа жизни как в сказку - домой,
По законам безмолвия, с тенью на равных,
Схорониться в приметах намеком, виной,
Ожиданием вечерним с обожанием на пару.
 
Хорошо и просторно, и необъяснимо, 
В кухне сладостный пар над вишневым вареньем.
После - детские сны, возвращение любимых
И приближение стихосложения.
 
 
 
67
 
Каждый раз твое возвращенье домой
Как приметы архангела, чуть золотистого цвета,
Что не скажешь о вечности в целом, или предметах,
Что, скорее игра, чем дыхание или искусство.
А мучнистый потасканный свет на бумаге без чувств
И желанья еще и еще содрогнуться волной или фразой?
Впрочем, «слово» - не слово, но вещее нечто из газа,
Как твои, каждый раз, возвращенья домой.
 
Эти мысли о счастье спустя полчаса у окна  
Со слепым и подробным пейзажем с водой и прохожими,
С воробьями и пятнами зла, от которых мороз по коже,
Со своим, превращающимся в тесноту отражением,
Что случается и с немотой и с движением
Если солнечный луч, обозначив разрыв между светом и явью,
Под немедленный гул тесноты насадил на булавку
Эти мысли о Боге, спустя полчаса у окна.
 
 
 
68
 
Пожар любви чудит в дому,
И цвета ревности гвардейцы
Льют сутолоку, и бу-бу,
И масло темное злодейства,
 
В дому опасные дела,
Ножи, булавки и иголки,
Бездонные перины, удила, 
И клятвы, цепкие как волки.
 
Горит войной кошачий угол,
За прошлое вприсядку и вповалку
Жжет спички, пеленает  кукол
И будущее кормит палкой.
 
На картах старики и розы,
И крап и сладкая беда.
И хмель, и луковые слезы,
Уже искрятся провода.
 
И стыд, и петухи в подушках
И мчится по небу кровать
И  шамаханской шалью  душит
Соблазн взаправду убивать.
 
Пожар любви чудит в дому,
И каблуки, и бу-бу-бу,
Скорее б вылететь в трубу.
И дым с румянцем на ветру.
 
 
 
69 ПАМЯТЬ
 
Вот так, склонившись над собственным несовершенством,
Над анатомией писем и птиц, и деревьев, и гнезд,
Что есть проекция прожитых жизней на детство,
Вдруг отчетливо понимаешь, что  такое - остров.
 
Склонившись над всякой стрекочущей живностью,
Или галькой, напротив, иль подробною тенью
Начинаешь чувствовать,- милость всесильна,
Научившая этому коленопреклонению,
 
Собравшему в кулачок эти привкусы вечности,
Предвкушенье бессмыслицы, неизбежность безумия,
И назвавшему их «почерк», «капля», «кузнечик»,
«Дыхание», «блик», «рукоделие», «сутки»...
 
Материк далеко, точно фосфор горчит, и тебе неизвестен,
Его не было. Нет. Холодок, ожидание либо
…стихи? Да, стихи, океан с голосами блаженства,
И чем- то еще в глубине, именуемым «рыбами».  
 
 
 
 
70
 
Но и забвение не спешит расстаться с пустяками,
Заигрывает с ними как пейзаж с листвой.
Случается, душа примята сумерками и веками
Соседств и засыпает, но простой
 
Какой-нибудь предмет, пусть пуговица или звук
Или лицо знакомое среди дождя и рынка,
Или растение кактус, или имя Чук
Или другое имя - Чак, иль этот гвоздь посерединке
 
Загадки, что-нибудь, да помешает белизне,
Исчезновения и сладости, и опьянению,
И дружбы бестелесной новизне
Без неприкрытых глаз и объяснений.
 
Приходится ступать за дудочкой, за чашкой кофе,
За тем, что разыгрался аппетит
У холода на кухне. За стеной любовь,  
Сыр, черт возьми, дыряв и дом не спит.
 
 
 
 
71
 
Огромный певчий двор. Нескладная и гулкая страна.
Вся - слух и первый поцелуй, у Велимира - на морозе,
С трубою над рекой как жалоба накренена
И движется в зрачках расширенных вопросом.
 
Движенье это, этот сладкий ход,
Приближенный к туманам и молитве
Не усмотреть без бед и непогод,
И бесполезной памяти о битве.
 
Но раз, почувствовав его и вздрогнув, и узнав,
Через дыхание свое, просеяв синий полдень,
Жизнь принимает привкус свиста навсегда,
Испуг любви  и бессердечный стук свободы.
 
 
 
72
 
Отчего в поэзии много грусти?
Оттого, что полезная площадь грусти-
Восемь строк.
 
Да окно на восток,
Где ласточки и море,
Да шелковое горе,
Золотая канитель,
Да крашеная колыбель,
А в колыбели как луна
Не спит живая голова,
Смотрит…

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка