Комментарий | 0

На хрупких перекрестках суеты

 
 
 
                                                                             
                                                                     
 
 
 
 
Суть вещи, сущность бытия
 
Суть вещи, сущность бытия
И вечное молчанье Бога,
Всё слишком больно, слишком строго
Для мысли, для наития.
 
Познанья узкая змея
Вокруг сомненья обовьется,
Мгновение — и оборвется
Нить дня насущная, звеня.
 
И вновь подняться, вновь катить
Невечными руками камень,
Нити сучить, веревку вить,
 
И, выявляя вещество,
Лед превращающее в пламень,
Познать явленья существо.
 
 
 
 
Безумие наивной простоты
 
Безумие наивной простоты,
бессмыслия глумливые амвоны,
колоколов пустые перезвоны,
а помыслы глупы и нечисты.
 
Осквернены священные листы,
предсмертные в них затихают стоны,
но бурно: кто там, в лоне, кто не в лоне,
кто в лоне, кто не в лоне — все пусты.
 
Буквы сокрылись и ушли слова,
покинув край, которому быть пусту,
бежали, и кружилась голова,
в век пятый, к Иоанну Златоусту.
 
Служение не терпит суеты,
безумия наивной простоты.
 
 
 
 
Смятением мысли движим сонет
 
Смятением мысли движим сонет
и смирением страсти,
когда предвечерний отчетливый свет
воле ночной не подвластен,
 
когда еще город не замело,
когда лишь поземка благая,
и тонкою блажью на землю легло,
сугробы не возлагая,
 
когда слово за слово и день за днем
в ногу шествуют, строем,
когда лед за льдом и огонь за огнем,
 
и липкие пчелы лепечут за данью,
и звезды блистают трепещущим роем,
и вслед за духом — дыханье.
 
 
 
 
На хрупких перекрестках суеты
 
На хрупких перекрестках суеты,
попавшихся во власть чертополоху,
еще заметны прошлого следы,
когда здесь было всё не слишком плохо,
 
когда жизнь теплилась, хотя едва-едва,
когда прохожие здесь иногда встречались,
произносились изредка слова,
шуршащие от боли и печали,
 
но все-таки тащились поезда,
гудками пробудить безмолвье тщились,
и редкая залетная звезда
 
по-над пустеющей бессонницей вставала,
бессмысленно, упрямо платья шились,
и речь вокзальная обрывисто журчала.
 
 
 
 
В этом городе нечего делать
 
В этом городе нечего делать,
в этом городе незачем жить,
даже ворону здесь не кружить
по-над сгнившим познания древом,
 
по-над щепками зла и добра,
над манками сырых манускриптов,
над стоящими у одра,
у останков порушенной крипты.
 
Всё разрушено, всё смятено,
не войной, но лукавством и ленью,
всё беспамятству вменено,
 
потом похоти изошло,
и глухому, тупому забвенью
с паром уст возвращено.
 
 
 
 
Боль и вино — упрямые сюжеты
 
Всё это кем-то сказано когда-то,
всё это было понято давно,
всё то, чем боль упорная богата,
всё, что дарит нам вольное вино.
 
Боль и вино — упрямые сюжеты,
судьбы обетованные следы,
исполнены они на все лады,
со всеми интонациями спеты.
 
Изведаны давно, издревле чтимы,
к ним так приучен, так привычен стих,
одно лишь слово — и герои зримы,
желаемые более иных.
 
Второе — наливай, от первого — уволь,
вино желанно, неизбежна боль.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка