Поэзия

 

***

Шипящий звук под месяцем-иголкой,
Ночь – граммофонная пластинка.
И вдруг – рассвет мгновенно долгий 
Алеет множеством фламинго.

 

 

***

Для крепости взболтать слова.
Томление перед началом бури.
Клубится воля большинства,
Гром в фиолетовом прищуре.

Шквал поглотил переполох,
Рванул на волю заключенный.
На скорости не сделать вдох,
Двор загудел – стакан граненый.

Холодных струй напор разил,
В дорожной пыли бой кулачный,
На лужах пену измельчил,
Насыпал град – комочки жвачки.

И куст сирени за окном
Шагнул, от слабости шатаясь,
Приник к стеклу и в раму лбом,
И бился в кровь, спасти пытаясь.

Листвы метались лоскуты;
Слабели, тише, реже всхлипы.
Стемнело, месиво куста
К стеклу уже почти не липло.

Окно и белая стена –
За ней сирени куст загрызли.
Бередит странная вина,
И думаю о смысле жизни.

Хожу, всего лишь наблюдал,
А тело от побоев ноет.
И мнится – я не побывал
Среди живых в ковчеге Ноя.

 

 

***

Забывчивость машины прощена.
Сияет потолка клавиатура.
Лучам обетованным тишина
Внимает точками акупунктуры.

Компьютеров и нервных клеток сеть –
В заброшенном чулане паутина.
Пора  старателем осесть,
И конусом прощупывать глубины.

Указано на тело – вот тебе порог.
Из яви в сон перетекает время.
И Бог не имя, имя – знает Бог:
Все названное – только семя.

Поверхность языка – как два в одном,
И в соловьиный сад распахнута калитка.
Извечную печаль – одним глотком.
Молчание – прекрасная молитва.

И нимбы – кольцами на пне.
Вселенную наполнил гелий.
Из шара шар, и в шар – из вне…
Качели –  бездна ↔ гений.

 

 

***

Люблю недосказанность, сумрак, печаль,
Удушающий запах сирени,
Когда не свое неизбывное жаль
В предчувствии скорого тлена.

Туманом и светлым аи декаданс
Пресытился в тёмных аллеях.
Из карт мировых разложили пасьянс
В бреду наркотическом феи.

Крестом зазвучал при порывах квартет,
И дата написана – проигрыш – мелом.
Вибрации струн принимали за свет,
Летящие бабочки к мертвому телу.

Отдельно от слуха слышны голоса,
И взгляд приближает к вуали.
Как звезд целлофан, выпадает роса.
Мертвецки покоятся каллы.

 

 

***

На царство кладбище венчали
Отсутствием движения и чувств.
Снега – сыпучим аммоналом,
И холод безгранично пуст.

Реальное – хрустально-эфемерно.
На светлом чёрные мосты:
Наклонами прочерченные фермы,
Опоры под деревьями – кресты.

Несимметрично длится кома,
И в мраке полость – сферой свет.
В начале, в точке перелома,
Тьма оттеняет – бога нет.

Неразделенность погремушкой
Еще молчит на все лады,
И оставляют будущие души
На чёрном – белые следы.

 

 

***

Ночами змеи, о Египте сны.
Мерцают твердо звезды-скарабеи,
Вино и хлеб умерщвлены
Нефритовыми клеймами.

Сестра кладет в небесный шлем
Все семь частей и ждёт ответа.
Оживлено одним небытием
Нечетное значение букета.

Луна и логос плавятся в реке.
Вне толкований смысл крамольный.
Так «сумасшедший» в южном языке, –
По-русски, в переводе, «божевольный».

И я борюсь с чужим лицом:
Для похорон я только повод.
Cпасти цветы перед концом:
Их суть – универсальный довод.

 

 

***

Плен вымыслов отвел громоотвод.
Начало греет – времена абсурда.
Из пустоты в пески исход,
Где не растет сырье для смолокура.

И относительны масштабы катастроф.
Планета в зелени – разбитая коленка:
Еще не ангелов, а пение щеглов, –
Потом в буфете слоников шеренга.

Луна, как волки, будет выть,
Планеты – вроде в почках камни.
Придется означаемому жить,
Отсутствовать в раздельности, но с нами.

А глубже – в снах увидеть тяжело,
И в будущее длится чудо.
Там ощутят похожее тепло
Без тел, но с душами – не люди….

 

 

***

Провисло небо – тучи в волдырях.
Гроза – разряд бактерицидной лампы.
Короткий миг – темно в глазах,
И звуки прянули от дамбы.

Набег порывов – гул всхрапнул.
Под свистопляску взбунтовали –
И банды рощ ушли в загул,
С пальбой ломались и орали.

Дождь перекручен до высот.
Угар, истощены до дрожи.
Ведет свинцовых капель счет
Луж барабанящая кожа.

Расстрельным ливнем страсть прошла.
Холмы очистились, остыли.
Омыв – в объятиях – тела,
Ручьи в полях могилу рыли.

И влага – плоть на голосах.
И птицы не летят, а – брассом.
Лохматы, блеклы небеса:
Отжали фиолетовую астру.

Венок остался на плаву,
Промозглость, вскоре стужа.
Вокруг в себе я вижу наяву
Без листьев мировую душу.

 

 

***

Слух был. Неумолкающий прибой
Так влажно страстен, долги всхлипы.
У кромки  серебристой чешуей
Белеет опрокинутая липа.

И лунный свет струится, как пары.
Созвездия вчерне, как ноты смысла.
Вникаешь глубже – внешние миры
Перетекают в буквенные числа.

И скомканной бумагой гладь воды,
Прописаны тугие связки,
Но через миг теряются следы:
В сосудах слов вымешиваются краски.

Дождем, метелью хлещет звукоряд,
Молчание пастельно боязливо,
И неподвижный, долгий взгляд
Значителен, как точка взрыва.

А до того – в незнании блуждать…
Сносить земные муки.
Впервые речь, как в горе благодать,
Покаялись – разодранные звуки.

 

 

***

Белый город, розовая церковь –
К ней стремится взгляд.
По спирали к розовому центру
В рай стремится ад.

Одинока в поле изувера,
Спорами по окна занесло.
Храм напоминает термос
Способом хранить тепло.

Пустоши в рядах книгообмена,
В небе осторожны русаки,
Проблески колючие акцентом,
Ширятся серпастые зевки.

Белый город, розовая церковь.
Снежной чашей новь.
До краев, и вечер надо черпать:
Белизны просачивается кровь.

 

 

***

Слова с конца в архиве языков.
Все составные жизни порознь.
И тень от стрелки солнечных часов
Под вечер вызывает светобоязнь.

Как плоть, арбуз исследует оса.
Внутри все внешнее – невыносимо.
Я человек и отвожу глаза –
И всё, и все незримы.

 

 

***

Еще недавно высились сугробы,
А улицы напоминали мозг.
Но где-то соли дворник добыл, – 
Текли снега ручьями слез.

И обнажилась мыслей сущность,
Как на страницах дневника.
И намотались на верхушки
Съедобной ватой облака.

Смотри – обыденное чудо:
Дома как тучные стада.
Как хлеб, изломанные судьбы.
И след, и лед хранит вода.

Волна из мрамора – сугробы,
А блеск, как тысячи стрекоз.
Желтеет солнце долей лобной.
Казнь бестелесная – гипноз.

 

 

***

Еще не вечер, но уже не день;
Начало сумерек по краю поля.
Из ничего соткалась сень.
Пронзительно, свежо и голо.

И в дымке зашипел каленый круг.
Звезда от солнца месяц отколола.
Вот-вот холодный полукруг
Удобно ляжет в руку дискобола.

Стемнело. Ближе строки из огня:
В полях горит в валках солома.
Заворожили письмена
Из антимира астронома.

Он разгадать пытается их смысл.
Галактики – спирали тира.
А путь во тьме опасен и тернист:
Где центр везде, там нет ориентира.

И в купол превращается строка.
Не передать: слова избиты.
Перетекает факелов река
За ночь, за горизонт событий.

 

 

***

Вслед за Землей – кометный шлейф:
Пылает осень, солнца ветер.
Сигает в мир иной форель, –
И радужные кольца по планете.

Леса в потоке, как трава.
И волки подворотен воют в глотке.
До стали закалилась синева –
Глубины кристаллической решетки.

Привычно – лето позади.
Как пес, отряхивается осень:
Летит листва, летят дожди –
И тычется холодным носом.

 

 

***

В прозрачной банке формам нет числа.
Зрачки по стенкам – пузырьками газа.
Смотреть со стороны – нагреты добела,
Скандальной слепоты предшествующая фаза.

Меж нами и над нами – водная среда,
И аневризмой раздувается мембрана.
По небу облака, внизу камней гряда.
Душа без тела в коконе скафандра.

Когда срывается, взлетает мигом вверх,
И без границ другая бесконечность.
Глубокий взгляд помог, как акушер,
Родить миры и их очеловечить.

Напрягся под давлением барьер.
Объем и зрение меняет вечность.
Местами бьет сияние из жерл,
И свет – наоборот, по цвету безупречен.

А рядом с банкой чистая морковь:
Струей воды и воздуха промыта.
Через порез обменивается кровь.
Дышите, форточка открыта!

 

 

***

Для выживания язык теряет смысл:
Заря – избитое до полусмерти слово.
Подводит образный софизм
Под вечер ложную основу.

Алеет край – трепещут плавники.
Матисса краски – перистые рыбки.
И после дня тускнеют медяки
От светонакопительной улыбки.

Перетекает в заповеди бред,
И отблески ведут через барханы.
Багровой полосой прочерчивает след
К земле летящий на ночь ангел.

До выбора тернистый путь двулик,
В действительность уходим от порога.
Четвертый мир в сознании возник.
Закат, рассвет – гемоглобин от Бога.

 

 

***

Как на загривке, вздыбились торосы.
Прищур прогиба – ночи в феврале.
Дымок – клубятся альбиносы,
И серый пепел – иней на стекле.

И дышим на двухмерное пространство,
Где ширится прозрачное пятно:
Дыхание мистическим бураном
Второзаконие нарушило давно.

И утро без остатка в дне исчезло:
Ночь – зеркало отсутствия числа.
Живущим на стекле открылась бездна,
И до «кладовки» царство низвела.

Перед величием осознанного трепет,
Разбиты на истории умы.
От вспышки света тоже слепнут.
Нам видится – осознаем не мы.

 

 

***

Температура вздутия взахлеб
До стыни безразличия и мрака,
В беспамятстве немеет небосвод,
И свет в тени нам видится двояко.

На волны для препятствий недород,
Отсутствие склонилось к абажуру.
Рукав холмов преодолен вразброд
И свиток с письменами – агнца шкура.

Историй пешеходный переход
Содержит лесополосы с полями.
И лунных фаз заточенный штрих-код
Свободой выбора над нами.

 

 

***

Живущее, условно мертвое – всё под одним венцом.
Истории – есть воплощенье снов всевышнего.
Потенциальным бесконечным  вакуум битком.
Трехмерие, объем содержит разум ближнего.

В конечном счете, плюс и минус – только ноль.
Быть может, наше зло добро уравновесило.
Возносит до небес мольбу немытая юдоль:
Наш мир – творца вселенной пятка ахиллесова.

В чертовский холод шаримся рукой
В готовности отдернуть – поиски горячего.
Так незнакомого лица касается слепой,
И облик мира – облик зрячего.

Он видит жизнь не с красного крыльца.
Реальность затерялась в фобиях.
И ищет Бога в тени без лица,
В несовершенной копии подобия.

 

 

***

Температурит смерть – нет абсолютного нуля:
Закончила молитвой рикошета.
И чуткий сон под блеском хрусталя
Пробился поспевающим ранетом.

Глубины освещает ореол,
Подспудное сквозь выпуклость просвета.
Под ним промерзший снег сошел.
Как косогор весной, земля прогрета.

И выдрами ныряют в глубь кроты.
По сути, люди не зверье, а рыбы.
И якорями в воздухе кресты,
А в дереве гвоздей изгибы.

Коварство замысла – адамово ребро.
Согласие – хватило жеста.
Рождает зло не меньшее добро –
Противоречие души с телесным.