Комментарий | 0

Из цикла «В курилке, перед портретом Сергея Есенина»

 
Из не опубликованных стихотворений 2006-2009 гг
 
 
                               
 
 
 
 
 
 
*   *   *                                            
 
Передо мной на столе домино –
Чья-то игра от погоды осенней.
Дует в холодное, сзади, окно.
С трубкой – напротив и в рамке – Есенин.
 
Дверь приоткрыта. Грохочет состав.
Всё ходуном. Резонанс неизбежен
Лет через пять или раньше… – устал                             
Я от подсчётов, тупых, но прилежных.                 
 
Передо мной на столе домино:
Вскрыты –  нагие – четыре костяшки;
Сумма на них двадцать девять. Одно
В ней нахожу. И от этого тяжко.
 
Впрочем, напраслина – как суета.
Быть иль не быть? – из какого столетья?
Вечность, когда за верстою верста
И для души раскалённые плети…
 
Рядом Серёжа Есенин. Курю
С ним я на пару в холодной курилке
И отдаю свою дань ноябрю,
А в декабре будут Бродский и Рильке…
 
 
 
 
 
*   *   *
                  
Вот опять сижу в курилке.
На работе, в ночь. Декабрь
Завершается. А Рильке
Я прочесть не смог пока.
 
Обещал. Конечно, помню:
Был ноябрь…Есенин был…
А потом больничный «номер»
Мне умерил прежний пыл.
 
Операция, уколы
И софиты над столом;
Как Христос распят был, голым, –
Закружило, унесло…
 
Но астрал не взял – отторгнул
Тело бренное моё.
Я вернулся. Грешным, вздорным –
Пить просил и рвал бельё…
 
Отвязали… Отпустили…
Две недели, как в бреду,
Будто мне сломали крылья:
Сам с собою не в ладу.
 
Но я знаю, в чём причина
Разобщённости моей –
Душу тронула личина
Лазаретных койко-дней.
 
И причём в любимый месяц,
В мой чудеснейший Декабрь,
Вместо струн, стихов и песен
В вену мне: всё - кап, да - кап!
 
Ладно… Было, да и было…
Значит, так написано…
 
Впереди – окно открылось,
В нём Январь – у пристани!..
 
 
 
 
 
*   *   *                                                                                       
 
Мы с тобой, наверно, были бы,
Если время брать не в счёт,
Как в один бочонок вылитый
С разных варов первачок.
 
Устаканились бы где-нибудь
На окраинах Москвы,
И по-чёрному, и – с веничком
У какой-нибудь вдовы!
 
А наутро, да по зореньке,
Да в исподнем – по росе,
Слыша где-то плач гармоники,
Плач по вдовушке-красе…
 
 
 
 
 
                           *   *   *
                                                        Он выручал меня не раз. Бывает, что тычешься
                                                        О стену лбом. А там – тупик. А там – ничего нет.
                                                        Но он найдёт слова, а в них – такое электричество,
                                                        Что било меня током и открывался свет.
                                                                                             Григорий Данской
 
 
За окном – прозрачный сумеречный холод.
Здесь, в моей курилке – и темно, и пусто.
Твой портрет на месте, ты всё так же молод.
Тьма мне дарит снова, но – другие чувства.
 
Мне сегодня больно. Мне сегодня плохо.
Мне сегодня, правда – очень одиноко.
То ли мы без света нАдолго остались.
То ли в этом мире смыслы потерялись?
 
Мы привыкли к свету, к лампочке горящей.
Состоянье это: в нашем настоящем.
Но – зажги фонарик, не скупись на свечи.
Всё не так уж плохо. И ещё не вечер.
 
«Свет погас» – наверно, очень по-житейски.
Приземлённо, узко, в принципе – по-детски.
Свет, ведь он – от Неба. Свет, он – в наших душах.
Этот не погас бы… Под стрельбу из пушек…
 
Под засилье лживых мыслей и картинок…
И под жизнь-жестянку, вечную рутину…
На родных просторах, да на этом свете…
А погаснет, значит, мы за то в ответе.
 
 
 
Портрет                             
 
Мы в разное время явились на свет
Итогом известных событий.
Ты – здесь. На стене – твой печальный портрет,
И я здесь, прокуренный зритель.
 
Ты молод. И так одинок! И далёк.
Ты, словно пейзаж в этой рамке;
В глазах деревенский горит огонёк,
И нить на рубахе, с изнанки
 
Пробилась наружу. Фотограф спешил,
Её не заметил. И пышно
Смердящею вспышкой чуть-чуть нагрешил,
Но всё-таки здорово вышло!
 
Ты весь, даже трубка твоя, как живой,
Табак от затяжки – не льдина.
Ты смотришь на время моё. Ничего,
Твоё и моё – всё едино…
 
 
 
 
*  *  *
 
Здравствуй, Серёжа Есенин!
Снова я рядом с тобой:
Эти рабочие сени
Снова зовут меня в бой.
Ты на портрете, как прежде –
Как две недели назад:
Тихий, в одежде прилежен,
Но не как прежде – глаза.
Или я раньше не видел,
Или не то замечал.
В них – приключенья Майн-Рида,
Те – из далёких начал.
Ты же, я вижу, готовый
Словно мне что-то сказать…
 
«Слушай, дружище, не в новость,
мне твои эти терза-
нья, да и нью, а попроще –
ню – примитивность и голь…»
 
Ветер портянки полощет…
 
В скверике пьют алкоголь…
 
 
 
 
 
*   *   *                                    
                                                           
Вечер. Снова – твой портрет,
Лист бумаги, кофе, сумрак,
Дым столичных сигарет,
В кофе лезет муха-дура.
 
Всё летает, всё жужжит;
Я её прихлопну скоро…
Временные миражи,
Как бессмертия узоры.
 
В них: далёкие стихи,
Словно солнечные брызги,
Не к безумству тех стихий
Обращённые, а – к жизни.
 
Милых яблонь белый дым
сколько раз уже развеян!
Ты – остался молодым.
Вечным в памяти мгновеньем.
 
 
 
 
 
*   *   *   
                                
За стеклом, в портретной рамке
Ты всё так же смотришь вдаль:
Разбудили спозаранку,
Растревожили печаль.
 
Взгляд – пред ним – десятилетья
Нашей жизни лиховой.
Грусть твоя в остатках лета,
Словно вечный часовой.
 
За окном дожди косые
Пролетели. Прилетят!
Для тебя ж вся эта сырость –
Звук пустой. Пора утрат
 
И всего того, что было
Твоего – давно прошла.
Наше время наступило,
Завершать свои дела…
 
А в прокуренной курилке
После нас на сотню лет
Ты – со светлым чистым ликом
В сизом дыме сигарет.
 
 
 
 
Наедине
                     
Покров. Туман. Земля сыра, черна;
За пеленой туманною – Луна;
Шумит внизу порогами река,
За ней – огни родного городка.
 
И в тишине – вся ночь – наедине
С тобой, с твоим портретом на стене:
Округлый стол, костяшки домино
И струйка дыма в тёмное окно.
 
Курилка наша ночью так тиха,
Что слышно продвиженье паучка!
Он – письмоносец детства моего;
Я слышу этот шорох, тихий звон
 
Воспоминаний: ярких и цветных,
Какими могут быть и наши сны…
А паучок, тот мимо прошуршал.
Да, нет письма… Но есть ещё душа...
 
 
 
 
 
Рефлексия
 
                                                  Плоть и дух существовали раздельно…
                                                                                  Сергей Довлатов
 
Я в декабре с тобой не говорил,
Не получалось, или не хотелось?
Верней всего, ты ангелом парил,
Не вмешиваясь в спор души и тела
 
Моих, неугомонных, штормовых,
Усталых, оттого, что неизвестность,
Как молния в разрядах роковых
Шокирует нежданно, но и честно.
 
И в этой откровенности живой
У спорящих, надеждой обрастая,
Рождался двухголосьем общий вой,
И твой полёт над ним, бледнея, таял.
 
Но нынче, обретя иную явь,
Хотя и в яви этой больше думы,
Неспешно обнаруживаю я
Присутствие твоё, как прежде. Сумма
 
Усталости, смятенности, пальбы
Душевного и бренного друг в друга
Явила обнулённости судьбы:
Беспомощные, вялые потуги,
 
Искания и бег. Чего? Куда?..
Но твой портрет опять перед глазами.
И вдаль бежит под окнами вода,
Соединяясь где-то с небесами…
 
 
 
 
Друзья
 
Дымок от сигареты. Кофе в кружке
(не чашечками я его привык).
Тебя пришёл в курилку я послушать –
молчание твоё, а то завыть
мне впору от пустышных разговоров,
перемыванья: где, когда и кто
просаживал – и нА спор, и без спора
своё родное времечко. На то,
чтоб выпить столько, что себя не помнить,
чтоб «подвиг» этот красочно подать,
когда метражный мрак хрущёвских комнат
казался вдруг хоромами. Да, да,
огромными хоромами, и всюду –
реалии сегодняшнего дня:
полным-полно всего, что нужно люду –
достаток и довольная родня.
 
Я уходил, и слышались вдогонку
басы, фальцеты, хрипы, тенора
без умолку. Гудели перепонки
в ушах моих. Такие вечера!
И всякий раз одно и то же. Снова
спасения ищу в курилке я.
Портрет, Серёжа, твой, молчит, ни слова.
И я молчу. И мы с тобой – друзья!..
 
 
 
 
Ясно
                                                        
Извини, Серёжа, я к тебе спиной,
на привычном стуле нынче солнцепёк.
Жаль, что день рабочий, а не выходной;
но, сегодня славный выдался денёк!
 
Два часа, и смена кончится моя.
В ночь ты снова будешь маяться один;
так хоть в разговоре, в стиле «забытья»
время проходило, словно Аладдин
лампу где-то рядом: брал и потирал.
Где часы ночные? Прочь! Они без нас
пролетали ветром… Падаю в астрал,
или отголоски это давних фраз?
 
Ничего, ночная смена только ждёт
(если же, конечно, будет тишь да гладь),
чтобы мы с тобою время били влёт,
только жаль его мне, время – благодать!…
 
 
 
 
Пасмурно
                    
А вот сегодня, видит Бог,
Опять – глаза в глаза
И ты, и я. Но как же плох
Полуденный пейзаж.
 
Портрет на стеночке висит.
В молчании твоём
Ежесекундные часы
В оконный бьют проём.
 
И тишина вокруг, и мгла –
Подруга дождевых
Далёких туч. Из-за стола
Я видеть их привык.
 
А время, будто пулемёт
Строчит дождём в стекло.
И кто, когда его поймёт,
Часам, векам назло?..
 
 
 
 
Перемена
 
Мы с тобой опять в привычном обществе:
ты да я, да ночь и тишина;
есть у них Фамилия и Отчество –
Мартовские нынче. И весна
со вчера их Матушка в лучах Луны,
а Родитель прежний – Север наш,
заполярный, крайний. Северянишны,
значится,– и ночь, и тишина…
 
А пока я эти строки складывал,
народилась вьюга за окном
белоснежно-нежная и славная
(не пурга зимой) – она весной
пахнет удивительно и памятно,
помнишь, Серж, как ты любил весну,
робкую девчонку в снежной замети,
лишь её одну, её одну?…
Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка