Онтологические прогулки

...западная «цивилизация» так и не приняла нацизм и подобные ему проявления как свой собственный, внутренний продукт.

...в нас живёт не воля к жизни, которая может дать лишь время для отдельной жизни каждого, а воля жизни, которая только и есть ВРЕМЯ ЖИЗНИ ВСЕГО.

Этот обман и есть основной обман истории, который так тонко чувствует и переживает Толстой: обман разделения!

К началу 20 века уже окончательно и бесповоротно слово и дело веры сменилось верой и делом слова; священники и старцы сменились поэтами, писателями, профессорами и вождями, общественной жизнью стало руководить слово.

Век от Толстого до Пастернака. Век поднявшейся и опустившейся волны жизни.

Представляет интерес сопоставить у людей, «сходящих с ума от публичного секса», соотношение между их желанием самого секса и желанием публичности его, секса, манифестации.

Качество человеческой жизни в значительной степени зависит от того, из каких кадров она состоит – это субъективная сторона человеческой жизни, это жизнь, какой она является самому человеку по преимуществу. И соответственно, и оценка человеческой жизни – оценка ее успешности, приятности, удачности, правильности, «счастливости» – возможна в ее кадрографическом аспекте.

И вот это вопрос вопросов для русских: кем мы хотим быть? И кем нас хотят быть?

Две головы на русском гербе – отвернувшиеся друг от друга народ и власть, волею судеб имеющие одно тело, живущие порознь вместе, в одной коммуналке.

...нет промежутка между русским и русским, пусть даже этот русский последняя сволочь.

...русские друг для друга (в топосе вишнёвого сада, то есть существования) – «чужие люди», они не могут установить между собой «положительные» отношения, не могут построить эффективное взаимодействие именно потому, что как русские уже БЫЛИ ЕДИНЫ до этого, а теперь, здесь – разделены...

Я не знаю, слышно ли то, что я говорю, но вся русская литература, или по крайней мере та, с которой я до этого момента сталкивался, до краёв наполнена этим переживанием, этим топосом, этим пространством, этой стихией – памятью, живым сном, забытьём, дремотой давно и необратимо утерянного единства всего сущего.