Онтологические прогулки

 

Глава  2

Чисто филологический перевод

 

В начале 19 столетия, когда в России уже звучали поэтические переложения  Жуковского и проза Карамзина, когда явились первые опыты Пушкина, главная книга христианского мира говорила с русскими чадами исключительно на мало внятном им языке. В то время как Гаврила Державин в перепеве 81-го псалма «Властителям и судиям» (1780?) восклицал:

В церквях, где Псалтырь читается едва ли не постоянно, звучало крайне далекое от поэзии: «бог ста в сонме богов, посреде же боги разсудит.  Доколе судите неправду, и лица грешников приемлете?» 

Церковь читала Библию на своем языке, просвещенная Россия, как А.С. Пушкин и царь Александр, читали ее по-французски. Писание к тому времени было переведено на многие европейские языки. В католических странах переводы сделаны были с Вульгаты (по мере необходимости сверялись с масоретским текстом), которую в 1546 г. Тридентский собор признал основополагающим текстом для решения всех богословских вопросов.

Славянский перевод был выполнен с Септуагинты, бытовавшей в нескольких (только основных — три) вариантах. Текстологические проблемы греческого перевода, отсутствие качественных копий, невысокая точность и безуспешная борьба церкви с ошибками в переводе и, нельзя не добавить, с просвещенными переводчиками, такими, как Максим Грек, — одним словом, множество причин привело к тому, что качество славянской Библии было катастрофичным. И главное: славянский язык уже уступил место литературного русскому, а им он являлся века. 

У человека, стоявшего у истоков перевода Библии на русский язык, Герасима Петровича Павского (1787-1863) начало карьеры было блестящим. Окончив Александро-Невскую духовную семинарию и Санкт-Петербургскую духовную академию, он был профессором еврейского языка Петербургского университета, сотрудником Российского Библейского общества, а с 1826 г. учителем Закона Божия наследника Александра Николаевича, будущего Александра II, и великих княжон. В 1814 г. он был назначен на кафедру еврейского языка в Академии, которую занимал до 1835 г. Г. Павский составил грамматику и хрестоматию иврита, а также неизданный еврейско-русский словарь. Преподавая в Академии, протоирей Павский читал студентам свои переводы Ветхого завета с иврита на русский. В Российском Библейском обществе он редактировал книги Писания.

 

Работая над комментированным переводом ТАНАХа на русский язык, я, говоря языком эпохи Г. Павского, положил себе за правило ни с какими переводами на русский язык не знакомиться, чтобы даже невольно не подвергаться влиянию иных созвучий и далеких эпох. Но теперь, когда последний девятый том «Книг ТАНАХа в переводе и с комментариями» вышел в свет, это правило подлежит пересмотру. Напоминая читателю о судьбе одного из талантливейших переводчиков Писания и его работах, я предлагаю читателю текст мне самому не понятного жанра, в котором попытаюсь сравнить свои переводы Теѓилим (Псалмов) с работами Г. Павского. При сравнении удивительны не отличия: между текстами почти двести лет! Поразительна близость. Г. Павский опередил свое время, и оно в лице не лучших, но обладавших властью своих представителей ему отомстило.

***

Итак, Книга Хвалений или Псалтирь на российском* языке.

 

 

Согласитесь, и сегодня текст, которому около двухсот лет, звучит достаточно современно. В переводе Г. Павского 89 слов, в Теѓилим (Псалмах) — 67. Разница ощутимая, и вызвана тем, что привольный русский язык длиной слов и фраз намного превосходит скрижальный иврит, поэтому, стремясь приблизиться к ритму, мелодике оригинала, я старался соблюдать строгую диету, ограничивая себя в употреблении «лишних», прежде всего служебных слов, без которых можно и обойтись. Сравните, к примеру, протяжный стих перевода Г. Павского и короткий, упругий стих Теѓилим (Псалмов):

Не такъ съ нечестивыми: они какъ прахъ, развѣваемый вѣтромъ.

Иное — злодеи,// они, как мякина: ветер развеет.

Г. Павский, ощущая ритм подлинника, останавливается на полпути. Его стиху (поэтом Г. Павский явно не был) недостает энергии, что вызвано излишним буквализмом его перевода.

Отказываясь от славянизмов и других архаизмов, оба перевода один из них сохраняют: блажен. Сохраняют несмотря даже на то, что в оригинале стих и вся книга начинаются словом ашрей, синонимичным названию: Теѓилим (иврит), Псалмы (с греческого), Хваления (Восхваления). Поэтому можно было начать, скажем, так: Восхваляем, кто по совету злодеев не шел. Однако оба переводчика «пошли на поводу» традиции, наверное, не случайно избравшей не самое точное, зато чрезвычайно звонкое, радостно звучащее слово. А какому же слову книгу поэзии открывать? Но, может, не стоит точность в жертву поэтичности приносить? Ведь перевел же И.Л. Мандельштам:  «Слава человѣку, который по совѣту преступныхъ не ходилъ, на пути грѣшныхъ не стоялъ и въ собраніи развратныхъ не сидѣлъ». 

«Компания наглецов» в Теѓилим (Псалмах), как чумы, избегающая слишком советского слова «собрание», у Г. Павского — «собрание развратных». Вот здесь сказалась разница в возрасте переводов. В оригинале: лецим, мн. ч. от лец, слова чрезвычайно многозначного, которое можно перевести «насмешник», «шутник» и т.п. Я выбрал из ряда самое сильное слово с крайне негативной коннотацией, а Г. Павский — наиболее привычное. 

Для меня очень важным был выбор лексемы, адекватно передающей слово «Тора». А перед моим предшественником, похоже, такая проблема вообще не стояла: со времени «Слова о законе и благодати» митрополита Иллариона (10 в.) «закон» утвердился совершенно незыблемо. И для меня «закон» был одним из вариантов: коротко, звучно, достаточно точно. Но я выбрал «Учение»: все-таки содержание Пятикнижия шире «Закона».

Пожалуй, лишь последние слова перевода Г. Павского вызывают сомнение: вряд ли сегодня можно сказать «путь нечестивыхъ погибнетъ». Впрочем, об этом и подобных случаях сам переводчик писал в ответах на вопросы Синода: «Стараясь о точнейшем выражении смысла подлинника и о верности перевода, я иногда терял из вида чистоту русского языка».

 

Глава 2

ТАНАХ неоднократно и во множестве вариантов прочитывался евреями, жившими в разных местах, во многом отличавшимися друг от друга, но центростремительная сила еврейства оставляла эти прочтения внутри единого национального и религиозного круга. Таковыми поначалу были и тексты зародившегося христианства.

В «своем» русском ТАНАХе я стремился с максимально возможной степенью приблизиться к аутентичному прочтению священных текстов времени их создания, подобно археологу, слой за слоем снимая напластования-прочтения многих веков. Думаю, что здесь подписался бы и мой предшественник, во всяком случае, в этом казенными словами его обвиняли. Другое дело, что, как и я, стремясь к «неслыханной простоте» первоначального, еще не зачитанного текста, Г. Павский оставался протоиреем, видевшим (вольно или невольно, этого уже не узнать) в танахическом тексте предвестия явления в мир Божьего сына, другими словами, читал Ветхий завет глазами верующего в Завет Новый. Хотя в отсутствии этой веры его и обвиняли.

(Необходимая оговорка. Ни у меня, да и боюсь, ни у кого, нет возможности проследить текстологическую историю текстов Г. Павского. Потому не исключаю: некоторые наблюдения следует адресовать не самому переводчику, а его редакторам.)

Во 2-ом стихе 2 главы Книги Хвалений слово машиах (помазанник) написано с заглавной буквы. По-гречески машиах — христос, поэтому и должно быть христианином прочитано как имя собственное. В Теѓилим (Псалмах) же переведено дословно: помазанник, словом, в ТАНАХе относившемся обычно к царю, которого помазывали священным маслом на царство (церемония не производилась, когда не было сомнения в праве наследования). 

В своем переводе я принципиально отказался (придерживаясь неукоснительно) от дополнений и разъяснений внутри текста. В Теѓилим (Псалмах) могут отсутствовать слова, без которых русский текст может и обойтись (излишние служебные слова, например), но в нем нет и быть не может слов привнесенных. Неясное можно и должно разъяснить в комментариях. У Г. Павского же мы встречаем слова, заключенные в квадратные скобки (вероятно, добавления из Септуагинты или славянского перевода), и слова, выделенные курсивом (вероятно, введенные переводчиком для лучшего понимания текста).

 

Теѓилим (Псалмы)

 

Глава 6

Первые стихи Теѓилим (Псалмов) во многих случаях содержат «техническую» информацию, ведь многие тексты были частью храмового служения, их пение сопровождалось игрой на музыкальных инструментах. Размышляя над возможностями и способами перевода такой информации и познакомившись с множеством толкований, полагая, что все они мало что объясняют, неясное делая еще больше неясным, я прибег к транслитерации: хоть не переведу, по крайней мере, и не совру. Так же поступает и английский классический перевод короля Яакова: To the chief Musician on Neginoth upon Sheminith, A Psalm of David. Вслед за Септуагинтой и славянским переводом («В конец, в песнех о осмем, псалом давиду») Г. Павский поступает иначе.

 

Книга Хвалений или Псалтирь на российском языке

 

 

Глава 11 (в русской традиции: 10)

В ТАНАХе вообще, в Теѓилим (Псалмах) в частности, немало случаев, когда трудно выбрать одно из разных прочтений. Так, в переводе этого псалма Г. Павский слышит прямую речь вплоть до 3-го стиха, а я (так и в Синодальном переводе) только в третьей части стиха 1-го. Заметим, что в ТАНАХе проблема отделения прямой речи «героя» от общего текста совсем не проста.

 

 

Теѓилим (Псалмы)

 

 

Теѓилим (Псалмы)

 

***

Российское Библейское общество было образовано в 1813 году, его президентом стал друг царя, министр духовных дел и народного просвещения князь А.Н. Голицын. Одним из основных направлений деятельности Библейского общества было издание перевода Писания на русский язык: Россия догоняла Европу. Однако после смерти императора Александра I новым царем Николаем I в 1826 г. вскоре после вступления на престол оно окончательно было закрыто. 

Собственно, еще при Александре наступили те еще времена. Знаменитый Магницкий предлагал прекратить преподавание философии в университетах, а перевод Ветхого завета с иврита назвал «соблазнением в жидовство». Незадолго до закрытия Общества в 1825 г. был напечатано Восьмикнижие (Пятикнижие, Книга Иисуса Навина, Книга Судей, Книга Руфи) — перевод с иврита и греческого под редакцией Г. Павского, не всегда соответствующий славянскому. Пятитысячный тираж был сожжен в печах Александро-Невской лавры. Лишь в 1861 г. с незначительными изменениями этот перевод был издан в Лондоне.

Преподавая в Санкт-Петербургской духовной академии, Г. Павский переводил с иврита Святое писание, знакомя с переводом учеников. Спрос на живое библейское слово был чрезвычайно велик, и, как это часто бывает, начальством не поощрялся. Некоторые предприимчивые ученики, литографировав переводы Г. Павского, распространяли их в разных городах не только среди студентов и преподавателей духовных академий, но и лиц светских. На протяжении нескольких лет «самиздатовские» переводы разошлись по стране. На церковном суде Г. Павский утверждал, что ничего об этих изданиях он не знал. Настроенный не раздувать пожар,  могущий обжечь важных церковных особ, суд протоирею Г. Павскому счел за благо поверить.

«Один из добрейших, умнейших, ученейших людей в столице» (так отозвался о нем А. Никитенко, дневниковая запись от 25 апреля 1827 г.), Г. Павский всегда вызывал подозрение у начальства. После доноса царю московского митрополита Филарета о признаках неправославия в книгах учителя Закона Божьего наследника престола Николай I принял объяснения Г. Павского, но митрополит Санкт-Петербургский Серафим, пав перед царем на колени, от имени всей церкви просил «соблазн» прекратить. Царь уступил. По слову В. А. Жуковского, руководившего обучением наследника, религия в законоучительстве Г. Павского — это «друг просвещения, такая именно, какая должна жить в душе Государя». Наследник и его сестры со слезами на глазах прощалась с учителем.

Запись в дневнике А.С. Пушкина от 8 января 1835 г. начинается так: «Начнем новый год злословием, на счастие...» Среди прочего в этот день поэт записал: «Филарет сделал донос на Павского, будто бы он лютеранин. — Павский отставлен от великого князя. Митрополит и синод подтвердили мнение Филарета. Государь сказал, что в делах духовных он не судия; но ласково простился с Павским. Жаль умного, ученого и доброго священника! Павского не любят. Шишков, который набил академию попами, никак не хотел принять Павского в числе членов за то, что он, зная еврейский язык, доказал какую-то нелепость в корнях президента». Поэт имеет в виду книгу Шишкова «Славянорусский корнеслов» с подзаголовком: «Язык наш — древо жизни на земле и отец наречий иных».

В 1841 г. киевский митрополит Филарет (Амфитеатров), противник перевода Библии на русский язык, получил донос на распространяемый литографированный перевод. По указанию обер-прокурора Синода графа Н.А. Протасова было начато следствие, во время которого протоирей Г. Павский был вынужден и устно и письменно отвечать на предложенные вопросы, целью которых было в конечном итоге проверить его православную благонадежность.

Расширяясь, следствие велось не только в столице, но и в Москве, Киеве и Казани, во всех духовных академиях. Было изъято и уничтожено около трехсот литографированных и рукописных экземпляров переводов Г. Павского. По одной из копий перевода каждой из переведенных книг было запечатано и сохранено в архиве. Благодаря тому, что к делу, наделавшему немало шума, решили не привлекать лишнего внимания, Г. Павский отделался «увещеванием». За причастными к делу установили постоянное наблюдение, некоторых преподавателей академий велено было уволить.

О замечательном филологе, богослове и переводчике Г. Павском подробно рассказал И.А. Чистович в главе «Перевод священных книг Ветхого Завета на русский язык протоирея Г.П. Павского» в книге «История перевода Библии на русский язык» (СПб., 1899).

Во введении к книге И.А. Чистович писал об отношении православной церкви к ивриту: «При этомъ всеобщемъ употребленіи греческаго перевода LXX, въ древней церкви не было однакожъ какого либо враждебнаго отношенія къ еврейскому тексту; напротивъ, при чтеніи и при исправленіяхъ греческаго текста, къ нему всегда обращались, какъ къ пособію. Употребленіе еврейскаго текста въ этомъ отношеніи было разнообразное. Онъ употребляемъ былъ для возстановленія подлиннаго смысла текста въ тѣхъ случаяхъ, когда греческій былъ неясенъ и еврейскій не казался поврежденнымъ. При множествѣ и разнообразіи списковъ греческаго перевода, въ которыхъ то чего либо не доставало, то было что нибудь излишнее, или перемѣшано было расположеніе частей, еврейскій текстъ употребляемъ былъ для указанія полноты или недостаточности того или другого списка и послѣдовательности и порядка чтеній. Но, при такомъ употребленіи еврейскаго текста, онъ никогда не былъ принимаемъ за норму, опредѣляющую правильность чтеній, имѣющихъ важность въ догматическомъ отношеніи. Такою нормою служило установившееся въ церкви извѣстное пониманіе и толкованіе священнаго текста, или священное преданіе».

 

 «Чисто филологическим переводом» назвал свои переводы Священного писания Герасим Петрович Павский, отвечая на вопросы суда Синода. Будучи вполне от мира сего, назвал то ли в насмешку над судьями, то ли по неудержимой ученой наивности.

(Продолжение следует)