Комментарий | 0

Золотая осень поэзии в Санкт-Петербурге (окончание)

 

(Начало)

 

29 сентября 2012 года.         

 В полдень в Центре современной литературы и книги на набережной Макарова состоялось открытие фестиваля «Полилог» и представление участников. Хозяин ЦСЛК Дмитрий Каралис приветствовал участников и пожелал им интересных встреч и творческих удач и передал микрофон Роману Круглову, редактору «Молодого Петербурга», и Татьяне Богатыревой, которые выступили в роли ведущих фестиваля в последующие дни.  Фестиваль, как это принято сейчас подчеркивать, уже обрел статус международного, поскольку были представители русскоязычных изданий не только из России, но и из бывших союзных республик, обретших государственный статус – Беларуси и Молдове. Речь шла о судьбе русскоязычных писателей и журналов, о контактах с литературными журналами России.

Глеб Артханов (псевдоним Алексеева Юрия Игоревича), член редколлегии журнала «Литературная Немига»,заместитель главы Представительства русских писателей Беларуси при Санкт-Петербургском городском отделении Союза писателей России, член Союзов писателей России и Беларуси, говорил о ситуации в родственной славянской стране – Республике Беларусь, где большинство читающего населения русскоязычны. В то же время  в молодой республике выходит около трёхсот печатных изданий на белорусском языке и только один журнал – упомянутая «Литературная Немига» – на русском языке. Конечно, такая ситуация с русским языком  не может радовать не только писателей, но и большинство жителей страны. Он рассказал также о представительстве белорусских писателей в Петербурге, где их 25 человек, о создании совместного писательского союза между Россией и Беларусью, а в заключение выступления почитал свои стихи. Как и многие современные поэты, Глеб Артханов обращает свои взоры к религии. Цитирую фрагмент одного из его стихотворений:                        

Мы – за стенами, как все оглашенные,
Мы равнодушны, мы немы и глухи.
Мы – оглушенные, мы – отрешенные.
Если и ждем, то костлявой старухи. 

       Братцы, уважьте, и душу уставшую                                                                       Вы окуните в сияние светов.                                                                                   Братья! Услышьте мольбу просиявшую  –                                                            Речь монастырскую русских поэтов.             

Речь русских поэтов Беларуси была услышана не только присутствующими. Стихи  Глеба Артханова доступны петербуржцам: совсем недавно вышла в НППЛ «Родные просторы» его книга «Зеркальный ковчег», не говоря уже об Интернете.       

О проблемах русскоязычных писателей говорил и поэт из Молдовы Сергей Пагын. Там поднялась очередная волна национализма, активно идут процессы румынизации языка (по данным на 2004 год в стране живут 5,9 % русских), а в Союзе писателей Молдовы нет ни одного русского. И всё же... Русскоязычные писатели живут и выживают. В качестве большого достижения С. Пагын отметил выпуск в 2001 году  справочника «Русская литература Молдовы в конце ХIХ – начале ХХI века». Один раз в три месяца выходит на русском языке журнал «Русское поле» (главный редактор Олеся Рудягина), который финансово поддерживают Посольство Российской Федерации в РМ, Российский Центр Науки и Культуры и Конгресс русских общин РМ. И, конечно, Интернет стирает границы, дает возможность читателям ознакомиться с литературным творчеством русскоязычных поэтов бывших союзных республик, разбросанных  ныне по разным национальным государствам. Что касается судьбы самого Сергея Пагына, то она, прямо скажем, сложилась весьма удачно: член редколлегии журнала, лауреат двух российских премий – «Молодого Петербурга» и премии  им. Николая Гумилёва – «Заблудившийся трамвай», на его стихи написаны песни: «Нам по вере воздастся...», «К сорока у Бога просишь спокойных снов...».

А затем Сергей Пагын прочитал стихи о «неизреченном и неисповедимом мире», о свече, которая «защёлкает в руках». Обратив внимание на духовную ( в смысле «божественную») направленность его стихов, обратилась к поиску в Интернете. Что есть, то есть. Вот одно из типичных стихотворений:   

                          Моя душа пустячное любила:
                          в продольных трещинах хозяйственное мыло,
                          оставленное кем-то на полу,
                          на верстаке светящуюся стружку,
                          щербатую, надтреснутую кружку
                          с чаинками, прилипшими ко дну.                                                                            

                         Родство ли это, давнее желанье,
                         чтоб в замкнутой глубинке мирозданья,
                         где снег стоит, как в стылой бане дым,
                         и день проходит меж ночами боком,
                         предельно личным, милосердным Богом
                         я так же был замечен и любим? ( Курсив мой –Т.Л.)

Ну, что касается души, то её, как и родителей, не выбирают, какая уж досталась, с той и живешь: «пустячная», так с пустячной, великая  – так с великой. А вот то, что поэт любим «богом», –   это не вызывает сомнений. Среди нескольких десятков поэтов «Русского поля» Молдовы он замечен, а не затерялся ли бы он на русских просторах России среди сотен тысяч других поэтов? Ответ на этот вопрос, думаю, должны дать читатели.

Д.Н. Каралис, связанный родственными корнями с Молдавией, вспомнил о юбилее: Молдавия была присоединена к России в 1812 году после русско-турецкой войны 1806-12 гг. Он вспомнил о поэте ХVIII века Кантемире. Мне представляется. что его «сатиры» актуальны и сегодня, например:

                    Гордость, леность, богатство — мудрость одолело,
                    Невежество знание уж местом посело;
                    То под митрой гордится, в шитом платье ходит,
                    Оно за красным сукном судит, полки водит.
                    Наука ободрана, в лоскутах обшита,
                    Из всех знатнейших домов с ругательством сбита.

Ну, чем не современная Россия?

Д.Н. Каралис, недавно побывавший в Молдове, считает, что расцвет культуры во всех областях происходил в Молдавской ССР, когда появились, например, стихи Н. Савостина, возникла детская литература, создавались многочисленные музыкальные ансамбли. Отсутствие государственной поддержки ставит представителей культуры в трудное положение, в этом он солидарен с композитором М. Мунтяну.

Трудно не согласиться с мнением Д. Каралиса о необходимости государственной поддержки культуры. Но, увы! А в постперестроечной России разве намного лучше? То же полное отсутствие бюджетной поддержки многих «толстых» журналов или совсем крошечная поддержка, те же поиски спонсоров, та же очередь главных редакторов перед ними с протянутой рукой.

Кстати о спонсорах. Ведущие фестиваля перед каждым мероприятием, (а выступающие, как правило, начинали свои выступления с благодарности) называли имена спонсоров. Это Фонд «Дорога жизни» и Фонд финансовой поддержки и содействия развитию науки, культуры и искусства "Финансы и развитие". Во-первых, присодиняюсь к благодарностям: спасибо! Во-вторых, нужно назвать тех, кто болеет за отечественную, впрочем не только отечественную, но русскую литературу: это Дмитрий Мизгулин и Алексей Улюкаев – оба поэты, оба финансисты. Д. Мизгулин – президент Ханты-Мансийского банка, А. Улюкаев – первый заместитель председателя Центрального банка РФ. Прямо скажем, не слабо! Это благодаря им удалось организовать этот уже международный фестиваль, для участия в котором приехали главные редактора или их заместители и сотрудники журналов: «Юность», «Знамя» и «Дети Ра» (Москва), «Подъём» ( Воронеж), «Урал» (Екатеринбург), «Аврора» и «На русских просторах», также собрались руководители и участники различных ЛИТО Петербурга и Ленинградской области. И все они рассказывали о  своих журналах, представляли своих поэтов, читали свои стихи. Из петербургских журналов до фестиваля не снизошло, пожалуй, только  руководство журнала «Звезда».

Владимир Коркунов, критик, выступающий на страницах «Знамени» И «Детей Ра» поделился волнующей его проблемой – мыслим ли мы как русские – и рассказал, поскольку он сам родом из г. Кимры Тамбовской области, о своей теме: региональные образы в литературе. Ну, что ж, неплохая тема о малой родине, думаю, что это направление следует приветствовать, в отличие от его стихов (осмелюсь выразить свое мнение). После выступления прозвучало вот это его стихотворение:

В заоконье, в разбуженном шорохе палой листвы,
потерялись твои шаги —
(даже тени закутались в кроны).
Там — машины на восемь рядов, здесь — на два.
Я считал до пяти,
а потом отвернул иконы.

                      И так тесно мне стало в этой пустой душе,
                      в оболочке поддушной, которая пахнет тобою.
                      Я потом разучусь забывать о тебе. (Это гордость шуршит
                      По ночам, задевая опять за живое.) (...)
                      И как прелюдия
                      перед чем-то сложным (да нет — простым),
                      навевающим в душной комнате паранойю,
                      Я уйду — где неслаженный веток ритм
                     Не дает увязаться с покоем.

                      Я буду спокоен.

Ну, что можно сказать? Поэт понимает, что его лирический герой грешит, обращаясь к любви земной от любви к богу. Есть такой православный обычай – перевернуть иконы к стене, если в комнате творится что-то грешное. Правда, его лирический герой «отвернул» иконы, а не перевернул. Посмотрим словарь В.И. Даль: «ОТВЕРТЫВАТЬ, отвернуть что, вертеть отпирая, открывая, вынимая; вертом, вертя освобождать». Что-то странное, действительно граничащее с паранойей, творится с героем стихотворения: он не только «отвернул»  иконы, но ему «тесно» в «пустой душе» (Кому тесно? Уж не раздвоение ли личности? – Т.Л.), да ещё и в некой «подушной оболочке» («подушной» – это от подушки или от «подушного налога?)  в «душной» комнате! Впечатляет, не правда ли? Столько вопросов и раздумий о судьбе поэта-критика рождает это небольшое стихотворение. Слава богу, финал оптимистичен: не суицид, не палата №6 в каком-нибудь жёлтом доме, а надежда и дажеуверенность, что лирический герой (читай –автор) будет спокоен. Так пожелаем ему действительно спокойствия над Кимрскими региональными образами и при критическом осмыслении текстов представляемых им журналов.

Из Москвы перенесемся на Урал. Андрей Расторгуев, член редколлегии журнала «Урал», поэт, журналист, публицист, бывший председатель Союза писателей Екатеринбурга порадовал своим выступлением: в Екатеринбурге создана «Ассоциация писателей Урала», которая распростерла свои крылья от Екатеринбурга до Коми на севере, до Волги на западе, до Кемерово и Алтая на юго-востоке. Судя по тому, что журнал «Урал» выходит регулярно, да ещё там целая страничка отдана   «для ширяния» камчатскому критику Василию Ширяеву, с финансированием там всё в порядке, по-видимому, что-то каплет из бюджета седого Урала. Это позволяет литераторам не молчать, а высказывать свои мысли и чувства, поскольку «... человека от кита отличает даже немота». Не знаю, удается ли  уральским поэтам, подобно киту, гудеть в дыхало или их голос не так громок, но «.. иным даровано доныне /чуять слово уголками рта», как утверждает в прочитанных стихах Андрей Расторгуев.

Следуя официальным религиозным догмам, поэт не обходит вниманием библейские темы. Так, в «Русской карте» он провозглашает себя почти атеистом:

                              Я и в Господа слабо – не то, что в судьбу или карму:
                              одному не под силу – сумеем рядком да ладком…
 
Он вроде бы удивляется, сожалея о распространении христианства:
 
Ни эллина, ни иудея –/ литая словесная связь…
Здоровая вроде идея, / а всё-таки не прижилась.
 
Немногое сонную совесть / больнее берёт за живьё,/
 чем эта еврейская повесть / во всех вариантах её.(...)


Что тут возразишь? Впрочем, вопрос есть: что же так берет «за живьё» лирического героя А. Расторгуева: Ветхий завет с богоизбранностью евреев или, быть может, Новый завет с его идеями апокалипсиса для всего человечества, исключая 12 колен израйлевых? Трудно сказать, но поэт не скрывает свою радость от того, что:

                           Старинная вроде идея:/ ни эллина, ни иудея –/
                                а всё-таки не умерла.

Грустно, когда поэзия идёт на службу к чуждым религиям, а поэту приходиться идти  в слуги к  чуждым народам. Вот только юмор спасает. На встрече Расторгуев прочитал одно из последних своих стихотворений, в котором он признался, кому он служит.

                                  Кто собаку завёл – обязался подённой рутиной,
                                 и поди разбери, кто прислуга, а кто господа… (...)
                                 В меру всякая тварь мировой благодати причастна,
                                  и, наверное, в белое солнце и чёрную тьму
                                  я хоть этому сукину сыну служу не напрасно
                                  и не зря омываю шершавые лапы ему.

Не напрасное служение собаке («сукину сыну») это констатация факта  или «сукин сын» –  это метафора, олицетворяющая собой бандитский олигархический режим, которому служит поэт своим творчеством? Вопрос, как говорится «имеет место быть».

Ответ на вопрос о «служении», о роли России в мировой жизни, дал в выступлении Г.Н. Ионин, доктор педагогических наук, профессор педагогического университета. Он сказал, что предназначением России всегда было - всемирное единение, что в настоящее время, к сожалению, разрушено. Ту же роль единения людей играет и поэзия. Своё выступление Г.Н. Ионин закончил стихотворением, посвящённом памяти его убитого сына. Борис Лукин снова представил свой проект – Антологию сорокалетних.

А дальше слово было предоставлено руководителям ЛИТО  и поэтам – членам Союза писателей. Алексей Ахматов порадовал присутствующих  своими юмористические  стихами,  Галина Гампер прочитала стихотворение о рыбаке, сидящем у реки. Но это было её стихотворение, а не классическая сказка о рыбаке и рыбке. Постмодернист Евгений Попов, рассказал о самом большом своем творческом достижении – он вырастил в этом году 400 кг картошки. В свете этой информации показались вполне оправданными его стихи, в которых он признался, что «страшно утонуть в эпосе жизни». Но, тем не менее, Евгений Попов не утонул в прозе жизни и ему удалось совместить уборку картошки на даче с участием во всех мероприятиях фестиваля «Полилог».

Член Союза писателей России Валентин Голубев в выступлении, обращаясь к присутствующим поэтам, подчеркнул необходимость сохранять  национальные корни. При этом он сослался на исторический пример Самуила Яковлевича. Маршака, который до революции в 1911 году после поездки в Палестину выпустил книгу стихов «Сиониды». Вот фрагмент одного из стихотворений из этой книги.

                     Я был в деревне Феллахов бедных - Анотот. –
                     Там рос и жил великий, древний
                     Пророк, оплакавший народ.
                      И глядя на немые камни
                     Жилищ, раскинутых окрест,
                      Я долго думал, как близка мне
                      Печаль суровых этих мест.

Поэт рассказал о том, что Маршак всю жизнь скрывал то, что он автор этой книги, опасаясь репрессий за свои сионистские взгляды и стихи по еврейскому вопросу, хотя несмотря на то, что он писал всю жизнь на русском языке, но стихи о малой родине несут национальный колорит. В. Голубев сказал также о том, как в Советском Союзе преследовались проявления в творчестве национальных корней. Мне пришлось выступить с опровержением этого заявления, мягко говоря, не совсем исторически правильного.

Что касается национального колорита в творчестве раннего Маршака, вероятно, он есть. Но стоило ли так пугаться сионистских воззрений в те годы, когда одним из первых декретов советской власти был принят декрет об уголовной ответственности за антисемитизм, а отнюдь не за сионистские взгляды. Этот декрет  Совнаркома Р СФСР «О БОРЬБЕ С АНТИСЕМИТИЗМОМ И ЕВРЕЙСКИМИ ПОГРОМАМИ» был принят 12 апреля 1918 года и подписан председателем Совета Народных Комиссаров вл. Ульяновым ( Лениным), управляющим делами Совета Народных Комиссаров Вл. Бонч-Бруевичем, секретарём Совета Н.Горбуновым. А что касается  преследования литературы на национальных языках народов СССР, то наоборот уже в августе 1934 года, на I  Всесоюзныом съезде советских писателей. Были подведены итоги периода становления многонациональной советской литературы, развития национальной литературы народов, населяющих Советский Союз на их родных языках.

В заключение своего «исторического» экскурса в национальные  проблемы литературы В.Голубев прочитал свои последние стихи о «фантомной боли отлетевшей души».

Встреча в ЦСЛК закончилась. Продолжение поэтических бдений было перенесено в соответствии с программой в Дом писателей на Звенигородской, который встретил участников безалкогольным фуршетом, но с бутербродами, чаем, кофе и фруктами. Подкрепиться было необходимо – впереди предстояла ещё многочасовая встреча, так сказать творческие отчеты участвующих в фестивале ЛИТО.

Стартовали птенцы ЛИТО Галины Гампер. Она заняла место за столом президиума, вызывала по очереди своих подопечных и руководила их действиями: прочитай ещё, или прочитай такое-то стихотворение. Первым «на ковер» был вызван Олег Ильин, который читал стихи из цикла о метро. На синей ветке прозвучало признание, что «мы крысой шушерой шуршим», на красной ветке поэт вспомнил Пушкина, которого убили «технократы», а когда «поезд» свернул на оранжевую ветку, прозвучали призывы казнить большевиков, «...на дыбу их!». Небезопасно-таки пользоваться петербургским метрополитеном им. Ленина. Мне показалось, что это один из любимых учеников мэтрэссы; она предложила ему почитать ещё. И прозвучало стихотворение, в котором лирический герой говорит, что он войдёт «как валькирии вождь». Неплохой образ, вообще говоря, но... В скандинавской мифологии предводительницей (командиром) валькирий является Фулона, валькирия золотого копья, женщина, которая вместе с подругами должна уносить тела погибших воинов в Валгаллу. Любопытные аллюзии, не правда ли?

Галина Гампер продолжала представлять своих питомцев – Светлану Дергачеву, Егора Птицина. Последний сообщил, что он прочитает свои «детские» стихи. Но стихи оказались не детскими, а медицинско-педиатрическими. Сначала Егор прочитал стихотворение про УЗИ, где видит свою неродившуюся ещё дочь, потом, после её появления на свет льются потоки сладеньких родительских чувств и переживаний. А поток пиитов Лито Гампер продолжался: Наталья Настина, Григорий Князев, – «любви космической посланец», дошедший «до крайнего предела»,– Калерия Соколова, которая сожалеет, что они «(мы) ещё не живали». (Не видя распечатанного текста не могу утверждать, что правильно написала глагол: Возможно, что они ещё не «жевали».) Миронов Николай поведал миру, что «вот так и слепнут сотни тысяч». Печально, конечно. Но, если говорить о моём восприятии поэтических потуг слушателей ЛИТО Гампер, то они произвели на меня удручающее впечатление, кажется, что присутствуешь не на поэтическом вечере, а в клинике не совсем здоровых людей. Но, подчеркиваю, что это моё субъективное впечатление от восприятия стихов «на слух». Нужно читать распечатки текстов.

Евгений Макаров, победитель конкурса авангардистов «на воде» представлял не ЛИТО, а самого себя, так сказать театр одного актёра. Рассказал о своих опытах над расшифровкой медицинских рецептов излечения больных (не знаю, терапевтических ли или душевнобольных), заложенных в слове, чем повеселил присутствующих, заслужив от Г.Гампер определение жанра своего творчества: это не поэзия, а эстрада. Не спасло его даже то, что он прочитал свои юмористические стихи, в частности про лужу.

Весьма многочисленными были выступления поэтов от «Молодого Петербурга» с семнадцатилетней уже историей, на посту руководителя которого Алексей Ахматов сменил Евгения Лукина. Первым выступил Игнат Смоленский, сын недавно скончавшегося писателя, кинооператора, актёра Петра Кожевникова. Оператор котельной, снабжающий теплом Центральный район СПб, он прочитал остроумное стихотворение , где звучали такие строки: «Не состоялась летаргия...», а речь шла о принцессе, которая не знала «про отопительный сезон».  Тему о трагической любви продолжила Татьяна Богатырева, одна из ведущих фестиваля: «Закрываю глаза, чтобы лучше тебя разглядеть. / С каждым схожим с тобою лицом предаваясь разврату, / продолжаю мертветь.». Высокие чувства!

 Свои стихи читали Екатерина Дедух, москвич Андрей Гришаев. Поэту хочется на природу, «послушать уток крякающих а приходится заниматься мышами в ведомстве Дёмина:

По ведомству Дёмина мышь/ По ведомству Дёмина моль/
По ведомству Дёмина пыль/ По ведомству Дёмина ноль, –

а поэту хочется остановить прекрасное мгновение:

                        Я сказал: “замри, минута”,/ Но она не замерла./
                        Растянулась почему-то, / Покружила и ушла. (...)
                        Я запомню ту минуту./(...)
                        Ту, которую не звал я,/ Не упрашивал: “замри!”/
                        Потому не опоздала,/ Потому всегда внутри.

Прекрасное мгновение выросло до минуты, а она «всегда внутри» поэта. И стихотворение превращается в автопародию.

Андрея Гришаева сменяют три Юлии: Чернявская, Гордеева и Морозова. Юлию Морозову, автора двух книг, лауреата премии «Молодой Петербург» волнует «жилищный вопрос», тот самый, который (по словам Воланда) испортил москвичей. Впрочем, и петербуржцы в этом от них не отстают: «Ты сходи в ГБР и купи пару метров печали», – советует поэтесса своему любимому в стихотворении «Жилищный вопрос», поскольку  основания для печали есть, и  весьма драматичные:

Между нами мелькают/ названия памятных станций:
«Голодранкино»,/ «Лохино»,/ «Дольщики»/ и «Мышеловка». Юлия Морозова в поиске: «Ищу двадцатый век.», – напишет она в одном стихотворении, а находит... «Исповедь графомана»:
Осточертело тыкать, якать,/ вскрывая душу натощак,/
как банку кильки драгоценной, / просроченной на пару лет,/
чтоб мой читатель нощно, денно/ всё бегал, бегал в туалет.
 

Правда, это стихотворение на этом представительном форуме не прозвучало. Но следует отметить, что для поэтов «Молодого Петербурга» проблема «несварения желудка» не сходит со сцены: раньше Вера Мелехова писала о «поносном следе», оставляемом в поэзии. Трудно не согласиться с мнением А.Ахматова, написавшем в предисловии к книге Ю.Морозовой, «сколь непроста жизнь творческого человека». Однако! Стоит ли доходить до такого самоуничижения младопетербурженке, стоящей ещё на пороге жизни. Оптимизму-с побольше, воли к победе. Но нет, молодежь, увы! делает попытку обратиться к богу:

Поверь, Отец, если б вдруг узнала,
что Слова не было изначала,
что Ты молитв никогда не слышишь,
рванула б с крыши.

Как это старо, однако! И как не по-христиански для христианки. Самоубийство – великий грех. Так что, покрестившись, страдай, терпи, молись, крестись на купола, целуй иконы в надежде на грядущие райские кущи.

Стихи Юлии Гордеевой, которые она читала,  публицистичны и драматически социальны; они охватывают период от хрущёвской оттепели (думаю, что понаслышке):  Город хрущёвский попахивал пивом, /Каждый второй шёл с пропитым лицом./ Маленький мальчик выводит курсивом / Мат пятиярусный перед отцом. / Город подобен безликой деревне,/ Где неизвестен глагол «создаём» (...)

до постперестроечного времени:

В пространстве неприкрытого цинизма/ Под сводами седеющих небес/          Мне вспомнилась эпоха коммунизма,/ Идущая с сегодняшней вразрез.

(...)К нам пришёл «прогресс», / Диктуя рынка хищные законы,/
Блюдя во всём свой шкурный интерес. /Но раньше, без мобильных телефонов   / И даже интернетовских сетей, / Нам письма приносили почтальоны, / И были связи меж людьми живей.
  Констатация – да, а где же выход из тупика? Опять знакомые мотивы – надежда на ангела света, который и по волосам нежно погладит, и подбодрит словами «держись», и предостережёт от падения в «овраг безрассудства». Не друг, не коллега, не любимый... Надежда только на ангела. Увы!

          На «закуску» «литовцы» «Молодого Петербурга» оставили Максима Грановского, победителя конкурса над невскими волнами. Там он прочитал стихотворение о «личинках ангелов», лежащих на курорте в теплых краях. Лирический герой вспоминает о детстве:

         Безпромилен в сердце алкалоид / Детской тяги к самому себе.

Ребенку –  речь идёт о детстве – простительно не знать разницу между алкоголем (этиловым спиртом), концентрация которого измеряется в промиллях, и алкалоидами – органическими соединениями азота природного происхождения, но вот «детская тяга к самому себе»...  даже помимо воли ассоциируется с библейским Онаном. Других впечатлений от детства не осталось? Последний  же катрен стихотворения заставляет задуматься:

            ...Полоска света / Гόловы (или головы'? –Т.Л.) затянет батискаф.

И чтобы это значило? Если полоска света затянет головы в батискаф, – это понятно – детское любопытство естественно? Но в приведенной редакции это приближается к стихотворению абсурда, которое не спасает даже юмор последних двух стихов:

                   Очень я хорошим стал поэтом, / Ничего еще не написав.

Ну, зачем же такое самоуничижение? Что-то написали, а вот, что написали, –  это вопрос небезынтересен.

          В Доме писателей Максим познакомил слушателей с важным событием в его жизни: ему сделали  – чтобы вы думали? –... прививку Манту.

                 Я сделал прививку Манту./ Прививку не эту, не ту!/
                 Примочку от туберкулеза. / Сижу теперь словно Спиноза...
  Обращение поэта к несомненно социально значимой теме следует приветствовать: в городе из-за притока гастарбайтеров отмечена вспышка туберкулеза, болезни, практически полностью исчезнувшей в советское время. Но не только это. Автор не только находит оригинальную рифму – туберкулёза — Спиноза, но и демонстрирует широту кругозора:  Барух Спиноза таки действительно болел туберкулёзом, от чего и умер. Поэт так плохо себя чувствует после прививки, что ему уже не до рифм в дальнейшем изложении,

                     ...любая иголка/ Собою затмит медсестру,/
                     Что грудью валилась на руку, / Что впрыснула томную муку/
                     В слоновую кожу мою.  

И снова, какой оригинальный ход «мысли»: боль затмила воспоминание о груди медсестры! Так свежо, чувственно, опять-таки парадоксально. Земное, человеческое, а не философская заумь о том, что природа – это бог. И в «связке» с этим стихотворением Максим читает другое потрясающее стихотворение о любви, потрясающее в том смысле, что слушателя буквально «потрясает» его образность и метафоричность. И дело не в том, что автор обращается к картине Пабло Пикассо «Девочка на шаре», а  в высоком чувстве любви:

                            Хочу идти с тобою по орбитам,
                            Как скарабей, ведя перед собой
                            Свою любовь, бежавшую из быта,
                            Вращая и вращая шарик свой. (Курсив мой- Т.Л.)

Черный жук скарабей – жук-навозник – катает навозную массу до тех пор, пока она не превратится в шар. И вот этот шар из навоза поэт называет своей любовью?! Автопародия? Стремление к эпатажу? Священное насекомое египетских богов солнца? Но даже если  и священное, но всё-таки насекомое. Низвести любовь к насекомому? Что-то не то... Реверанс в сторону Виктора Пелевина с его «Жизнью насекомых»? Вопросы поставлены, ответы пусть дадут читатели поэта, а судя по массовой поддержке его во время соревнования  на теплоходе, почитатели были не только в его тусовке, но и  среди членов жюри.

      А представление поэтических объединений  продолжалось. Дошла очередь до Творческой мастерской (надо полагать «словорубной» – термин  альманаха «Молодой Петербург») Юрия Шестакова, которую после смерти Юрия Михайловича возглавил член Союза писателей России Борис Краснов, который и представлял не только свои стихи, но и стихи «мастеровых» (или уже мастеров?) слова. Выступали Арина Максимова, Ирина Важинская, Ярослав Шабля. Темы их стихов, как и формы, традиционны, это, так сказать «классики», петербургского отделения СПР России. Они с благодарностью вспоминают своено наставника – Юрия Шестакаова, посвящая ему стихи и, следуя его  заветам (и официальной идеологии) идут по единой ( в том числе и с Единой Россией) тропе к православному храму. Ярослав Шабля:

 Я вдыхаю весну понемногу,/ Опустев от обид и потерь./
  Осторожную к Богу дорогу/ Размывает дождями апрель./ (...)
 Я усталое сердце несу/ К тихой церкви, чей купол пологий/
  На идущих глядит с высоты./ Нет покоя на этой дороге,/
Нет столба с указаньем версты.

Отчего же устало сердце поэта? Чего ему не хватает? Покоя? Или указателя, сколь далеко ему ещё идти? И почему дорога к богу у лирического героя «осторожная»? На всякий случай или в предвидении с опаской, как бы она не сменилась на дорогу к другому храму – мечети или синагоге – в случае изменения официального курса. Или, возможно, где-то дремлют атеистические пионерское детство и комсомольская юность? Поэт в раздумьях и «осторожном» поиске.  

  А заключала этот день насыщенного  поэтического форума Галина Илюхина, редактор  ЛИТО «ПИИТЕР». Она только что вернулась из Крыма, где подводились итоги конкурса Максимилиана Волошина. Представлять Галину вряд ли требуется: составитель сборников «Аничков мост» и первого выпуска «Петербургских мостов». Она прочитала свои иронические стихи о мужчинах и женщинах, представила своих коллег.

          Неумолимое время не желало останавливаться, непоэтический персонал Дома писателей стремился к дарованному конституцией отдыху. Напитанные поэзией слушатели мало-помалу разбредались по домам.

 

30-е сентября.

         Ровно в полдень открылся последний день фестиваля, состоялось подведение итогов конкурса начинающих поэтов, награждение лучших и традиционный фуршет, благодаря широкой поэтической натуре двух уже упомянутых спонсоров.

Впрочем, в порядке благодарности за праздник, наверное, стоит ещё раз напомнить имена поэтов-финансистов – Дмитрий Мизгулин и Алексей Улюкаев (привожу их в алфавитном порядке, а отнюдь не по их вкладу в литературу). Дмитрий Мизгулин:лауреат премий им. Д.Н. Мамина-Сибиряка (2004), «Петрополь» (2005), премии журнала «Наш современник» (2006), «Традиция» (2007), премии им. Б. Корнилова (2008) , им. Анны Ахматовой журнала "Юность" (2011) и др.  На стихи Д.М. написаны песни и романсы композиторами Е.В. Кожуховской, Е. Казановским, И. Насиковским, В. Минкиным и др.,  лауреат международного Санкт-Петербургского конкурса «Весна романса». Кавалер Ордена Дружбы. Автор свыше десяти книг стихов и прозы, о нём написаны десятки критических и литературоведческих статей, президент фонда «Дорога жизни», издатель одноименного журнала, один из учредителей премий им. Бориса Корнилова и «Молодой Петербург».

Алексей Улюкаев, первый заместитель председателя Центробанка(!!!) в одном из интервью посетовал, что он автор двух поэтических книг «Огонь и отсвет» и «Чужое побережье» , но «как поэт никому неинтересен». Располагая такими возможностями, будучи председателем Попечительского совета Фонда финансовой поддержки и содействия развитию науки, культуры и искусства "Финансы и развитие", автор неизвестен?! Что уж тогда говорить о нищенствующих поэтах, которые пару лет должны по копейкам собирать гроши, чтобы выпустить тиражом в 100 экземпляров книжонку своих стихов. Но, учитывая, что поэт – всегда поэт, и ему нужен читатель, в качестве благодарности от участников фестиваля за возможность его проведения закончу этот репортаж несколькими стихотворениями поэта Алексея Улюкаева.

 На тридцать лет я дал обет молчанья
Но уж в часах песок перевернулся
Покуда он не сыпется ночами
Из тела хилого, и не переобулся
Я в обувь одноразовой природы
Любезен, не любезен ли народу
Порадую вас плоскими речами

Поскольку в плотской жизни я начальник
В духовной полагается аскеза
Я долго обрезался и обрезал
Почти что всё. Но уцелел случайно

Отросток малый и попал досрочно
В довольно унавоженную почву
Текущей жизни
Ну теперь — до тризны

           ***

Это когда? Когда не родились родители?
И чуть пораньше, чем вред приносили вредители?
Домны кипели. Печать на декрете синела.
Доброе дело. Хорошее дело.

Ну и дела. Ну и дел-то потом начудесили.
Позаводили. Открыли. Да с шуткой, да с песнями.
Раскорчевали — да сами себя поимели.
Доброе дело, Багрицкий, хорошее дело.

От винограда отцов оскомой побитые
Бодро шагаем как раз над могильными плитами.
И повторяем — не звонко (не скомкай), не смело:
Доброе дело. Хорошее дело.

                             ***

И одна за одной, и один за одним
Беспросветные дни,
Несусветные ночи.
Мы остались одни.
Он один. Мы одни.
Напророчить

Между прочим подобное было легко.
Но не очень
Помогает теперь твой бурбон – молоко
Одиночек.
Как просвет между строчек

Оказалась жизнь коротка.
Хоть вместила
Две эпохи короткая эта строка
Как две даты над скромной могилой.

Хороши или плохи – поди разберись.
Ахи-охи.
Полосатая жизнь и небесная высь.
Две эпохи.

И чего мы галдим?
Видишь, дым
Поднимается в небо.
Так и быль обращается в небыль.
Мы одни.
Он один.

                   ***

 

“Ни к городу и ни к селу —
Езжай, мой сын, в свою страну, —
В край — всем краям наоборот!”

Марина Цветаева, Стихи к сыну, 1932

Езжай, мой сын, езжай отсель
На шарике найдёшь теперь
Немало мест, где шаг вперёд

Необязательно пятьсот
Шагов назад, где, говорят,
Не всё всегда наоборот

Где не всегда конвойный взвод
На малых выгонят ребят
Где не всегда затычку в рот
Бывает — правду говорят

Бывает голова вверху
А ниже — ноги
Где в хлеб не сыпали труху
И не смеялись над убогим:
Ха-ха, хе-хе, хи-хи, ху-ху
О боги!

              ***

А что там? Вероятно, гладь морская,
Какое-то чужое побережье.
Маршрут прочерчен. Может быть, изъезжен.
Но всё равно и глаз, и слух ласкает

Вся эта жизнь, короткая — как прежде
Казалась длинной юному невежде.
Неужто кончится? Берёт тоска и...
Не отпускает
Что там вера, что надежда…

Санкт-Петербург
Октябрь 2012 г.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка