Комментарий | 0

Стихи и Задачи Владимира Набокова: "Poems and Problems"

 

McGraw-Hill, NY, 1970. 39 стихотворений на русском и английском языках. 14 стихотворений на английском. 18 шахматных задач с их решениями.

 

                                                                         Воздух живителен, влажен, душист.
                                                         Как жимолость благоухает!
                                                                      Кончиком вниз наклоняется лист
                                                            и с кончика жемчуг роняет.
                                                                   («Дождь пролетел». В. Набоков)
 
 

 

(о стихотворном наследии Владимира Набокова)

 

В своем вступлении к собранию поэтических произведений Владимира Набокова, Томас Каршан (2012) пишет о том, что «Набоков, как и Джойс, изначально был поэтом». Каршан ссылается на самые первые строки книгу «Память, Говори» (Speak, Memory) (1967): «восстановить лето 1914-го года, в которое мной овладело цепенящее неистовство стихосложения, мне только нужно живо вообразить некий “павильон”, а вернее беседку».

Набоков писал стихи на протяжении всей жизни, о чем упомянул во вступлении к собранию поэтических сочинений Poems and Problems («Стихи и задачи»), который был издан в 1970-м году. Как значится в сносках в книге Набоков, Pro и Contra, «в сборник В. Набокова «Poems and Problems» («Стихи и задачи». New York; Toronto: McGraw-Hill, 1971) входят 39 русских стихотворений с параллельным нерифмованным авторским переводом на английский, 14 английских стихотворений, 18 шахматных задач с решениями и составленная автором библиография).

Сам Набоков пишет об этом так: «Русские стихи представляют только малую часть — едва ли больше одного процента — той непрерывной массы стихов, которую я начал выделять в ранней юности и продолжал это делать, с чудовищной регулярностью, в двадцатые и тридцатые, в последующие два десятилетия иссякнув, когда скудный выход десятков двух едва ли превысил число стихов, которые я написал по-английски» (цит. по Набоков, Pro et contra, Т.1, с. 228).

Многие из этих стихотворений никогда не публиковались, хотя некоторые появились в первом издании «Стихи» (Poems), изданные в 1916 году, когда Набоков был еще в России, а некоторые в 1918 году, совместно с произведениями школьного приятеля, Андрея Балашова. После революции семья Набокова уезжает в западную Европу, 1919 году. Набоков продолжает писать стихи, сначала в Кембридже, где учится с 1919 по 1922 год, а потом в Берлине, где воссоединяется со своей семьей и в некотором смысле вливается в культурный мир русской эмиграции, факт, который подтверждает возможность публикаций, особенно в берлинской газете «Руль» (The Radder), которую сначала издавал отец Набоков. 36 стихотворений Набокова издаются в сборнике Cluster, в декабре 1922 ода, а затем 156 стихотвоерний в Empyrean Path, в 1923 году.  

Вот что Набоков пишет о составлении сборников стихов и переводе:

«Отобрать стихи для этого сборника оказалось менее трудно, чем их перевести. Последние десять лет я при каждом удобном случае продвигал идею о литературности, то есть строгой точности, в переводах русской поэзии. Работать таким образом с текстом — это честное и приятное занятие, когда текст является признанным шедевром, каждую деталь которого нужно правдиво перевести на английский. Но как насчет правдивого англизирования своих собственных стихов, написанных почти четверть века назад? Приходится бороться с некоторым смущением, начинаешь корчиться и морщиться, чувствуешь себя монархом, присягающим на верность самому себе, или добросовестным священником, освящающим воду в собственной ванне. С другой стороны, если представить на один безумный миг возможность перефразирования и усовершенствования своих старых стихов, ужасное ощущение фальсификации заставляет стремглав бежать назад и цепляться, как детеныш обезьяны, за шероховатую правду. Я пошел только на один маленький компромисс: где только было возможно, я радовался появлению рифмы, или ее тени; но я ни разу не выкручивал хвоста единой строчке ради созвучия и не сохранял оригинальный размер, если ради этого нужно было менять смысл» (Р. 13–14).

Английские стихотворения сборника все были написаны в Америке и печатались в самом престижном литературном журнале «The New Yorker». По словам Набокова, «у них более тонкая текстура, чем у русских, несомненно из-за того, что им не хватает той внутренней словесной связи со старыми затруднениями и постоянного беспокойства мысли, которые свойственны стихотворениям, написанным на родном языке, с непрерывным параллельным бормотанием изгнания и так и не разрешившимся детским дерганьем за самые ржавые струны» (Р. 14–15). Некоторые стихотворения снабжены краткими примечаниями автора.

Стихотворения «К России» и «Поэты» (Современные записки. 1939. № 69) были напечатаны под псевдонимом Василий Шишков с целью, как пишет Набоков в примечании к публикации «Поэтов» в «Poems and Problems» (авторский перевод примечания на русский — в сборнике Набокова «Стихи». Ардис, 1979), «поймать в ловушку почтенного критика (Г. Адамович. „Последние новости“), который автоматически выражал недовольство по поводу всего, что я писал. Уловка удалась: в своем недельном отчете он с таким красноречивым энтузиазмом приветствовал появление „таинственного нового поэта“, что я не мог удержаться от того, чтобы продлить шутку, описав мои встречи с несуществующим Шишковым в рассказе, в котором, среди прочего изюма, был разбор самого стихотворения («Поэты») и похвал Адамовича».

В этом рассказе «Василий Шишков» (Последние новости. 1939. 12 сент.) Набоков пишет:

«Стихи были очень хороши — я надеюсь как-нибудь поговорить о них гораздо подробнее. Недавно по моему почину одно из них появилось на свет, и любители поэзии заметили его своеобразность… Поэту, столь странно охочему до чужого мнения, я тут же высказал его, добавив в виде поправки, что кое-где заметны маленькие зыбкости слога— вроде, например, „в солдатских мундирах“».

В предисловии к английскому переводу рассказа (Nabokov V. Tyrants Destroyed and Other Stories. New York: McGraw-Hill, 1975) Набоков добавляет, что этот рассказ «можно было рассматривать в зависимости от степени проницательности эмигрантского читателя или как действительное происшествие, случившееся с реально существующим Шишковым, или как иронический рассказ о странном случае растворения одного поэта в другом. Адамович сначала отказывался верить нетерпеливым друзьям и врагам, которые обратили его внимание на то, что Шишкова выдумал я; в конце концов он сдался…». Следует отдать должное врагу Набокова Адамовичу — в своей книге «Одиночество и свобода» (Нью-Йорк, 1955) он снова похвалил именно эти стихи:

«Некоторые стихи его прекрасны в полном значении слова, и достаточно было бы одного такого стихотворения, как „Поэты“ или „Отвяжись, я тебя умоляю…“, чтобы сомнения на счет этого бесследно исчезли. Как все хорошо в них! Как удивительно хороши эти „фосфорные рифмы“ с „последним чуть зримым сияньем России“ на них! Здесь мастерство неотделимо от чувства, одно с другим слилось».

Примечание Набокова в конце английского перевода стихотворения:

«Оригинальный, обтекаемый, подвижный механизм состоит из правильного трехстопного анапеста „задыхающегося“ типа, с чередующимися женскими и мужскими рифмами. Оказалось невозможным соединить ритм и точность [в англ. — аллитерация: „lilt and literality“], за исключением нескольких отрывков (только третья строфа точно подражает форме стихотворения); и поскольку стремительность оригинала искупает его словесную неясность, мой правдивый, но тряский вариант не так хорош, как мог бы быть прозаический экипаж» (Р. 99).

В библиографии, заключающей сборник «Poems and Problems», Набоков добавляет, что оно было перепечатано в сборнике «Стихотворения» (1952) и «Poesie» (1962) по-итальянски, а также в «Triquarterly» (winter 1970).

Томас Каршан уточняет, что после 1926 году Набоков писать значительно меньше стихов, которые были исключительно индивидуальны, а в 50-е годы вышло два тоненьких сборника, один «Стихотворения» (1929-1951), в котором было 15 русских стихов, а также более длинные поэмы, написанные в 40-е – 50-е годы, а в 1959 году вышли «Поэмы», в которые вошло 14 стихов, написанных по-английски, когда Набоков уехал в Америку (впервые были опубликованы в журнале «Нью-Йоркер», а затем были перепечатаны в «Стихах и задачах», 1970), вместе с 39 русским стихотворениями, которые Набоков специально перевел для издания. Посмертный сборник «Стихи» были изданы спустя два года после смерти писателя, Верой Набоковой (Анн Арбор: Ардис, 1979).

С конца 1980-х годов сын Набокова Дмитрий – выдающийся переводчик, который вместе со своим отцом работал над переводом многих романов на английский язык, – публиковал переводы стихов Набокова. Например, Дмитрий Набоков перевел «Университетскую поэму» (1927 г.), которая станет существенным дополнением к собранию сочинений его отца.  «Музыка», стихотворение, написанное летом 1914 года, русский оригинал долгое время не был напечатан.

В одном из последних изданий (Vladimir Nabokov. Collected poems. Edited and introduced by Thomas Karshan. London, Penguin, 2017) есть 9 стихотворений, которые Набоков не включил в «Стихи и задачи». Стихи в этом собрании не напечатаны в хронологическом порядке, а представлены в трех отдельных разделах.

Критики пишут о том, что стихи Набокова обычно имеют знакомую, даже пыльную декорацию, унаследованную от романтизма – человек сидит один в залитой лунным светом комнате, глядя в открытое окно, охваченный неразрешенными воспоминаниями о потерянном и невосстанавливаемом прошлом. Форма стиха у Набокова обычно традиционна – стихи часто написаны ямбом. Среди адресатов Набокова – Муза, поэт, ангелы, «я», сердце, душа, и, неизбежно, Россия, память.

Набоков не одобряет инноваций и неправильные рифмы (с пренебрежением пишет о «небрежном» стиле, многословном, безграмотном. Нет лучшего примера поэта восемнадцатого века, чем Набоков. Но при этом Набоков не признает предсказуемости и зажатости стиха, как же, как и американский поэт Элиот. Его стихи обладают свободным полетом, но при этом имеют строгую форму и ритм.

Дождь, как и снег, – важные метафоры для стихотворений Набокова. Ливень берет свое начало из собственной парообразной атмосферы, стихотворение как вода, но капля дождя могут вдруг неожиданно стать каплей ртути, которая падает с перегруженного листа.

Стихотворение «Дождь пролетел» (1917, Выра):

Дождь пролетел и сгорел на лету.
Иду по румяной дорожке.
Иволги свищут, рябины в цвету,
белеют на ивах сережки.
Воздух живителен, влажен, душист.
Как жимолость благоухает!
Кончиком вниз наклоняется лист
и с кончика жемчуг роняет.
 

Или «Снег». Берлин, 1930 год, в котором звуки и воспоминания, схожи с воссозданными в «Памяти, Говори»:

 

О, этот звук! По снегу –
скрип, скрип, скрип –
в валенках кто-то идет.
Толстый крученый лед
остриями вниз с крыши повис.
Снег скрипуч и блестящ.
(О, этот звук!)
Салазки сзади не тащатся –
сами бегут, в пятки бьют.
Сяду и съеду
по крутому, по ровному:
валенки врозь,
держусь за веревочку.
Отходя ко сну,
всякий раз думаю;
может быть, удосужится
меня посетить
тепло одетое, неуклюжее
детство мое.
 

В «Снеге» (1930) поэт или лирический герой, пытающийся заснуть, слышит, как за окном хрустит кто-то, идущий по снегу. Эти звуки вдохновляют память о детских санях, на которых он может вернуться через прошедшие годы, подобно герою романов Пруста.

Есть в поэзии Набокова и христианская тема, что удивляет тех читателей, которые знают Набокова по романам «Бледный огонь» и «Лолита». К религиозным стихам можно отнести стихотворения «Тайная вечеря» (1920 г.), «Пасха» (1922 г.), Вопрос об отношении молодого Набокова к христианству, или, в целом, к ​​вере, является сложным и оспариваемым. Во введении к «Стихам и задачам» Набоков настаивал на том, что явно религиозное качество некоторых его ранних стихов не более, чем «византийский» литературный стиль. С другой стороны, в своем вступлении к «Стихам» вдова поэта Вера указала на «потусторонний мир» как «главную тему» ​​в набоковском «водяном знаке», проходящем через все его письмо и творчество. Ощущение потустороннего мира, конечно, не то же самое, что приверженность какой-либо религиозной доктрине, но следует отметить, что звучащие в христианском стиле стихи образуют лишь малую часть многих поэтических выражений веры, происходящих между 17 и 25 годами.
Христос, который предстает в ранних стихотворениях Набокова, – это ребенок, который учит нас видеть красоты земли, а не пренебрегать ими.

 

And touched the airy lenses. Instantly
A sunny shimmer traversed the world, flashed across distant,
Dreary lands, warming the blind, and cheering the sighted.
 

Здесь очевидно сходство с прерафаэлитами, художниками, которые в конце XIX века начали писать христианские сюжеты совсем по-другому, например, как это сделал Милле при создании картины «Христос в родительском доме». Подобная простота исполнения, внимание к мельчайшим деталям – определенное свидетельство эпохи.

Не все стихотворения Набокова периода до 1925 года напоминают картины, но по своей простоте они стремятся к статичным узорам – единственная декларация, небольшая сцена, молитва, как Набоков сам пишет в 1927 году, «история так же важна для поэмы, как и для романа» и «читатель должен начинать с любопытства, а заканчивать с волнением» (вольный перевод). Лирический опыт должен быть увлекательным!

Сравните фразу Набокова в «Лекциях по зарубежной литературе»: «Читатель должен замечать подробности и любоваться ими. Хорош стылый свет обобщения, но лишь после того, как при солнечном свете заботливо собраны все мелочи. Начинать с готового обобщения — значит приступить к делу не с того конца, удалиться от книги, даже не начав ее понимать. Что может быть скучнее и несправедливее по отношению к автору, чем, скажем, браться за «Госпожу Бовари», наперед зная, что в этой книге обличается буржуазия. Нужно всегда помнить, что во всяком произведении искусства воссоздан новый мир, и наша главная задача — как можно подробнее узнать этот мир, впервые открывающийся нам и никак впрямую не связанный с теми мирами, что мы знали прежде. Этот мир нужно подробно изучить — тогда и только тогда начинайте думать о его связях с другими мирами, другими областями знания».

Как известно, многие стихотворения Набокова рассказывают увлекательнейшие истории. Уничижительно эротически откровенная «Лилит» послужила во многом прообразом темной стороны мотивов «Лолиты», а в своей иной, романтическом форме стихотворение «Аннабель Ли» Эдгара По стало основой всех возможных проявлений нежности героев романа).

Как известно, Набоков, не только переводит «Евгения Онегина» А. Пушкина, но и пишет к роману в стихах обширные комментарии. Вот как звучит по-английски пролог к «Евгению Онегину»:

 

Not thinking to amuse the haughty world,
having grown fond of friendship's heed,
I wish I could present you with a gage
4 that would be worthier of you —
be worthier of a fine soul
full of a holy dream,
of live and limpid poetry, (...)
 

Используя сложную схему стихосложения в «Евгении Онегине», Набоков в 1926 году написал свою собственную новеллу в стихах «Университетская поэма». Стихотворение о досадных годах, когда он был студентом в Кембридже, – образ искрящегося времени, перенесенный на фигуру Вайолет, с которой главный герой ведет нерешительный роман.

Итак, Набоков перевел пушкинского «Евгения Онегина» на английский язык и написал два тома комментариев, рассмотрев историко-литературные, бытовые, стилистические и иные особенности романа в контексте русской и мировой литературы.

Письмо Набокова мощное, энергичное, в своем ментальном, голосовом и сюжетном плане. Вот как комментирует мастерство Набокова исследователь Каршан: «Чего не хватает читателю без русского языка при чтении «Евгения Онегина», восполняется виртуозностью онегинской строфы – 14 строк в тетраметре ямба. К счастью, эффект этой строфы легко доступен, Набоков воспроизвел его в двух блестящих строфах своего «О переводе Евгения Онегина» (55), а также комментариях к «Евгению Онегина»» (имеется в виду, «В. Набоков. Комментарии к «Евгению Онегина» Александра Пушкина»).

Напомним, что в основу пушкинской строфы был положен сонет — 14-строчное стихотворение с определённой рифменной схемой. От сонета «английского» («шекспировского») Пушкиным было взято строфическое строение (три катрена и заключительное двустишие), от «итальянского» («петраркианского») сонета — принцип упорядоченности рифменной схемы. Однако, в отличие от сонетной традиции, в которой упорядочение рифмы шло по линии связывания катренов между собой рифменными цепями, Пушкин упорядочил саму систему рифмовки: в первом катрене она перекрёстная, во втором — парная, в третьем — опоясывающая.

"Эволюция смысла является в некотором смысле эволюцией бессмыслицы", – пишет Набоков в «Пнине». Богатая значимость того или иного языка – хрупкое желание, которое зависит от почти бесконечной корневой системы скрытых половинных значений, и эта плотная сеть, источник поэзиии драмы, игнорируется только при высоком риске безумия или отчаяния. Вот, к примеру, стихотворение «Река»:

 

Каждый помнит какую-то русскую реку,
но бессильно запнется, едва
говорить о ней станет: даны человеку
лишь одни человечьи слова.
А ведь реки, как души, все разные... нужно,
чтоб соседу поведать о них,
знать, пожалуй, русалочий лепет жемчужный,
изумрудную речь водяных.
Но у каждого в сердце, где клад заковала
кочевая стальная тоска,
отзывается внятно, что сердцу, бывало,
напевала родная река.
Для странников верных
качнул я дыханьем души
эти качели слогов равномерных
в бессонной тиши.
Повсюду –
в мороз и на зное –
встретишь
странников этих,
несущих, как чудо,
как бремя страстное,
родину.
Сам я, бездомный,
как-то ночью стоял на мосту
в городе мглистом,
огромном,
и глядел в маслянистую
темноту
рядом с тенью случайно любимой,
стройной, как черное пламя,
да только с глазами
безнадежно чужими.
Я молчал, и спросила она на своем языке:
"Ты меня уж забыл?" –
и не в силах я был
объяснить,
что я там, далеко, на реке
илистой, тинистой, с именем милым,
с именем что камышовая тишь...
Это словно из ямочки в глине
черно-синий
выстрелит стриж.
И вдоль по сердцу
носится
с криком своим изумленным: вий-вии!
Это было в России,
это было в раю...
 

Среди стихов Набокова отдельно можно выделить те, которые пишут его герои. Даже Гумберт пишет стихи!   Мейер Присцилла в своей работе «"Бледный огонь" Владимира Набокова Метафизика: Ultima Thule»  рассказывает о том, что рассказ «Ultima Thule» (один из рассказов, который лег в основу романа «Бледноый огонь») включает в себя поэму некоего исландца «Ultima Thule» (сходным образом, роман «Бледный огонь» включает в себя поэму Шейда «Бледный огонь»).

Рассказ «Ultima Thule» написан в форме послания некоего Синеусова, адресованного его умершей жене. Синеусов пытается познать потусторонность — как и Шейд после смерти дочери. Синеусов — художник, поэтому он обращается не к «рекламным волшебникам», «хиромантам в маскарадных тюрбанах», «гадалкам» и «спиритам, подделывающим неизвестную еще энергию под млечные черты призраков», а к «утешению [своего] искусства». Он продолжает работать над иллюстрациями к эпической поэме, озаглавленной «Ultima Thule», которые ему заказал некий «странный швед, или датчанин, или исландец, черт его знает», — несмотря на то что заказчик, не сказав ему ни слова, уехал в Америку:

«…я… продолжал работу, за которой, я знал, никто не придет, но именно потому она мне казалась кстати, — ее призрачная беспредметная природа, отсутствие цели и вознаграждения, уводила меня в родственную область с той, в которой для меня пребываешь ты, моя призрачная цель, мое милое, мое такое милое земное творение» (125).

Сочиняя письмо жене, Синеусов собирается покинуть Ривьеру, чтобы «по-настоящему засесть за работу» над «Ultima Thule», изобразить этот «остров, родившийся в пустынном и тусклом море моей тоски по тебе» (126).

Синеусову недоступен смысл эпической поэмы, которую он иллюстрирует, потому что она написана на неизвестном ему языке, однако автор передал ее общий смысл на французском («на котором мы мучительно переговаривались»):

«…его герой — какой-то северный король, несчастный и нелюдимый; …в его государстве, в тумане моря, на грустном и далеком острове, развиваются какие-то политические интриги, убийства, мятежи…» (125).

В заключении, хотелось бы отметить, что для Набокова характерно разнонаправленность не только сюжета, но невероятная многоликость жанров. Изданы и переведены письма Набокова к жене Вере. Некоторые из них Набоков пишет, когда Вера болеет, пытается ее отвлечь от грустных мыслей, подробно рассказывает о том, что он ел, во что сегодня одет, какого цвета его костюм. (“I am wearing my new dove-grey trousers today and the Norfolk jacket”). В 1937 году ситуация немного изменится. Вера с Дмитрием будут в Берлине, а Набоков поедет в Париж, чтобы уладить финансовые дела. В этом же время, будут встречи с Ириной Гаданини, которая живет во французской столицей, вместе со своей матерью. Ирина – давняя поклонница писателя, но история быстро заканчивается, когда Вера и Дмитрий снова приезжают к Набокову в Канны.

 

 Литература:

Vladimir Nabokov. Collected poems. Edited and introduced by Thomas Karshan. London, Penguin, 2017

Langacker, R. W. Cognitive Grammar: A Basic Introduction. Oxford: Oxford University Press, 2008. P.70-77

M. Wood. Dear Poochums. Letters to Vera by V. Nabokov, edited and translated by Olga Voronina and B. Boyd. London review on books. 20 October, 2014

Бойд Б. Владимир Набоков. Русские годы. Биография. 
М.: Независимая газета; СПб.: Симпозиум, 2001. – С.329

Набоков В.В. Неизданное в России // Звезда. 1996. №11.

Набоков В.В. Pro et Contra//под редакцией Б. Аверина. Издательство: РХГА, 1999 (Т.1) и 2001 (Т.2), 976 и 1064 стр.

Мейер Присцилла. "Бледный огонь" Владимира Набокова
9. Метафизика: Ultima Thule. Электронный ресурс. URL: http://nabokov-lit.ru/nabokov/kritika/mejer-blednyj-ogon/metafizika-ultima-thule.htmГ/ Дата обращения: 26.10.2019

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка