Литературная критика

 

 \Серебряный век в русской поэзии: символизм. Русские поэты-символисты. (вступ. статья, составление, комментарии, статьи Н.Щербак). Чехов, ЦоиНК, 2017. ISBN 978-5-905963-70-4. - 254 с. \

 

Александр Блок (1880-1921). "Невозможное счастье"....

Пять изгибов сокровенных
Добрых линий на земле.
К ним причастные во мгле
Пять стенаний вдохновенных.
Вы, рожденные вдали,
Мне, смятенному, причастны
Краем дальним и прекрасным
Переполненной земли.
Пять изгибов вдохновенных,
Семь и десять по краям,
Восемь, девять, средний храм —
Пять стенаний сокровенных,
Но ужасней — средний храм —
Меж десяткой и девяткой,
С черной, выспренней загадкой,
С воскуреньями богам.
        10 марта 1901

 

В 1897 году Блоку исполнилось семнадцать лет, он отправился с матерью в Бад-Наугейм, водный курорт в Германии. Он был очень хорош собой, задумчив и молчалив, несколько старомоден. Ему, кстати, никогда не была свойственна любознательность, жажда знаний. Его мало увлекали чужие мысли – скорее собственные чувства. В Германии он познакомился с Ксенией Садонской, замужней красивой женщиной. В приятной обстановке светского курорта он пережил свою первую любовь. Однако юношеские стихи Блока – часто банальные, слишком мечтательные. И только к 1898 году он открыл для себя поэзию Владимира Соловьева, неразрывно связанную с образом Вечной Женственности. Ко времени своей встречи с Любовью Менделеевой (дочерью знаменитого ученого-химика Дмитрия Ивановича Менделеева) Блок был сильно увлечен мистическими учениями. Однажды, будучи в состоянии близком к трансу, он увидел на улице ее, шедшую от Андреевской площади. Блок направился вслед за ней, стараясь оставаться незамеченным. Потом он описал эту прогулку в зашифрованном стихотворении «Пять изгибов сокровенных» – о пяти улицах Васильевского острова, по которым она шла (Имеют, вероятно, какое-то значение и другие фигурирующие в стихотворении числа, а также их сочетания (например, суммы пар цифр — шесть и девять, десять и девять, восемь и девять — дают нечетное число, что, согласно пифагорейской мудрости, — символ конечности, завершения, итога). Потом еще одна случайная встреча с Любовью Дмитриевной – на балконе Малого театра. Для любого мистика совпадения не являются просто случайностью, они – проявление божественной воли. В ту зиму Блок бродил по Петербургу в поисках великой любви. Реальный образ любимой девушки был им идеализирован и слился с представлением философа Владимира Соловьева о Вечной Женственности. Это проявилось в его произведениях, собранных потом в сборник «Стихи о Прекрасной Даме». Такое слияние земного и божественного в любви к женщине не было изобретением поэта – и до него существовали трубадуры, Данте, Петрарка, немецкий романтик Новалис. Но только Блоку удалось действительно соединиться со своей возлюбленной – и на своем опыте понять, к какой трагедии это может при вести… На ранее творчество Блока большое влияние оказала античная философия. Идеи «двоемирия», «переселения душ», «вечного возвращения», «прапамяти», «числа». С числовой фило­софией связаны, во-первых, вера в то, что "все в мире устроено в согласии с числовым принципом", а во-вторых, обнаружение в при­роде "конкретных числовых закономерностей".  Одним из проявлений блоковской метафизики было то, что он на своем языке называл "числением". В самом общем виде, "числить", согласно Блоку, — значит активно созерцать, мыслить, постигать внутренним взором глубинные сущности мира и бытия, погружаться в особое мистическое состояние. Но нередко Блок вкладывал в это понятие и сугубо числовую конкретику (уже непосредственно в духе пифагорейцев), когда размышлял именно над сочетаниями цифр. Для юного Блока все вокруг было не только "полно богов", но и полно каких-то знаков, намеков, символов. Он ожидал свершения неких событий вселен­ского масштаба и в то же время томился неотступной думой о перипетиях своей страстной "неземной" любви к Л.Д.Менделеевой. Настроение напряженного ожидания исхода "мистического рома­на" — одно из главнейших в период "Ante Lucem" и "Стихов о Прекрасной Даме". Об этом он откровенно писал А.В. Гиппиусу в августе 1901 г.: "Большой для меня вопрос личный, когда, наконец, осуществятся мои ожидания и верования". Сокровенные числа, казалось Блоку, могли, наряду с другими приметами, помочь в разгадке сроков и тайн долгожданных свершений. В мае 1900 г., перед отъездом из Петербурга в Шахматово,  Блок с тоской и тревогой думал о том, что на этот раз ожидает его там, где неминуем "новый натиск бурь и бед". Цифровая последовательность могла отражать в сознании Блока борьбу и надежду, удачу и неудачу, препятствия и  преодоления их и т.д. В целом текст все-таки не перестает быть загадочным, но ведь он не случайно создавался автором как  зашифрованный, предельно эзотерический, сокровенно-личностный...

 

* * *

Вечереющий сумрак, поверь,
Мне напомнил неясный ответ.
Жду — внезапно отворится дверь,
Набежит исчезающий свет.
Словно бледные в прошлом мечты,
Мне лица сохранились черты
И отрывки неведомых слов,
Словно отклики прежних миров,
Где жила ты и, бледная, шла,
Под ресницами сумрак тая,
За тобою — живая ладья,
Словно белая лебедь плыла,
За ладьей — огневые струи —
Беспокойные песни мои...
Им внимала задумчиво ты,
И лица сохранились черты,
И запомнилась бледная высь,
Где последние сны пронеслись,
В этой выси живу я, поверь,
Смутной памятью сумрачных лет,
Смутно помню — отворится дверь,
Набежит исчезающий свет.
        20 декабря 1901

 

Мистика особенно характерна для ранней лирики Блока, Мотивы переселения душ и прапамяти души словно пробуждают память читателя. Поэт отталкивает от себя заботы житейского быта. Раскрепощение сознания героя наступает по мере его погружения в дольние миры, застывшие в загадочном покое. Почти в это самое время (и позже, летом 1907 года) о литературном заработке Блока поэт и переводчик Вл. Пяст вспоминает: «Ничтожный заработок Блока в это время был притчею во языцех».

 

 

Сама Любовь Дмитриевна, в отличие от своего идеализированного образа, была человеком трезвым и уравновешенным. Поговаривали даже, что она была хоть и красивой, но «слишком заурядной». Она так и осталась чужда мистике и отвлеченным рассуждениям и по своему складу характера была абсолютной противоположностью мятущемуся Блоку. Когда тот пытался привить ей свои понятия о «несказанном», могла хладнокровно заметить: «Пожалуйста, без мистики!» (О любимом слове поэта не могла умолчать и известная поэтесса, умная, едкая Зинаида Гиппиус: «Хотелось притянуть „несказанное“ за уши и поставить его на землю!») В общем, Блок оказался в досадном положении: Любовь Дмитриевна, та, кого он сделал героиней своей мифологии, отказывалась от предназначенной ей роли. Так продолжалось до ноября 1902 года. В ночь с 7 на 8 ноября курсистки устраивали в зале Дворянского собрания благотворительный бал. Любовь Дмитриевна пришла с двумя подругами, в парижском голубом платье. Как только Блок появился в зале, он, не раздумывая, направился к тому месту, где она сидела. После бала он сделал ей предложение. В Главном здании университета на Менделеевской линии и поныне располагается небольшая университетская церковь. Здесь обручился Александр Блок. Молодой поэт с детства жил в ректорском домике, а когда решил жениться, писал прошение на имя ректора, своего дедушки: «Честь имею покорнейше просить ваше превосходительство о разрешении мне вступить в брак с Любовью Менделеевой. Студент второго курса историко-филологического факультета Александр Блок». В январе 1904 года, через полгода после свадьбы, молодые супруги переехали в Москву.

 

 

Всем они казались дружной парой. Однажды изящная юная дама и кудрявый молодой человек с «крепко стянутой талией» позвонили в дверь квартиры, где жил поэт Андрей Белый с матерью. Истинный петербуржец, светский, несколько заторможенный Блок был введен в гостиную, где, ненужно суетясь, подпрыгивая, весь изгибаясь, то вырастая, то на глазах уменьшаясь, их шумно приветствовал Белый. После целого года постоянной переписки, двух лет, в течение которых они обменивались стихами, поэты сразу же стали ближайшими друзьями, духовными «братьями». По старинному обычаю, они даже обменялись рубашками, и теперь Белый расхаживал в расшитой лебедями красивой сорочке, которую Любовь Дмитриевна вышила для мужа. Она же оказалась центром обоюдного внимания. В малейших ее поступках оба друга усматривали пророческий смысл. Была ли она сегодня в красном? Сменила ли прическу? Вообще, в Любовь Дмитриевну влюблялись все поэты, поддерживая культ Вечной Женственности и того образа, который Блок создал собственными стихами.

 

 

Поэзию Александра Блока принято относить к течению символизма. Символизм – литературное направление, зародившееся в конце 19-го века во Франции и распространившееся во многих странах Европы. Однако именно в России символизм стал наиболее значительным и масштабным явлением. Русские поэты-символисты привнесли в это направление нечто новое, то, чего не было у их французских предшественников. Одновременно с появлением символизма начинается Серебряный век русской литературы. Трактовка символа варьируется, поэты, художники, музыканты, философы придают ему новый смысл.  Слово-символ предполагает большую силу воздействия, связь с другими мирами, собственные, независимые от человека,  законы существования.  Блок утрирует реальный события. Для Блока характерен путь «от существования к сущности», то есть от обыкновенного проявления чего-то, простого события, до масштабной, вселенской идеи…Критик и биограф Нина Берберова писала: «Временная реальность предстает нам и может быть познана нами как череда образов. Воспринимая ее, художник преобразует ее в цепочку символов. Символ — это образ, но измененный и как бы озаренный жизненным опытом. Он принадлежит форме постольку, поскольку остается образом; но в то же самое время он и сущность, — в той мере, в какой через него открывается путь к познанию того, что скрыто за поверхностью вещей. Самим своим рождением символ одновременно порождает неотделимую от него сущность. В подлинном искусстве форма неотделима от содержания; она и есть содержание. Неслучайно именно Андрей Белый первым стал серьезно изучать особенности русской ритмики. Обнаружив ритмическое разнообразие в разработке одного и того же метра у разных поэтов, он открыл прямую связь между ритмической развязкой стихотворения и его внутренним развитием. Для Белого в произведении искусства заключена двойственность: его видимая, внешняя сторона, и внутренняя, скрытая».

 

24 апреля 1906, Озерки

В Москве Александр Блок и Любовь Дмитриевна познакомились с Андреем Белым. Истинный петербуржец, светский, несколько заторможенный Блок был введен в гостиную, где, ненужно суетясь, подпрыгивая, весь изгибаясь, то вырастая, то на глазах уменьшаясь, их шумно приветствовал Белый. После целого года постоянной переписки, двух лет, в течение которых они обменивались стихами, поэты сразу же стали ближайшими друзьями, духовными «братьями». Вместе с Сергеем Соловьевым образовался «треугольник»: все они увлекались идеями Соловьева, любили современную поэзию и благоговели перед Любовью Дмитриевной. «Аргонавты» видели в ней Мировую Душу. Белый дарил ей розы, Сергей — лилии. Блок улыбался — тихо и чуточку смущенно. По старинному обычаю, Блок и Белый даже обменялись рубашками, и теперь Андрей Белый расхаживал в расшитой лебедями красивой сорочке, которую Любовь Дмитриевна вышила для мужа. Она же оказалась центром обоюдного внимания. В малейших ее поступках оба друга усматривали пророческий смысл. Была ли она сегодня в красном? Сменила ли прическу? Вообще, в Любовь Дмитриевну влюблялись все поэты, поддерживая культ Вечной Женственности и того образа, который Блок создал собственными стихами. Андрей Белый отличался редкой непосредственностью. Просто и трезво он признавался в собственных грехах, осознавал свою главную слабость – неумение сказать «да» или «нет». А также торопился признаться Блоку в своих чувствах к Любови Дмитриевне. Атмосфера сгущалась. Гармония нарушилась, но дружба не распалась. Прошло лето. Перед отъездом Андрей Белый с бесконечными объяснениями изливал душу. Все, что мог посоветовать Блок, – поскорее покончить с влюбленностью. Так считала и Любовь Дмитриевна. Белый пообещал. А Блоку уже было двадцать шесть лет. В его письмах, стихах, статьях сквозила постоянная тоска. Невзрачные шахматовские пейзажи, грязные перекрестки Петербурга служили щемящим фоном его новым стихам. В этом угаре он встретил другую женщину, Незнакомку, – на сей раз доступную, которую каждый мог видеть, прикасаться, любить. Блок не на шутку увлекся Натальей Волоховой, актрисой театра Мейерхольда. «Снежная маска» и «Фаина» – стихи, посвященные ей….Блок вновь и вновь был увлечен. О своих женщинах он откровенно, даже в чем-то по-детски, писал матери: «Мама… я провел необычайную ночь с очень красивой женщиной… Я же, после перипетий, очутился в 4 часа ночи в какой-то гостинице с этой женщиной, а домой вернулся в девятом». С 1906 года Блок часто посещал «субботы» в театре Комиссаржевской, а Любовь Дмитриевна получила ангажемент, выступала с частью труппы в провинции. Блок написал «Балаганчик», свою первую пьесу, в которой Прекрасная Дама уже сделана из картона, а печальный Пьеро ждет свою Коломбину, которую отнимает у него Арлекин. Теперь Блок и Любовь Дмитриевна жили «каждый своей особой жизнью». Вечера встреч в их доме, однако, продолжались, но уже были лишены прежнего очарования. Блок часто оказывался рассеян, нередко пьян, посещения Белого его не радовали, семейная жизнь разладилась. Любовь Дмитриевна признавалась Белому, что «многое перенесла в предыдущем году, и что не знает сама, как уцелела». Блок же с горечью говорил о том, что «они перешли рубикон». Актрисе труппы Веры Комиссаржевской, эффектной сухощавой брюнетке Блок посвятил циклы стихотворений «Снежная маска» и «Фаина». Роман был бурный, и речь даже заходила о разводе Блока и браке с Волоховой. Любовь Дмитриевна переживала все тяжело, однажды пришла к Волоховой и предложила взять на себя все заботы о Блоке и его дальнейшей судьбе. Та отказалась, таким образом, признав свое временное место в жизни Блока. Любовь Дмитриевна даже подружится с нею – дружба эта пережила и роман, который длился всего год. В чем-то провинциальному москвичу, а в чем-то ревнивому Белому эти отношения совершенно не нравились, он считал, что Блок превратил свою жизнь в театр. Белый и Блок часто ссорились, 1906 – 1907 годы – время постоянных разладов и примирений, Белый однажды даже вызвал друга на дуэль, затем потребовал объяснений, чтобы простить и получить прощение…… Озерки… Озерки – один из исторических районов Петербурга и поныне, сейчас весьма благоустроенный, с одноименной станцией метро. Но в начале XX века в этом месте располагался лишь скромный дачный поселок, где не было даже железнодорожной станции. А между тем именно здесь часто прогуливался Александр Блок. Из письма поэта, написанного летом 1911 года: «Вдруг увидел афишу в Озерках: цыганский концерт. Почувствовал, что здесь – судьба… – я остался в Озерках. И действительно, они пели, бог знает что, совершенно разодрали сердце; а ночью в Петербурге под проливным дождем на платформе та цыганка, в которой, собственно, и было все дело, дала мне поцеловать руку – смуглую, с длинными пальцами – всю в броне из колючих колец. Потом я шатался на улице, приплелся мокрый в „Аквариум“, куда они поехали петь, посмотрел в глаза цыганке и поплелся домой».

 

 

Опираясь на сообщение самой поэтессы, исследователь Богат соотнес с ее образом стихотворение «Когда вы стоите на моем пути. . . > Позже об этом же писал В. Н. Орлов в комментарии к стихотворению (см.: Блок А. Собр. соч.: В 6 т. Л., 1980. Т. 2. С. 382). Никаких свидетельств самого Блока о том, что это произведение навеяно образом Кузьминой-Караваевой, не сохранилось. Впервые Лиза Пиленко (девичья фамилия Кузьминой-Караваевой) пришла со своими стихами и сомнениями на квартиру Блока в конце января —начале февраля 1908 г., еще будучи гимназисткой накомств. По словам Вл. Пяста, «состояние духа Блока в ту пору было трагическое». В своем письме из Ревеля (февраль 1908 г.) Блок говорил Лизе о своем одиночестве, о том, что он находится в кругу «умирающих», советовал ей бежать от них. «Пессимизм» поэта не был понят его адресаткой. Холодноватый и, видимо, несколько назидательный тон и его разговора с ней, и письма (с приложением стихотворения), вложенного в обычный для Блока, но непривычный для Лизы синий конверт, показался ей обидным: «Не знаю отчего, я негодую. Рву письмо и синий конверт рву». Совету Блока она тогда не последовала и на новые встречи с ним не рассчитывала. И, тем не менее, не по годам взрослая гимназистка произвела на Блока сильное впечатление. Именно с такой девушкой могло быть связано ожидание действенной и жертвенной любви, о которой Блок мечтал в то тяжелое для него время. В июле 1908 г. он писал жене: «Кажется, ни один год не был еще так мрачен, как этот проклятый, начиная с осени ( . . . ) Мне надо, чтобы около меня был живой и молодой человек, женщина с деятельной любовью...». Эта первая короткая встреча явилась своеобразным «вступлением» к будущим отношениям Блока и Кузьминой-Караваевой. Как позже писала сама Елизавета Юрьевна, она оставила на квартире Блока «часть души», он вошел в ее сердце, чтобы уже не выйти из него никогда. Эта личная оценка прошлых событий подтверждается и другими свидетельствами. Известно, что уже в гимназии Лиза писала стихи. Ее одноклассница Ю. Я. Эйгер-Мошковская в воспоминаниях «Из истории юношеских лет» рассказывала о школьных стихах своей подруги: «Она не подражала даже Блоку, единственному поэту, который, как она выражалась, в ее кровь вошел'. Не только поэзия Блока, но он сам, его образ вошел в ее судьбу».

 

 

Дочь Гвидо де Полента, правителя Равенны, Франческа отличалась исключительной красотой. В 1275 году году отец выдал её замуж за знатного жителя Римини Джанчотто Малатеста (около 1240—1304). По-видимому, в расчеты Гвидо входило заключить династический союз (на это указывал в своём комментарии к «Божественной комедии» Джованни Бокаччо). Франческа родила своему — отличавшемуся внешним уродством — супругу двоих детей. Воспылала любовью к брату Джанчотто, Паоло Малатеста (около 1246— около 1285); застигнув любовников на месте преступления, муж заколол обоих. Однако многие связанные с этими событиями вопросы остаются открытыми. Именно приведённый в книге Данте эпизод («Ад», песнь V) побудил многочисленных поэтов, художников и композиторов неоднократно обращаться к истории Паоло и Франчески.

Пузыри земли — выражение, встречающееся в трагедии Шекспира «Макбет». Именно это выражение избрал Александр Блок, чтобы озаглавить первый цикл второго тома собрания собственных произведений. В первых сценах трагедии Уильяма Шекспира  Банко говорит Макбету о ведьмах и произносит такие слова: «Земля пускает также пузыри, Как и вода. Явились на поверхность и растеклись». Александр Блок выражением «Пузыри земли» озаглавил первый цикл второго тома собрания собственных произведений. Кроме того, поэт в качестве эпиграфа использовал также и отрывок из трагедии Шекспира. Блок не случайно выбрал это выражение, так как хотел уже с первых строк цикла задать главную тему всего второго тома — стихию.

 

Любовь Дмитриевна мечтает о карьере трагической актрисы, чем иногда даже раздражает Блока. Найдя для себя новое дело — театр, — она одновременно находит и новое положение в мире.
20 января 1907 года скончался Дмитрий Иванович Менделеев. Любовь Дмитриевна была сильно подавлена. В конце весны она одна уезжает в Шахматово, откуда шлет Блоку нежные письма, словно недомолвок и измен не было.
Зимой Любовь Дмитриевна поступает в труппу Мейерхольда, которую тот набирает для гастролей на Кавказе. Завязывается новый роман – в Могилеве она сходится с начинающим актером, на год моложе ее. Об этом увлечении она немедленно сообщает Блоку. Они вообще постоянно переписываются, высказывая друг другу все, что у них на душе. Все разъясняется в августе, по ее возвращении: она ждет ребенка. Любовь Дмитриевна, ужасно боится материнства, с Дагобертом, отцом ребенка, она к тому времени расстается, и Блоки решают, что это будет их общий ребенок. Сына, родившегося в начале февраля 1909 года, назвали в честь Менделеева Дмитрием. Он прожил всего восемь дней. Блок переживает его смерть гораздо сильнее своей жены, после его похорон написал знаменитое стихотворение «На смерть младенца».
Оба были опустошены и раздавлены.

 

 

Едкий критик серебряного века, поэтесса Зинаида Гиппиус пишет, что своеобразность Блока мешала определять его обычными словами. Сказать, что он был «умен»  было так же неверно, как неверно сказать, что он был глуп. Он не был эрудитом, но  любил книгу и был очень серьезно образован. Не был он и метафизик или глубоким философом, но  он очень любил историю, умел ее изучать, иногда предавался ей со страстью. Все в нем было своеобразно, угловато, и неожиданно. В эпоху разрухи и смерти он в чем-то остался самим собой, видя явление женского божества практически везде, и на поле битвы, и в неясных очертаниях ресторанного чада. В   стихотворении «Незнакомка»,— епифания, то есть миг озарения, это осознание присутствия божества, доступного созерцанию, но безучастного к герою.  Годами позже Блок заставит себя услышать даже «музыку революции». В поэме «Двенадцать» Блок со странным рвением описывает не только солдат (которые в то время маршировали по улицам, крушили, убивали, насиловали), и «ставит впереди них» все тот же «женственный призрак» – Иисуса Христа. «В белом венчике из роз – впереди – Иисус Христос», – заканчивается поэма. Зинаида Гиппиус, со свойственной ей проницательностью, считала, что Блок «даже не понимал кощунства своей поэмы», «ему даже нельзя было поставить это в вину». Многие современники были настолько возмущены революционной лирикой Блока, что перестали с ним здороваться. Увидев Зинаиду Гиппиус в трамвае, Блок спросил: «Подадите ли вы мне руку?» «Лично – да. Только лично. Не общественно», – ответила она.  В последние годы Блок отрекся от поэмы. Он совсем замолчал, не говорил почти ни с кем, ни слова, а поэму  возненавидел, не терпел, чтоб о ней упоминали при нем.

 

Летом 1912 года Мейерхольд и его труппа дали несколько представлений в Териоках — небольшом финском водном курорте в двух часах езды по железной дороге от Петербурга. Артисты сняли на все лето просторный загородный дом, окруженный огромным парком. Именно сюда почти каждую неделю Блок приезжает к жене. Играют Стриндберга, Гольдони, Мольера, Бернарда Шоу. Любови Дмитриевне поручены ответственные роли, она в восторге. Она любит общество, веселье, переезды, оперу, Вагнера, танцевальные вечера Айседоры Дункан, всяческую жизнь и движение. Ее счастье радует Блока. Его чествуют в Териоках, но он все сильнее ощущает усталость. Его нынешняя квартира расположена в западной части города, на углу Пряжки, в месте, которое немного напоминает Амстердам. Мирно текущая меж зелеными берегами. Пряжка выглядит по-деревенски уютно. Летом в ней купаются ребятишки, а зимой все успокаивается и замирает. Вид, открывающийся из окон пятого этажа, прекрасен. Блок любит эту квартиру, он останется здесь до самой смерти. К сожалению, Любовь Дмитриевна приезжает редко, она по-прежнему в Териоках, в вихре театральной жизни. В пьесе Стриндберга «Преступление и преступление» она играет роль Жанны и пользуется громким успехом. Блок первым восхищается ею: «Люба говорила, наконец, своим, очень сильным и по звуку и по выражению голосом, который очень шел к языку Стриндберга. Впервые услышав этот язык со сцены, я поразился: простота доведена до размеров пугающих: жизнь души переведена на язык математических формул». В редкие свободные дни Любовь Дмитриевна приезжает в Петербург, где ее ждет Блок — нетерпеливый и счастливый. Он готовится к этой встрече, покупает цветы: он словно наводит порядок в своей душе. Люба приезжает — оживленная, радостная; они весело ужинают и болтают до поздней ночи.

 

Война застигла Блока в Шахматове. Он встретил ее как новую нелепость и без того нелепой жизни. Он любил Германию, немецкие университеты, поэтов, музыкантов, философов; ему трудно понять, почему народы должны сражаться в угоду своим властителям. Самый тяжелый и позорный мир лучше, чем любая война. Любовь Дмитриевна сразу же выучилась на сестру милосердия и отправилась на фронт. Михаил Терещенко отказался от всякой литературной деятельности. В ту первую военную зиму акмеизм стал пользоваться, по словам современников,  растущим успехом по сравнению с символизмом. Многие участники «Цеха поэтов» несомненно были талантливы, но само течение напоминает Блоку поэтические принципы Брюсова: от него исходит та же лабораторная затхлость. Лидер молодых поэтов Гумилев был для него не противником, а скорее чужаком — они не могли преодолеть взаимного непонимания. За исключением Анны Ахматовой, обладавшей истинным поэтическим талантом, и Осипа Мандельштама, редкостно одаренного и необычного поэта, питомцы Гумилева полностью лишены индивидуальности. Блок не приемлет этого течения, и еще более ему претит их нашумевший журнал «Аполлон», который кажется ему воплощением снобизма.

 

***

О да, любовь вольна, как птица,
     Да, все равно — я твой!
Да, все равно мне будет сниться
     Твой стан, твой огневой!

Да, в хищной силе рук прекрасных,
     В очах, где грусть измен,
Весь бред моих страстей напрасных,
     Моих ночей, Кармен!

Я буду петь тебя, я небу
     Твой голос передам!
Как иерей, свершу я требу
     За твой огонь — звездам!

Ты встанешь бурною волною
     В реке моих стихов,
И я с руки моей не смою,
     Кармен, твоих духов...

И в тихий час ночной, как пламя,
     Сверкнувшее на миг,
Блеснет мне белыми зубами
     Твой неотступный лик.

Да, я томлюсь надеждой сладкой.
     Что ты, в чужой стране,
Что ты, когда-нибудь, украдкой
     Помыслишь обо мне...

За бурей жизни, за тревогой,
     За грустью всех измен,—
Пусть эта мысль предстанет строгой,
     Простой и белой, как дорога,
Как дальний путь, Кармен!

                   28 марта 1914

 

Любовь Дмитриевна все больше времени проводила на гастролях. В редкие свободные дни она приезжала в Петербург, где ее ждал муж. Он готовился, покупал цветы, «наводил порядок в своей душе». Его жена появлялась оживленная, до ночи они болтали, весело ужинали. Но иногда он ждал напрасно. «В моей жизни все время происходит что-то бесконечно тяжелое. Люба опять обманывает меня», – писал в этом время Блок. В годы ее отсутствия он часто бывал в Театре музыкальной драмы. Здесь он познакомился с Любовью Дельмас. Высокая, худощавая, с рыжими волосами, зелеными глазами, необыкновенной осанкой. Блок влюбился в нее с первого взгляда, посвятил певице «Кармен» – одну из частей третьей книги стихотворений. Эта любовь была непохожа на прежние увлечения Блока. Если с Натальей Волоховой – цыгане, безумства, музыка, разрыв (они разошлись даже не попрощавшись), то теперь вместо безумных страстей – преданная дружба, мирные прогулки, тихие вечера. До этого Блок написал Любови Александровне Дельмас несколько писем. Удивительные по искренности любовные послания. Поэт говорил о том, что не влюбиться в нее невозможно, хотя он не мальчик, знает эту адскую музыку влюбленности, от которой стон стоит во всем существе, ибо "много любил и много влюблялся". Но любовь пришла не спрашиваясь, помимо его воли, в нем растут забытые чувства, идет какое-то помолодение души. И еще признался, что, как гимназист, покупает ее карточки, стоит дураком под ее окном, смотря вверх, ловит издали ее взгляд, но боится быть представленным, так как не сумеет сказать ничего, что могло бы быть интересным для нее. И мечтает лишь поцеловать руку, которая бросила ему цветок, и он, как Хозе, поймал его. В эти дни он пишет и отсылает Карменсите первые посвященные ей стихи……Последние годы жизни Блока были страшными. Он тяжело болел. Как говорили современники, казалось, что ему «не хватало воздуха». Как будто после «Двенадцати» наступила тьма и пустота. В одно из выступлений (в коммунистическом Доме печати) ему прямо кричали: «Мертвец! Мертвец!» – после чего он прожил уже недолго. В августе 1921 года на Никитской, в окне Лавки писателей, появился траурный плакат: «Скончался Александр Александрович Блок. Всероссийский Союз писателей приглашает на панихиду в церкви Николы на Песках, к 2.30 часа дня». По словам Бориса Зайцева, «этот плакат глядел на юг, на солнце. На него с улицы печально взирали барышни московские». По иронии судьбы, вернее, по божественному умыслу, наверное, имя Блока связано с самым светлым, чистым, красивым в русской поэзии. Его образ так и остался странной, загадочной, трагической тенью, какими и были его стихи.