Комментарий | 0

Дмитрий Михайлович Краснопевцев. Красота «ненужных вещей».

 

Дмитрий Михайлович Краснопевцев – один из самых значительных представителей советского нонконформизма второй половины ХХ века. Первые работы художника относятся к послевоенному времени, а тот стиль, который сделал Д.М. Краснопевцева по-настоящему самобытным художником, формируется к началу 60-х. При характеристике этого стиля чаще всего используют термин «метафизический натюрморт».

 

Дмитрий Краснопевцев (1925 – 1994).

 

                                                                ***

            Поэтика Д.М. Краснопевцева – это поэтика «ненужных вещей» (термин самого художника). «Ненужная вещь» может быть воспринята по-разному, и реже всего ненужная вещь удостаивается каких-то позитивных оценок; в восприятии художника именно позитивное содержание таких вещей выходит на первый план; картины Дмитрия Краснопевцева показывают не просто «ненужные вещи» в их некой повседневной фактичности и приземлённости. – Любая вещь по-своему красива, и это – в равной степени – относится и к вещам нужным, и к вещам ненужным. Ненужные вещи так же, как и всё существующее, обладают своей красотой. И именно её живопись Краснопевцева и показывает.

            Что означает для вещи быть (или стать) ненужной? – Сломанность, ущербность, разрушенность, - в первую очередь. На картинах Краснопевцева, как правило, вещи содержат в себе отпечаток разрушения. – Ненужное – это то, что испорчено, и именно вследствие своей испорченности вещь становится ненужной.

 

Д. Краснопевцев. Натюрморт с рулонами бумаги – белой и голубой. 1980.

           

         Разрушение, чаще всего, это – распад формы. – В рамках традиционной эстетики распадающаяся форма не может быть красивой в принципе; распад формы отсылает к эстетике безобразного, - к бесформенности как овеществлённому присутствию хаоса.

            Но Д.М. Краснопевцев к эстетике безобразного никакого отношения не имеет. Его эстетика – и в этом парадокс его творчества – по сути, продолжает линию классической эстетики в живописи: Дмитрий Краснопевцев пишет прекрасное. И его эстетика, соответственно, это не «эстетика безобразного», а «эстетика прекрасного». При этом стиль художника не знает никакой дискриминации, свойственной мышлению классики: прекрасно по большому счёту всё, так или иначе существующее, в мире нет сфер, в которых существование прекрасного было бы невозможным. – Разрушенное, испорченное, распадающееся определено классической эстетикой как некрасивое, что на языке этой дисциплины эквивалентно этическому термину «злое»; живопись Краснопевцева осуществляет эстетически-этическую реабилитацию испорченных вещей. По сути, этой живописью движет именно этический пафос. – Краснопевцев выводит испорченные, ущербные вещи из сферы безобразного и злого и возвращает их в реальность прекрасного, - туда, где в действительности и должно находиться всё существующее в мире…

 

                                                           ***

            Что есть вещь? Что делает нечто вещью? Для античности ответ на эти вопросы был очевиден: вещь делает вещью форма. – Некий очевидный контур, - граница, отделённость от всего остального. И именно граница вносит принципиальную двойственность в само бытие вещи: будучи частью мира, вещь оказывается противопоставленной этому миру. – Вещи, живущие в соответствии с законами античной онтологии, одиноки и, следовательно, несчастны.

            В эстетике Краснопевцева форма не является главным, устойчивым элементом, конституирующим бытие вещи. – Опыт ненужности, открытый для любой вещи, свидетельствует: форма может меняться, портиться, разрушаться, но – при всём этом – вещь продолжает оставаться вещью. – То, что действительно создаёт вещь как таковую – это объём. И взаимодействие вещей на картинах Д.М. Краснопевцева – это именно игры объёмов.

            Но что даёт объём бытию вещи? – Многообразие и обилие содержаний, - объём наполняет вещь содержанием. И в этом контексте «ненужность вещей» раскрывается как трагедия таких вещей: вещь продолжает существовать, вещь наполнена содержанием, но, в то же время, вещь не востребована, её содержания не нужны…

 

Д. Краснопевцев. Натюрморт.

 

                                                               ***

            Процессы разрушения вещей, как правило, фокусируют внимание на теме времени. – Разрушенность – очевидный знак присутствия времени в мире. И, вместе с тем, это – очевидный знак хрупкости и недолговечности всего существующего.

            Но в живописи Дмитрия Краснопевцева эта традиционная связь между временем и разрушением вещей отсутствует; образы этой живописи удивительно аисторичны. – Эмблематичность, им свойственная, устраняет все знаки повседневности с этих вещей, очищает их от всех повседневных коннотаций и, тем самым, выводит за пределы времени, свидетельствуя – ненавязчиво и не целенаправленно – о том, что и у времени тоже есть границы.

            И ненужность (разрушенность) этих вещей являет себя как некая изначальная данность; она есть не результат осуществления конкретного события – события разрушения, скорее здесь мы имеем дело с чем-то, что именно так – в таком состоянии – и было создано изначально. – Кажется, что эти вещи были созданы ненужными. – Впрочем, не всё ли равно? – Важнее то, что некая вещь существует именно так, как мы её видим, существует здесь и сейчас. А что именно привело её к такому состоянию – по большому счёту не важно.

 

            Впрочем, и представление о том, что вещи существуют здесь, по отношению к живописи Д.М. Краснопевцева весьма условно. – А где именно находится это здесь? – Освобождаясь от привычного нам времени, вещи попутно освобождаются и от привычного нам пространства.

            Безусловно, эти вещи существуют где-то, но где именно? – И не то чтобы на этот вопрос нельзя было ответить… Просто сам вопрос, в данном случае, оказывается бессмысленным и в некотором отношении вульгарным: в контексте данной ситуации об этом не спрашивают…

            Любой вопрос «где это?» вовлекает самого спрашивающего в некую игру соотношения пространств, привязывает то, о чём спрашивают, к топографии нам близкого и знакомого. Но вещи на картинах Краснопевцева не близко и не далеко, их toposсоотносится не столько с физическим, сколько с метафизическим измерением, что, впрочем, не мешает им существовать.

 

Д.Краснопевцев. Без названия. 1983.

 

                                                             ***

            Эмблематичность образов, свойственных стилю художника, неизбежно провоцирует на их символическое восприятие; в этом восприятии эмблемы трансформируются в символы.

 

Дмитрий Краснопевцев. Крест из проросших сучков. 1993.

 

            Но если живопись Дмитрия Краснопевцева и является действительно символической живописью, то она являет нам символы с абсолютно открытым значением. – Эти символы не нуждается в каком-либо внутреннем смысловом центре, задающем направление для их последующей интерпретации. В связи с этим возникают две возможности восприятия символического ряда, присутствующего в живописи художника.

Первая из них апеллирует к воображению и творческим силам зрителя: каждый, видящий картины Д.М. Краснопевцева, волен сам наделять их тем смыслом, который окажется созвучным его внутреннему опыту. – Зритель становится соавтором картины, и в этой живописи возможности соавторства реальны более, чем где-либо.

Вторая возможность восприятия и интерпретации живописи Дмитрия Краснопевцева может быть реализована посредством отказа видеть в этих картинах какой-либо смысл, выходящий за пределы конкретики образов. В таком случае, символическое замыкается на себя, - символом «ненужной вещи» оказывается сама «ненужная вещь». И в этом отказе присутствует своя экзистенциальная правда. – Ведь главное, в чём нуждается «ненужная вещь» – это в простом осуществлении изначальной возможности быть

 

                                                            ***

            Одним из самых спорных вопросов, касающихся живописи Д.М. Краснопевцева, является вопрос о её стилистической квалификации. – У всех, кто предпринимает попытки отнести эту живопись к тому или иному направлению или школе, возникают очевидные трудности. На мой взгляд, эти трудности имеют объективный характер: Дмитрий Михайлович Краснопевцев вообще не относится к какой-либо школе. Перед нами – один из тех художников, в творчестве которого, первичное значение имеет не стилистика, а манера – в её изначальном, ренессансном значении. А манера, если она подлинна, всегда уникальна.

И благодаря этому качеству – приоритету манеры над стилем – Д.М. Краснопевцев выпадает из «типичной реальности» современной живописи, для которой именно «стилистическое» и является определяющим. А Краснопевцев – это скорее «художник из прошлого», но речь здесь идёт не о «политическом прошлом», измеряемым символическими датами, наподобие даты «1917», - речь идёт о прошлом значительно более глубинном, о прошлом, предельно близком к самим истокам новоевропейской живописи. Дмитрий Краснопевцев – скорее художник Проторенессанса, нежели классического Нового Времени. И такое выпадение из своего времени, - выпадение, скорее всего, мучительное, болезненное для самой личности, - становится шагом в будущее, что, впрочем, не делает судьбу художника менее трагичной…

 

Д. Краснопевцев. Ваза на привязи. 1997.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка