Проза

Начало

- Ты, Майка, правильно решила сына нашего растить и воспитывать, как
положено. Ну, что он видит хорошего?

Умник, жуя колбасу, привалился от стола к старым засаленным красным
обоям кухни. Он часто пенял Майку за эти обои: «У тебя не
кухня, а жаровня адова. Мы в ней сидим, как грешники на
сковородке… а вокруг огонь полыхает… Того и гляди, поджаримся за
дела наши грешные»…

Майка, только что маленькими непрерывными глоточками пропустившая
последние причитающиеся ей сто пятьдесят граммов водки,
поморщилась и криво усмехнулась. Заедая вчерашним, успевшим
завянуть на столе соленым огурцом, внешне она, как и прежде
преданно и верно глядела на Умника. Только в самой глубине глаз
посвечивала возникшая недавно отчужденность. Умник ее
приметил, но вида не подал. «Даже запретный плод к своему времени
поспевает, а потом сгнивает, - подумал он, зло усмехаясь про
себя. – Скоро ты созреешь. А потом, …а потом суп с котом».

Умник продолжил:

- В садик он не ходит. Еще бы, кто его возьмет, кому он сдался?
Сейчас таких денег затребуют, что твоей годовой зарплаты не
хватит. Даже если не будешь есть и пить круглый год, все равно
не сможешь оплатить. В садиках сейчас дети богатеньких
благоденствуют. Им и бассейны, и спортзалы, и врачи… Все им.

- Суки, - выстрелила Майка коротко.

- Точно! Отольются им еще страдания Сашка. Вогнали нас в нищету.
Придет время, вместе с родителями кровавыми слезами умоются…
Ну,

да бес с ними. Жизнь есть жизнь. Можно было бы устроить Сашка куда-нибудь…

- Халява! Чего несешь? Я что ли не смогу его напоить, накормить,
одеть? Хоть и уборщица… Вон, устроюсь в «Нептуне» и соседнем
магазине

«Океан». Полдня помою полы, денег заработаю. Из ресторана что-нибудь
вкусненькое Сашку перепадет.

- А мальца ты с собой будешь таскать на мытье полов. Он вместо того,
чтобы развиваться, будет смотреть, как его мамулечка под
столом шваброй мусор сгребает? Чему он научится? Тоже в
полотеры подастся? Все профессии хороши, выбирай на вкус… Ну, и
вкус у тебя.

Майка поникла головой. Рыжие волосы до плеч рассыпались по краю
стола, замусоренного изжеванными шкурками колбасы, засохшими
огрызками хлеба, развеянным пеплом от сигарет.

Умник самодовольно ухмыльнулся, подмигнул Дзыну, сидящему рядом
спиной к окну. Дзын пощелкал ногтем указательного пальца по
горлышкам пустых бутылок:

- Продолжить бы не мешало…

- Зачем нам водка? У нас Майка есть. Она нас пьянит и манит.
Продолжим на Майке…

Умник подошел сзади, положил руки на ее плечи и прислонился низом
живота к ее спине. Майка передернула плечами, не желая
«общаться».

- Ну, что ты, глупышка. Все с твоим сыном устроим по высшему сорту.
В детдом, конечно, его отдавать нельзя. Да тихо ты, не
дергайся. Я же сказал, что нельзя. Там сегодня хуже, чем в
тюрьме. Кормят детишек, как заключенных. В придачу над ними
издеваются воспитатели – сексуальные маньяки, извращенцы, садисты.
Истаскают мальца, загубят здоровье. Словом, детдом
отпадает. Можно было бы поискать каких-нибудь богатеньких, которые
бы усыновили… Да перестань ты дергаться, протестантка
выискалась. Против? Вот и хорошо. Конечно, ты – мать и хочешь ей
остаться. Хвала тебе за это! Тут все равно ничего не выйдет. С
усыновлением такая бумажная волокита, что связываться не
захочешь. Да и тебе от этого ничего не перепадет, кроме
нервотрепки. Нужно такой расклад подыскать, чтобы и Сашек в
богатстве купался, и Майка жила как княгиня.

Дзын, осклабившись, повертел большим пальцем открытой ладони возле виска:

- Ты, Умник, губу раскатал. Хочешь и рыбку съесть, и косточкой не
подавиться…Где же ты таких идиотов найдешь? Ты в своем
институте совсем заучился. Крыша поехала.

- Балбесина, помалкивай, когда умные люди речи ведут. Майка, я
предлагаю отправить Сашка в Америку.

Майка вскинула голову, извернувшись, скосила на Умника уже
осоловевшие глаза. Он пригладил ее волосы:

- Я все продумал. Сегодня мы едем к гостинице «Интурист». Там
поджидаем какую-нибудь американскую группу. Сюда ведь из Америки
приезжают только порядочные и богатые люди. У них долларов в
бумажниках – пачки. Выберем для верности солидную пожилую
пару. Я предложу им взять Сашка в Америку. Пусть вырастит
настоящим американцем. А Майке они заплатят тысячу долларов. И
каждый месяц будут присылать по тысяче долларов. И Сашек, и
Майка начнут кататься как сыр в масле. Майка каждый год будет
садиться на белый теплоход в каюту высшего класса и через
моря-океаны ездить в Америку навещать любимого сына.
Представляешь, Майка, ты вся в белом воздушном платье стоишь на
палубе, официанты подают тебе коктейли, богатые американцы жадно
разглядывают твои ноги, предлагаю поухаживать. А ты, как
настоящая леди, гордо их отвергаешь…

Дзын хохотнул:

- Ну, ты Умник, даешь. Как же они перевезут Сашка через границу? Их
же схватят…

- Тоже мне проблема! Взрослых переправляют, а мальца – пара
пустяков. Устроят уютненький ящичек, дадут Сашку чуть снотворного и
фьють – через несколько часов Америка. Дадут там взятку кому
следует, и все шито-крыто. Америка – небоскребы, богатства,
жизнь в усладу! Красота! Сашек будет ходить в престижный
колледж для одаренных детей, потом заделается в бизнесмена и
озолотит свою мамочку Маю. Понял?

Дзын оторопело таращил глаза на Умника, переводил взгляд на вовсе
притихшую Майку. - А видеть его при нынешней технике можно
хоть каждый день. Они будут присылать тебе вместе с деньгами
видеокассеты. У тебя будет видюшник. Поставишь кассету и
будешь любоваться на Сашка сколько влезет. По телефону будешь
названивать туда хоть каждый вечер. Нет вопросов. Все решим. За
доллары сегодня все можно. Все позволено.

Умник пронзительным взглядом смотрел на вновь склоненную в раздумье
голову Майки. Он еще раз прижался к ее спине, стал нежно
гладить пальцами шею пониже мочек уха. Майка не шевельнулась. -
Да нас менты возле гостиницы вмиг сцапают, - не унимался
Дзын.

- Не сцапают. Вы во дворе гостиницы спрячетесь, а я с Сашком все
сделаю, как надо. Понял? У меня есть на примете семейная пара
туристов. Я с ними давно договорился. Они рады стать
приемными родителями. Все ради Сашка делал.

Умник вернулся за стол и пронзительным взглядом впился в
склонившуюся на табуретке Майку. Потом чуть откинулся назад и
продолжил:

- Но если бы я всерьез предложил такой вариант усыновления, я был бы
последним мерзавцем, а Майя могла бы убить меня за подобные
намерения. И была бы абсолютно права. Потому что все эти
планы – чистой воды уголовщина. Мы на это не пойдем. Мы пойдем
законным путем с разрешением властей. Все будет так, как
делается во всем мире. Смотри, Майя. – Умник раскрыл до сих
пор лежащую нетронутой папку на столе. – Смотри. Здесь все
законно оформленные бумаги на усыновление Сашка с твоим правом
видеть его по твоему усмотрению и ежемесячным денежным
пособием в одну тысячу долларов. Вот, все бумаги налицо: твое
согласие, решение министерства юстиции, органов попечительства.
Все есть. Нужно, Майя, твое согласие. И Сашек – американец.
И ты тоже, если захочешь. Но и это не все. Сегодня мы
поедем на знакомство с семьей американцев. Я отведу Сашка к ним.
Пусть поживет с ними пару недель, пока они здесь. Пусть
присмотрятся к нему.

Майка вдруг быстро вскинула голову и низким властным голосом
спросила у Дзына: - Как там мой Александр?

Тот вначале не понял, о ком и о чем вообще идет речь. Он вначале
улыбнулся, но выражение лица Майки к этому не располагало:
нахмуренные, чуть сдвинутые к переносице брови, в серых глазах
стальной блеск.

- Как там Сашек в песочнице? – подсказал Умник.

Дзын быстро развернулся, выглянул в окно:

- Все в порядке… играется. А я думаю, какой…

Умник довольно хлопнул и потер ладони:

- Все отлично. Хау вдую, вдую. А сейчас – ванный час. Все трут друг
другу спины… Для большого дела нужны чистые руки. Мы должны

предстать перед американцами в лучшем виде. За мной!

Умник потянул за собой в ванную засмеявшуюся Майку. Масляно
улыбаясь, за ними поспешил Дзын.

А за окном посыпались первые капли дождя…

Когда, наконец, Майка, разморенная и утомленная, нагишом вывалилась
из ванной, за окном стоял ливень:

- Черт побери, там дождь. Как назло…

Досадно притопнув ногой, она принялась просушивать волосы, растирая
их полотенцем. Вдруг, охнув, она сломя голову ринулась к
окну. Сашка в песочнице не было. Она лихорадочно пошарила
взглядом по всему двору. Сашек пропал! Майкино лицо перекосилось
в отвратительную рожу: края губ вздернулись вверх, щеки и
брови сблизились так, что скрыли глаза, а курносый нос остался
торчать маленькой пипкой.

- Ое-еи!

Майка протяжно взвизгнула, закачала головой и подкосилась на
табуретку. Мгновенно впала в истерику. Плач быстро перешел в
рыдания и стенания:

- Потерялся сыночек. Украли, гады поганые. Оставили мать одинокой.
Как же мне теперь жить? Кто накормит в старости…

Из ванной голыми выскочили Умник и Дзын. Поочередно вопрошая: «Что?
Что?», оба тоже выглянули в окно. Умник вдруг зло заорал на
Майку:

- Не ори! Развылась! Заткнись! Искать надо! По подъездам!

Он с досадой ткнул указательным пальцем в Майкину голову и поспешил
в ванную за одеждой.

Когда вся тройка вывалилась из подъезда, дождь уже поутих. Отдельные
капли еще падали с неба, срывались бусинками с веток
деревьев, булькнув, исчезали в многочисленных лужах на асфальте и
земле. Обегав все окрестные подъезды, и, не найдя Сашка, они
вновь собрались вместе. Майка тихо скулила, по-собачьи
заглядывала в глаза Умнику.

У того с лица не сходила досада.

- Может в ментовку сообщить, - предложила Майка.

- Ну, давай разоремся на весь белый свет. Пацан пропал! А он сидит у
кого-нибудь дома да чаи попивает…

- Может соседей обежать? – уцепилась за подсказку Майка.

- Обеги, обеги. Только без нас. Еще не хватало выслушивать от
соседей всякие пакости. Иди, мы возле подъезда подождем. Да
смотри, всех опроси. До единого.

- Я бысто-быстро. Петровну возьму в помощницы. Она сначала хоть и
заругает, да потом поможет. Она хорошая. В двух мы быстро всех
обежим. Мы быстро.

Майка взвинчено суетилась возле Умника, частила словами,
повторялась. Будто изо всех сил пыталась убедить его не уходить,
подождать, будто боялась, что он исчезнет, а вместе с ним пропадет
последняя надежда на все лучшее. У входа в подъезд она еще
раз оглянулась, покивала и побежала на второй этаж.

Майка не отнимала руку от звонка до тех пор, пока дверь не
распахнулась, и на пороге не появилась опрятная седая старушка:

- Майка пакостница! Зенки твои бесстыжие! У тебя хоть чуток совести
остался, аль нет? Все пропила! Мыслимое ли дело, поганка ты
этакая, чтоб тебя Сатана забрал, мальца под дождем бросать?
Чтоб тебе пусто было, кобыла ты бесстыжая! Хвост задрала да
по жеребцам вдарилась! Тьфу, скверница! Отольются тебе слезы
сыновы, ох, отольются…

- Петровна?! Он у тебя? Как же мне сразу в голову не пришло, что он
у тебя? Со страху все позабыла.

Майка, пораженная от радости, боялась шевельнуться, глупо улыбалась.

- А где ж ему быть? Пришлось в платье да тапках бечь в песочницу,
как увидала его под дождем ревущего. Кто ж его еще приголубит?
Ты что ль, поганка?!

Майка, несмотря на ругань Петровны, бросилась ее обнимать. Сгребла в
охапку и, приподняв от пола, покачала по сторонам.

- Брось! Пусти, охальница! Ты бы Сашка так жалела и ласкала…

Майка бережно опустила Петровну, ринулась в квартиру. Сашек сидел на
мягком диване, укутанный до пят в теплый халат и пуховый
платок старушки. Волосы после купания были аккуратно
причесаны. Рядом на стуле стояла чашка кипятка с малиновым вареньем.
Сашек, завидев маму, заулыбался во весь рот, протянул к ней
ручки:

- Мама моя нашлась…

Майка припала на колени возле сына, принялась целовать его личико:

- Нашелся, мой сыночек, нашелся… А мама твоя вся извелась,
избегалась. Где сыночек? Только в песочек играл и сразу пропал! Был,
и нет. Ужас! Мамочка чуть с ума не сошла. Теперь все
по-другому будет. Теперь ты заживешь, радость моя!

Даже Петровна, стоящая за спиной Майки, растрогалась, утерла
передником набежавшую слезу. Она все еще недоверчиво покачивала
головой, шептала под нос ругательства. Но и в ее выплаканных за
собственных детей глазах мелькнула надежда.

Майка обернулась к старушке:

- Я тебе по гроб благодарна, Петровна. Ты себе не представляешь, как
я тебе сегодня благодарна. Я тебя отблагодарю, не обижу…

- Ладно уж, чего ты там рассыпаешься… Будет тебе.

Старушка с вздохом махнула рукой. Сегодня Майка превзошла самою
себя. Так она никогда не хвалила Петровну, хотя не раз
случалось, что Сашек по разным причинам оказывался у старушки: то она
выдернет его из квартиры, где коромыслом стояла драка и
ругань, то отберет на улице у пьяной Майки и уведет к себе.

Майка подхватила сына на руки:

- Ну, Петровна, прощай. Спасибо тебе за заботу. Я тебя, Петровна,
озолочу… Долларами засыплю… - Буде плесть-то…За сыном смотри.

Майка быстро сбегала на свой шестой этаж, переоделась сама, выбрала
самую лучшую одежду сыну: недавно подаренный с
соседа-мальчишки синий костюмчик, теплый комбинезон с капюшоном и высокие
осенние ботиночки.

С наряженным сыном она вышла из подъезда. Мужики курили поодаль.
Умник что-то грозно втолковывал Дзыну. Тот, вобрав голову в
плечи, слушал. Лицо Умника, увидевшего Майку с сыном, тут же
расплылось в улыбке:

- Порядок! Отлично! У Петровны был? А ты боялась. Панику тут
развела. Все отлично! Ну, что, действуем по плану?

Майка погладила по головке потупившегося сына. Тот доверчиво
приклонился, охватил ручками ее ноги, скрытые за длинным стеганым
плащом.

- Пошли? – спросил Умник. Майка, не поднимая головы, покивала головой.

Тихим шагом, не обронив ни слова, они прошли мимо стадиона,
опустились по ступенькам вниз до остановки скоростного трамвая. В
трамвае Майка усадила Сашка себе на колени возле окна. Прижала
сына и несколько остановок, не шевельнувшись, смотрела
поверх его головки куда-то в пустоту.

- Мама, а куда мы едем? – пообвыкнув, спросил осмелевший сын.

Майка сильно вздрогнула, метнула взгляд на сидевшего рядом,
напряженно ухмыльнувшегося Умника. Она побледнела, вымученно
улыбнулась:

- А мы, Сашек… погулять. Там карусели…

- А коняшки там будут?

Майка уткнулась лицом в капюшон сына и промолчала. Выручил Умник:

- Конечно, будут, Сашек. И коняшки, и качели-карусели. Все у тебя
теперь будет.

Они вышли на остановке «Комсомольской». На улице смеркалось.
Засветились витрины магазинов. Пройдя мимо фирменного магазина
«Каравай», они вышли на угол дома. В пятидесяти метрах
завиднелась гостиница «Интурист». Майка замедлила шаги вовсе. Умник
неожиданно побледнел, как-то беспомощно оглянулся назад, на
молчавшего всю дорогу Дзына. От возникшей паузы все трое
неловко переминались с ноги на ногу.

В этот миг из «Каравая» вышла ужасного вида старуха с кровоподтеками
под глазами и раскосмаченными седыми волосами. Огромный
серый замызганный пиджак, который служил ей за пальто, достигал
колен. Сбившиеся в гармошку трикотажные чулки наехали на
полурваные мужские ботинки из кожзаменителя. В одной руке у
нее была сетка с узелком, в другой надкушенная осьмушка ржаной
буханки. Бысто-быстро жуя хлеб ввалившимся редкозубым ртом,
старуха собралась было удалиться, но, поймав на себе
взгляды чужих людей, перестала жевать, несколько мгновений озирала
молодых, а потом, осклабясь протянула им свою осьмушку.

Вся тройка вместе с Сашком шарахнулась прочь, словно бежали не от
старухи, а от своей возможной судьбы. Умник, переводя дыхание,
заговорил:

- Сейчас самое время. Они с экскурсии возвращаются. Вон «Икарус»
подошел. Значит, так, я с Сашком иду к автобусу, а вы заходите
во двор гостиницы и ждете меня там. Я скоро вернусь. Не
беспокойтесь.

Когда они остановились возле киоска «Мальборо», где должны были
расстаться, Умник взял Сашка за руку, подмигнул Дзыну и кивнул в
сторону двора. Тот подхватил одеревеневшую, безмолвную
Майку под локоть, потянул за собой. Но Майка никак не выпускала
ручку сына. Уцепилась так, словно прикипела. Чертыхаясь под
нос, неприметно озираясь, Дзын с трудом разжал ее застывшие
пальцы. Он тут же ухватил всхлипнувшую Майку за талию и
увлек за киоск подальше во двор.

Умник повел Сашка, но не к автобусу, а через дорогу к припаркованным
возле главпочтамта рядам машин. Захныкавшему было Сашку он
свирепо пригрозил:

- Молчать, щенок! Прибью! Молчать, говорю! Окурок!

Во втором ряду возле черного Мерседеса, привалившись, курили два
молодых кавказца. Из приоткрытой передней дверцы тихо выла
музыка. Умник подошел к машине:

- Рустем, товар пришел. Срок – две недели. Пользуйтесь. Клиентов на
мальчика будет море. Насчет Майки решим через пару месяцев.
Деньги приготовил?

- Обижаешь, дорогой. Как договорились: тебе рубли, ей доллары…
бумажные. Тыща!

- Покажь.

Напарник Рустема нырнул в машину. Неожиданно из-за поворота со
стороны универмага вывернулся милицейский воронок. Он лихо
затормозил в третьем ряду машин, осветив Мерседес фарами. Из него
вышел молодой лейтенант и направился к входу в главпочтамт.
Проходя мимо тройки с Сашком, милиционер спросил:

- Мужики, закурить не найдется?

Рустем вытащил из кармана пиджака пачку «мальборо». Лейтенант взял
сигарету, благодарно кивнул и спросил:

- Чей сын?

- Мой, - нашелся Умник.

Лейтенант кивнул и пошел дальше. Рустем перевел дух и сказал:

- Теперь взять не можем. Он у ментов засветился. Вон другие в машине
сидят. И его запомнили и мою машину. Все. Иди отсюда.

Неспешной походкой Умник повел Сашка обратно. Чуть только они зашли
за киоск, как им навстречу выбежала растрепанная в
распахнутом плаще Майка. За ней – рассвирепевший Дзын.

- Сашек, сынуля…

Майка вся в слезах протянула руки к сыну, но неожиданно получила от
Умника резкий удар по голове. Удар был несильным, но
достаточным, чтобы привести в чувство. Майка, разглядев
перекошенное от бешенства и страха лицо Умника, замерла на месте.
Умник, оглядываясь назад, зашипел ей в лицо, брызжа слюной,
ужасные ругательства. Закончил он круто:

- Бери своего ублюдка и чеши отсюда! Чтоб я тебя не видел. Пошла вон!

Пришибленная Майка, помедлив, взяла заплаканного Сашка на руки и
тихо-тихо мимо редких прохожих пошла назад к остановке.

Умник с Дзыном осторожно выглянули из-за киоска. Два милиционера
проверяли документы у друзей Умника…

Умник с Дзыном догнали Майку уже выходящую из перехода не на той стороне остановки, где следовало. Молча поплелись рядом мимо магазина-стекляшки «Пиквик», мимо киосков. Возле «Мальборо» Умник придержал Майку за руку:

- Смотри, Майка, смотри на всю эту роскошь: бутылки разноцветные, шоколадки разномастные. Всякая всячина блестит и переливается, в рот просится: «Съешь меня, выпей меня». Ты не хочешь, но глаза разбегаются, а рот сам раскрывается. Хам-хам. Хочет роток, да не вкусит зубок… Не для нас! А ведь ты могла пять минут назад всего этого вдосталь купить. Не приглянулся твой сынок американцам. А ведь ты могла бы весь киоск с потрохами иностранными скупить. Уплыло богатство. Ну, чем ты хуже вон той шалавы, которую гладкий козел в БМВ усаживает? Аристократа из себя корчит. За доллары сейчас эту сучку трахать будет. А эта тварь нарочно полу плаща откинула, чтоб ляжками сверкнуть. Товар выставила! Дерьмо! Чем мы хуже этих подонков? Такие же мерзавцы. Неужто мы не достойны богатства? Вот и вся ихняя хваленая цивилизация: лоск, блеск, а внутри та же гниль, пьянь и разврат, что и у нас с вами. Хотя нет. Мы лучше их. Мы не фарисействуем. Мы открытые гниды, а они хуже, они рядятся в тогу порядочных. Да ты, майка, в тысячу раз лучше проститутки. Э-эх, гуд бай Америка, гуд бай… Никогда мы не увидим твои запретные плоды. Хотя нет, как раз твои запретные плоды сегодня и гниют в наших душах. Да так смердят, что жить тошно…

Умник, задохнувшись от горечи, оборвал свою путаную речь, зло плюнул в сторону. Достал из бокового кармана куртки деньги:

- Дзын, купи пару штук на последние. Сыграем отходную.

Дзын кинулся к соседнему киоску.

Ни когда ехали обратно, ни когда шли к дому, Майка в разговор не
вступала. На редкие вопросы сына отмалчивалась. Впрочем, и
разговоров за это время почти не было, если не считать двух-трех
ничего не значащих фраз, которыми перекинулись Умник с
Дзыном.

Когда все вновь зашли в Майкину квартиру, Умник тяжело вздохнул:

- Да-а, это тебе не Нью-Йорк и не Вашингтон. Это не блеск коттеджа,
а вонь хрущобы. Не будет у тебя, Майка, ни видаков, по
которым ты бы смотрела шедевры мирового кино и своего сына
бизнесмена, не будет у тебя телефонов, по которым можно было
звонить хоть в Америку, хоть в Антарктиду. Ничего у тебя не
будет…

Дзын зло сморщился:

- Да ладно тебе, Умник. Загундел: «Не будет! Не будет!»… Ну, и хрен
с ней, Америкой. Пусть они там с жиру бесятся. А мы
по-своему будем с ума сходить. Мы будем веселиться, даже если конец
света наступит, даже если к нам Костлявая с Косой придет… Мы
ее напоим и поимеем…

Оба мужика угрюмо хохотнули. Только Майка ухом не повела, молча
раздевала сына. Сашек стал каким-то вялым, громко сопел, шмыгал
носом.

Умник слегка потрепал малыша по вихрам:

- Ну, что, американец, съездил в Америку? Майка, да он весь горит.
Жар… Застудился. Может, скорую вызвать?

Майка уставилась на Умника тяжелым, ненавидящим взглядом. Он был
таким жутким, что Умник смешался и торопливо потащил Дзына на
кухню.

Майка повела сына в комнату укладывать спать. Когда она пришла на
кухню, мужики уже выпили по стакану. Майка тут же опрокинула
свою порцию в рот и, не закусывая, понуро уселась за стол.

- Вот я и говорю, - продолжил Умник уже для Майки, - каждый человек
рождается в двух видах: либо в рубашке, либо голышом. У него
уже на лбу написано, кем ему в жизни быть. Первые потом
меняют рубашки на роскошные костюмы, мундиры и прочие приятные
вещи. Им – квартиры, а сегодня – дворцы. Им – машины и
услады в объятиях красавиц. Все это им от хамства и жадности, от
роду. Вторым бы на голое пузо натянуть чего-нибудь:
костюмчик задрипанный, пальто из синтетики, бабу попроще. Словом,
все без затей. Мы с вами ко вторым относимся. Всю жизнь
промыкаемся голодранцами. Всю жизнь будем на кусок хлеба сшибать.
И никому не будет никакого дела до того, как мы живем!
Свобода! Пожирай ближнего! Вон мои родители – честные врачи. И
что? Нищета беспросветная прописалась. Сашка такая же участь
ждет. Еще похуже… Какой из него бизнесмен? Подрастет чуток и
пойдет по мамкиной стезе: окурки из урн выбирать да пьяным
грузчиком по магазинам подрабатывать. Вот и весь бизнес…
Да-а, не видать Майке ни белоснежных теплоходов, ни богатых
американцев. Все загнемся в этой вонючей квартире… Э-эх…

Умник безнадежно махнул рукой и разлил остатки водки из второй
бутылки. Все трое угрюмо выпили. Майка тут же встала и ушла в
комнату.

Дзын кивнул ей вслед:

- Чуешь? Озверела девка… Надо нож со стола убрать. А то психанет,
крови потом не оберешься.

Из комнаты донеслись возня, всхлипы. Но все быстро стихло. Майка,
пошатываясь, вернулась за стол.

- Ну, как он там? Горячий? Не спит? – спросил Умник.

- Его больше нет, - глухо ответила Майка.

Умник с Дзыном разом встрепенулись, привстали с табуреток.

- Чего ты плетешь, Майка? Совсем окосела? – лоб Умника мгновенно
покрылся холодным испариной. – Чего ты несешь?

Они вскочили из-за стола, не отрывая глаз от склоненной Майкиной
головы. Майка тупо посмотрела на скрюченные дрожащие пальцы
своих рук:

- Ему теперь лучше, чем в Америке… Он теперь в раю…

В жуткой тишине только ветер слегка посвистывал в щелях окна. Оба
мужика беззвучно прошли мимо. Крадучись, на цыпочках вошли в
комнату. Щелкнул выключатель. Свет пролился в глухую тьму
коридора…

Они пробыли там минуты две. Потом также беззвучно вышли, бесшумно
оделись и, хлопнув дверью, выскочили из квартиры. По лестнице
простучали удалявшиеся торопливые шаги. Скоро все стихло…

Майка недвижимо просидела несколько минут. Потом резко встала. От
толчка звякнули стаканы, попадали бутылки на столе. Одна из
них медленно прокатилась до края, сорвалась и разбилась о пол.
Крупный осколок ковырнул ногу. Выступила капля крови. Майка
тупо смотрела, как капля крови поползла вниз по ноге.
Потом, даже не взглянув в детскую кроватку, прошла на балкон.
Распахнула дверь. Холодный влажный воздух ударил по
разгоряченному телу. Майка перелезла через перила и, разжав пальцы,
шагнула в пустоту…