Онтологические прогулки

Каждый раз заново

У меня есть одна особенность, которую Мамардашвили называл «каждый раз заново» и которая сильно затрудняет жизнь; представьте себе, что каждый раз, когда вы хотите выпить молока, вам приходится, удерживая это желание, одновременно воссоздавать и удерживать во внимании всю полноту действия: кто вы и где находитесь, расположение кухни и холодильника в ней, в какой таре молоко, как и куда его наливать! Жить «каждый раз заново» практически невозможно; обычно внимание покидает то, что уже установилось, желание выпить молока «запускает» отработанные последовательности действий: ориентацию в пространстве, согласованность движений, идентификацию предметов и т.д., внимание координирует эти действия между собой; а полнота внимания, осознание появляется лишь в момент сбоев в осуществлении желания.

Так и в мышлении человек при возникновении намерения подумать о чем-либо автоматически «запускает» выработанные кем-то или им самим программы согласованных шагов мысли, не воссоздавая во всей полноте условия и содержание мыслимого. А у меня не получается; как герой фильма «Тигр и снег», который раз за разом не мог вспомнить, где он поставил свою машину, я не могу подумать о чем-либо одинаково, мне приходится каждый раз заново полностью воссоздавать исходные условия размышления, а, как известно, в одну реку нельзя войти дважды, поэтому я не знаю заранее результатов очередной попытки подумать. Это очень утомительно, но дает возможность до мельчайших деталей отслеживать каждый шаг движения мысли, и, прежде всего, находить не обусловленные ходом мысли допущения, так сказать мыслительную контрабанду, которую кто-то пытается незаметно протащить в размышлении.

Вновь и вновь заново воссоздавая весь монумент философии, я благодаря этой особенности находил и изымал из его фундамента все «незаконные» ходы мысли, всех «ублюдков, бастардов мышления», пока от монумента не осталось только то, что в нём действительно есть по праву и что может быть полезно нам. Пока я занимаюсь тем, что описываю как раз незаконные, вызванные историческими обстоятельствами, особенности мышления философов; поскольку же эти исторические обстоятельства сейчас не актуальны, я не принимаю их в расчет. То в философии, что останется после моей работы и что представляет ценность для меня и, возможно, для других, я исследую позже, после полного просмотра оснований философии.

Мои исследования вряд ли вызовут энтузиазм у профессионалов философии, они легко отмахнутся от очередного выскочки, отметив что-то в роде «незрелой формы» или «запутанности понятий» и пр.; я пишу для тех, кому небезразлично то, кто они такие, как они думают, действуют, во что они верят и почему, я пишу для тех, кому действительно интересно «какие бутылки составляют человеческое сознание»(Хармс) и кому совершенно неинтересно проживать чужую жизнь, изо дня в день пережёвывая то, в чём уже давно нет ни вкуса, ни питательных веществ.

Прощание с Декартом

Я обращаюсь, надеюсь, в последний раз, к формулировке Декартом феномена осознания, его обоснованию и выводам; рассмотрю шаг за шагом всю последовательность его рассуждений и выясню, наконец, что представляет собой краеугольный камень философии, который Мамардашвили представлялся «огромной глыбой в толще прозрачных вод», которую хорошо видно, но ворочать которой совершенно невозможно. Я попробую.

Декарт: «…я обратил внимание на то, что в это самое время, когда я склонялся к мысли об иллюзорности всего на свете, было необходимо, чтобы я сам, таким образом рассуждающий, действительно существовал».

Советую каждому, кто читает это, проверять на собственном опыте происходящее. «Обратил внимание на действительное существование себя таким образом рассуждающего в это самое время»:

- установил факт действительного существования себя;
- себя таким образом рассуждающего;
- рассуждающего в это самое время.

Установил факт существования себя, ухватил, схватил, зафиксировал себя существующим, но не как рассуждающего таким образом, то есть сомневающимся, мыслящим сомнение, а факт схватывания себя сомневающимся, мыслящим сомнение. Схватывание, фиксация происходит в это самое время сомнения, то есть схватывания себя сомневающимся происходит одновременно с сомнением.

То есть Декарт установил факт существования особой способности человека, которую позже назовут осознанием, реализация которой происходит одновременно со схватываемым (осознаваемым) действием. Схватывание происходит одновременно со схватываемым.

Декарт дальше: «И заметив, что истина Я мыслю, следовательно, я существую столь тверда и верна, что самые сумасбродные предположения скептиков не могут её поколебать, я заключил, что могу без опасений принять её за первый принцип искомой мною философии».

То есть, если произошел факт схватывания, фиксации, установления себя мыслящим, то он несомненен, достоверен и очевиден для того, кто его осуществил. Достоверен не акт мысли (сомнения), а факт схватывания, фиксации.

Это грандиозное открытие, действительный прорыв человека, так как он впервые открыл в себе способность, которая выделяет его как особенное существо, отличающееся от всех известных. Декарт действительно открыл осознание как специфическую особенность человека; масштаб этого открытия поймёт только тот, кто хорошо представляет себе начало 17 века в Европе. Но меня интересуют не исторические комментарии, продолжу.

«Затем, внимательно исследуя, что такое я сам, я мог вообразить себе, что у меня нет тела, что нет ни мира, ни места, где я находился бы, но я никак не мог представить себе, что вследствие этого я не существую; напротив, из того, что я сомневался в истине других предметов, ясно и несомненно следовало, что я существую».

Совершенно точно: в схватывании сомнения ясно и несомненно само схватывание, но только тогда, когда на него направлено внимание, не внимание сомнения, а специально развитое внимание, особый опыт, который намеренно приобретается специальными тренировками (глава «Рассуждения о методе», в которой Декарт рассказывает, как много времени он уделил тренировке своего метода) или сам собой накапливается человеком в действиях, сопряженных с акцентуацией на осознание, а не содержание действия. Здесь уже можно отметить, что ясность и несомненность существования устанавливается при утверждении предметов так же, как и при сомнении в них, важен сам факт установления схватывания, а на что направлено внимание действия, не важно. Но не для Декарта, здесь уже начинает сказываться его предрасположенность к нахождению не той, какая найдется, а к вполне определенной философии.

Идём дальше: «А если бы я перестал мыслить, то, хотя бы всё остальное, что я когда-либо себе представлял, и было истинным, всё же не было основания для заключения о том, что я существую. Из этого я узнал, что я – субстанция, вся сущность, или природа которой состоит в мышлении и которая для своего бытия не нуждается ни в каком месте и не зависит ни от какой материальной вещи». То есть фактическое обнаружение схватывания было осуществлено Декартом при осмыслении сомнительности предметов. Позже это стали называть универсальным сомнением, а еще позже – феноменологической редукцией как необходимым условием осуществления феномена осознания. Здесь уже отчетливо проявляется намеренная интерпретация Декартом осуществленной им же фиксации осознания. Да, он действительно зафиксировал себя существующим в процессе мышления о сомнительности предметов, зафиксировал как схватывающего себя мыслящим сомнение. Здесь видно, что Декарт ещё недостаточно различал сам акт мышления и его схватывание, поэтому, выделяя осознание как самостоятельное действие, он вместе с ним выделял и мышление как самостоятельную, не зависящую от тела, сущность, то есть перенес существование с осознания на мышление; позже философы разделили осознание и мышление, но только как виды сознания.

Декарт продолжает: «Таким образом, моё я, душа, которая делает меня тем, что я есть, совершенно отлична от тела и её легче познать, чем тело, и если бы его даже вовсе не было, она не перестала бы быть тем, что она есть. … в истине положения Я мыслю, следовательно, я существую меня убеждает единственно ясное представление, что для мышления надо существовать».

То есть Декарт перенес факт схватывания себя мыслящим, который был установлен им ясно и отчетливо, на существование отождествляемых им я, мышления, души как особой субстанции.

То, что действительно было им установлено – факт существования особой способности, схватывания (осознания) превратился в факт существования особой субстанции.

Я не могу сделать такого обобщения, поскольку не имею для этого никаких оснований ни в самом осознании, ни в своих предпочтениях; мне важно как есть, а не как хочется. Не умаляя заслуги Декарта в открытии осознания как особой способности человека, я исследую её как она есть.

Жемчужина на ладони

Схватывание себя осознающим некоторое осуществляемое мною действие, например, того же сомнения в предметах, является внутренней частью моего действия, но и сомнение является его внутренней частью! Моё действие сложное: оно включает в себя в качестве своих частей и сомнение в чем-либо, и схватывание этого сомнения одновременно! Это не утверждение, а многолетний опыт, который может осуществить каждый, кто хочет; это может быть опыт движения, восприятия, в принципе чего угодно, главное необходимо удерживать во внимании не только содержание действия, например, ходьбы, но и одновременное схватывание этого действия; такое двойственное внимание вполне тренируется, например, мои современники тренируют двойственность внимания за счет того, что осуществляемые ими действия включают в себя в качестве условия необходимость отслеживания каждого шага действия, например, создавая определенный образ для публики, политик должен контролировать свои действия в соответствии с этим образом, развивая тем самым помимо своей воли способность осознания.

Глыба Декарта, поднятая из не совсем прозрачных, как оказалось, глубин нового времени, оказалась небольшой жемчужиной, которую, правда, может обнаружить каждый в своей ладони.

Ещё одна ловушка

Ещё одной ловушкой, в которую попал Декарт и которая ему была удобна и даже необходима в связи с его целями, и, соответственно, в которой до сих пор находимся мы, хотя этих целей у нас нет, является представление о том, что осознание является единственной формой схватывания, фиксации; а осознание, по тому смыслу слова, который в него вложен, является модусом сознания, в терминологии Декарта – души, мышления, я.

Поэтому кажется, что осознавать можно, только мысля, схватывать себя в действии можно только в речевой мыслительной форме, разумно, – соответственно, специфической особенностью человека является мышление, разум; именно так фактическое установление схватывания себя сомневающимся превращается в специфичность человека как разумного, а мышление приобретает статус субстанции, со всеми вытекающими последствиями.

Но осознание в речевой форме является развитой формой способности, которая в своём простом виде представляет собой схватывание, фиксацию как внутренний элемент действия человека, например, ходьбы, и совершенно не обязательно осуществляется в речевой форме и, следовательно, не имеет никакого отношения к мышлению, и имеет отношение к мышлению, только когда в процессе мышления происходит одновременное схватывание этого мышления. То есть осознавать можно без какого бы то ни было мышления; а мышление появляется тогда, когда человек собирается подумать об этом, например, размышляя о своём движении (ходьбе), человек схватывает своё размышление о ходьбе в речевой форме. Это очевидно для тех, кто пробовал это делать. Но делать из этого вывод о том, что ясно и достоверно только мышление, поскольку только в мысли человек схватывает себя действительно существующим, может только тот, кто поставил себе цель выделить мышление в субстанцию.

Если читатель был достаточно внимателен, то у него уже сформировался кажущийся совершенно очевидным вопрос: неужели до Декарта никто не знал, что такое осознание?! Можно ответить так: это не так важно, – важно, что именно с Декарта осознание стало предметом внимания и намеренного опыта, правда, в силу описываемых мною причин, не слишком эффективного. К этому следует добавить, что осознание неуловимо, неотслеживаемо, нефиксируемо как содержание, его можно только накапливать как некую массу определенного опыта, позволяющего развивать второе внимание, дополнительное к «обычному вниманию». Но об этом позже, главное здесь – это то, что недостаточно одному человеку открыть эту способность для того, чтобы все могли сразу контролировать и развивать её, тем более, что она была сформулирована в форме, предназначенной для нужд философии.

Но, даже если бы феномен осознания и вовсе не был сформулирован, и мы ничего о нём не знали, сам опыт нашей жизни как людей определенного времени заставлял нас, накапливая опыт осознания, развивать в себе способность отслеживать его; об этом тоже позже.

Теперь я остановлюсь ещё на одной характеристике схватывания как внутреннего элемента сложного человеческого действия. Сложного – не в том смысле, что у человека есть простые действия, в которых нет схватывания, а в том, что нам надо пересмотреть своё понимание структуры деятельности человека в сторону её усложнения. В этом смысле самое простое человеческое действие является (для нас) сложным, так как обязательно включает в себя схватывание (как простую форму осознания); и этой характеристикой является существование, фактичность. В самой первой своей формулировке Декарт отметил все три особенности осознания, которые являются его базовыми отличиями, а именно: существование, одновременность, схватывание, и если не отходить от них в попытках что-то протащить дополнительно, то получится схватывание происходит одновременно с действием, которое схватывается, или осознание происходит одновременно с осознаваемым действием, то есть осознание и действие являются одномоментными элементами более целостного образования.

Соответственно, Декарт выделил фактичность осознания как ясную и отчетливую, в противоположность фактичности производимого им сомнения как недостоверного, за счёт акцента одного из вниманий, задействованных в реализации осознания, а именно, внимания на осознании, и упущении внимания собственно непосредственного действия, которое обладает по определению не меньшей достоверностью и фактичностью, так как является вниманием непосредственного опыта человека, основы его жизни.

Формула

Таким образом, действие и осознание действия являются внутренними одномоментными элементами более целостного образования, которое и есть человеческое действие; в принципе можно сказать, что осознание является внутренним элементом человеческого действия, только действие теперь понимается по-новому, как более сложное.

Я действую и осознаю, следовательно, я существую.

Такая формулировка является наиболее точной формулировкой исследования феномена осознания. Она совершенно меняет наши представления о человеке, пришедшие к нам из философии и до сих пор довлеющие над нами.

Однако к исследованию, кто мы такие как есть, а не как мы сейчас думаем, я приступлю позже, пока я займусь трансцендентальным сознанием философии, которому будет посвящена третья часть «помойного ведра».