Комментарий |

Живые вещи – натюрморт # 9


Дан Маркович. Вечер

предчувствие беды…


Повесть такая – «предчувствие…» Рассказ о художнике и о ценителе
живописи, богатом собирателе картин. Она кончается гибелью
художника, а его почитатель и коллекционер, наконец, набирается
мужества, начинает рисовать сам. Так иногда бывает в зрелом
возрасте, я знаю.

Мне сказала одна умная женщина, ей понравилась книга – «наконец Ваш
герой не маргинал!» Он врач-хирург, гений лицевой пластики,
обеспечен, а как же иначе собирать картины... И всё-таки,
они оба, художник и собиратель, маргиналы. Не бродяги, воры и
убийцы, а люди, уважающие заповеди… и нарушающие правила
обыденной жизни.

Я вырос в годы, когда лучшие – умнейшие, честные были маргиналами.
Не по своей воле. И по своей тоже. Потом… период смутных
надежд, иллюзий, деклараций, суеты... И вот снова все
определилось, кончается как началось – лучшие снова маргиналы. Это не
радует. Но и не слишком огорчает. Общество, люди и власть,
считают, что им не нужна культура. Вернее, нужна, но
управляемая, и сиюминутно полезная.

История повторяется, до скуки знакома...


несовместны…


Период романтического увлечения якобы демократической властью давно
позади. Кончился и период умеренного доверия. Но обходимся
пока без сияющих голенищ. Незаметные ботиночки, убегающие
глазки…

И снова вопрос «с кем Вы, мастера культуры?» решается двояко.

– Мы с вами, только дайте нам, дайте! – это одни.

– Назад, в подвалы! – другие.

Крайности, конечно, беру.

Но подвалы нормальней. Художник и власть несовместны – были и будут.


миллиона достаточно?..


Я спросил у трех человек:

– Тебе важно, что после смерти будет?

– Интересно – пожалуй, но не важно, – ответил первый.

– Интересно, но только в ближайшем будущем, – сказал второй.

А третий подумал, и говорит:

– А мне всего интересней, что будет через миллион лет. На этом месте.

Мне третий ответ пришелся впору.

Миллион лет проходит… и я снова здесь, такое чудо, представь…

Именно сюда хотел вернуться, и сбылось.

Вижу, совсем другое кругом! Никакой умеренности в климате. Жарко,
душно, желтое небо, выгоревшая трава, саванна, львы…

А кончается… Все равно, похоже кончается.

....... Вот и домик... огород, в нем картошка, помидоры, огурцы...
Трава за домом выше головы. Раздвинешь ее – там белый тонкий
песок, вода… Плещет чуть– чуть, и так каждый день – и
миллион лет покоя...

Миллиона хватит?

Достаточно, пожалуй…

Теперь, что в доме... Вот это уже слишком. Я просто уже без сил.
Сядем на ступеньки. Бегает, суетится головастый муравей.
Термит, что ли? Нет, рыжий...

Что делать будем? Картошку окучивать, помидоры поливать?..


серьезные книги…


Мой дядя, Иосиф, был настоящий философ. Учился в Германии,
диссертацию по Канту защитил. В 20-ые годы. А в советской Эстонии
философы были нужны другие. И он, чтобы прожить, переводил
эстонских классиков на русский язык. Он прозу презирал. За
приблизительность.

– Не пиши такое, – он говорил.

Я его подвел. Долго держался, а на старости лет начал-таки прозу
писать. Хорошо, он не знает, давно умер. Он часто повторял –
«стоит говорить лишь достойное быть сказанным, и не говорить
того, что каждый сам может подумать». И добавлял –
«Шопенгауэр. Плохой философ, но в этом прав.»

Так началась моя сознательная жизнь. С нескольких книг, которые мне
дядя дал читать. Вообще-то, моей первой книгой был «Робинзон
Крузо», но это в раннем детстве было. А взрослая жизнь с
книг Иосифа началась. «Жизнь как воля и представление»
Шопенгауэра и «Человеческое, слишком человеческое» Ницше. И немного
Гегеля – по старой философской хрестоматии. «Канта тебе
рано...»

Тогда мне было 16, можете представить, что за каша в голове. Никак
не мог понять, что Маркс и Ленин – философы. И что «жизнь
есть способ существования белковых тел».

Шопенгауэр писал – « умственная нищета, запутанность, напыщенность
будут рядиться в изысканнейшие выражения и темнейшие речи,
чтобы прикрыть тощие, ничтожные и будничные мысли...»


высота…


Мне было 27 лет, я маялся на Каланчевке, ждал электричку на Тулу. И
разговорился с одним стариком. Он много лет провел в
лагерях, вернулся одним из первых, и ему повезло – дали квартиру в
новом тогда районе, Черемушках, и даже выплатили большую
сумму, потом этого не делали. До 37-го года он был ученым.
Вернулся, и понял, что не может больше заниматься физикой,
отстал от науки непоправимо. Работал в одном из отраслевых
институтов инженером, оттуда ушел на пенсию.

Выжил, но всю жизнь чувствовал себя погибшим человеком.

Он сказал мне фразу, которую я не понял, потому что верил в будущее.

– Мир нельзя завоевать, но можно набрать высоту.

Он посмотрел в небо, там птицы. Весна была, там высоко кружили птицы.

– Не успел, не получилось... – говорит. Тоска в глазах.

А через десять лет я сам потерял все, к чему стремился. Но мне
повезло – никто не отнял, само обесценилось.


про Аякса…


Остался рисуночек. На грубой оберточной бумаге, пером, чернилами,
тушью, плохой акварелью…

Размыто при помощи кота Аякса.

Аякс был чемпионом по закреплению пастелей, размывке чернил и туши.
Стоя на полу, доставал картинки на стене на высоте до метра.
Пастель закреплял прекрасно, а чернила опрыскивал
чрезмерно.

Аякс был великий кот, черный, длинноногий, самый быстрый. Благодаря
скорости он прожил семь лет, избежал многих опасностей,
убегал от собак, людей и машин. Жадность подвела, съел крысиную
приманку в подвале. Спасти его было невозможно. Он умер на
третий день, под утро. Я спал, проснулся от того, что кто-то
на груди стоит. Открыл глаза – это мой старый давно умерший
кот Феликс, стоит и рассматривает меня. Приблизил морду к
лицу, понюхал... Я говорю – «Феликс, что, за мной?..»

И окончательно проснулся. Вскочил, подошел к креслу, там лежал Аякс.

Он был еще теплый, только что умер.

Иногда думаю, сердце давно должно разорваться.

Нет, просто жизнь постепенно-покусочно теряет смысл.

Дан Маркович. Фотография из серии «ЛИЦА кошек»

так лучше…


Иногда найдешь котенка, вылечишь, откормишь, но в мастерской его
судьба определена – он быстро освоит путь на землю. Держать их
взаперти там нет возможности. Далее жизнь его будет
интересней, нормальней, чем жизнь зверей, запертых дома – он
научится лазить по деревьям, прятаться в траве, подкрадываться к
птицам, он будет свободным, а захочет поесть, всегда сможет
вскарабкаться ко мне, наверх. В сильные холода отсидится у
полутеплой батареи на кухне. Все бы хорошо, если б не люди и
машины. Эти свободные звери до старости редко доживают.
Поэтому я пытаюсь их отдавать в дома, как только приведу в
приличный вид. Сложно, мало кто сейчас берет зверей. Иногда
посмотришь на будущих хозяев... махнешь рукой и уйдешь, унесешь
своего домой. Пусть поменьше проживет, зато на свободе, не
диванной подушкой, кастрированным монстром...

Но бывает, видишь – ничего, вроде люди... И все равно, прощаться
тяжело, и я каждому говорю – «прости, но так тебе лучше».

И веришь, и не веришь своим словам.

С картинами также, знаю – в чужом доме им лучше… Но не хожу, не смотрю...


ощущение важней…


Дан Маркович. Натюрморт

Если в книге есть зерно, то она автора, пусть через много лет, но
все равно догонит, и то, что написано, приключится.

Искусство – мироощущение. Мировоззрение отстает от мироощущения на полжизни.


нельзя забыть…


У нас была великая эпоха?

Согласен. Время великих войн, тиранов, праведников.

Но вовсе не знаменитых вспоминаю. За правду легче стоять, когда за
спиной великие заслуги. С тобой несколько церемонятся, как с
А.Д.Сахаровым. А вот Толя Марченко, рабочий с 8-классным
образованием, просто стоял и стоял, пока не убили.

Анатолий Тихонович Марченко погиб сорока восьми лет в Чистопольской
тюрьме 8 декабря 1986 года. С августа он держал отчаянную,
смертную голодовку, требуя освобождения всех политических
заключенных. Такое освобождение уже приблизилось и вскоре
началось: в ноябре были освобождены политзаключенные-женщины,
отправлен из ссылки за границу известный правозащитник Ю.
Орлов. Видимо, в конце ноября Марченко прекратил голодовку: от
него пришло внеочередное письмо с просьбой о продуктовой
посылке, не предусмотренной тюремными правилами. Может быть, он
узнал о первых освобождениях. В ноябре Ларисе Богораз, жене
Марченко, был предложен выезд вместе с мужем в Израиль. Не
решая за него, она настаивала на свидании.

А 9 декабря пришла телеграмма о его смерти.


истинно верует…


Ольга, моя соседка, целыми днями одиноким и больным людям помогает.
Недавно встретил ее, тащит какие-то тюки своим старухам.
Спрашивает, сколько за электричество плачу. Я сказал, она
обрадовалась:

– Немного. Это Бог для людей электричество ворует.

– Зачем воровать, лучше бы дешевле сделал.

– Не может. Власти не имеет. Но помогает людям – ворует понемножку.


когда мы были молодыми...


Никакой чуши. Умно думали, и говорили.

Постарели – умней не стали, только хитрей.

Не в этом дело…

В юности мы уверены были, что нас любят и ждут. Не чушь, и не
глупость это – одна из форм необходимых заблуждений. То, что
позволяет делать самое нужное на земле – не приносящие простой
пользы вещи.


между прочим…


«...у нее сынок был ухорез, кромешник, оторвист...»

Был язык, да стерся, сплыл.

Осталось – что? «Типа» да «не въезжаю».


time is over! или свинство старости


Молодые, не верьте, когда бодренькие старички будут лапшу вешать про
старость, мол, золотое время мудрости. Время дрянь. Бывалые
старики поддерживают миф, а новенькие боятся выглядеть
дураками.

Не видел ни одного молодого дурака, который бы от старости поумнел.
Опытней-хитрей становятся, но не мудрей. И все, что не
успели сделать и выяснить до старости, так и останется – не
сделанным, не выясненным…


читаю, слышу…


Записка на входной двери:

«Прекрасная юная кошечка ждет ласковых рук (прирожденная мышеловка)»

Слышу у магазина:

«Дура эта Козлова тут же мне ногу в гипс замундирила...»


проговариваются…


«Редкая семья не сталкивается с проблемой алкоголизма»

Это из рекламы. Она становится единственным источником искренности
на телеэкране, потому что, сама не понимая, проговаривается.
Таким образом, носитель насилия над человеком – «нет, ты
КУПИ!!!» – становится глашатаем правды.

Вот оно – наконец, свободен! – счастливые лица идиотов, отведавших «Даниссимо».


что-то остается…


В старости нет преимущества перед молодостью, одни потери и мелкие неудобства.

Результат жизни мизерный, как бутылка с запиской, выброшенная на
обочину, в канаву.

И что-то себе остается, хотя непонятно – зачем… Умирать лучше
опустошенным и полностью исчерпанным, иначе жаль не совсем
вышедших из строя частей организма, а также умственных
приобретений, которые истлеют, в пустой мусор обратясь.

Все-таки, два мелких приобретения я бы отметил.

Первое – странная способность понимать по лицам, по глазам гораздо
больше, чем раньше. Приходит само, никого не научить, к тому
же, опыт горький, потому что много видишь – мелкого.
Человеки все, и ты такой...

Второе не греет, не обнадеживает, и не дается само собой, может
придти, может и миновать. Особое понимание.

Мой учитель Мартинсон любил слово МАКРОСТРУКТУРА – он первый стал
говорить о макроструктуре белков. Сколько верных слов уходит в
неизвестность вместе с людьми их сказавшими... А потом эти
же словечки, мысли возникают снова, и ни в одном глазу –
никто не вспомнит, а человек за это слово, может, жизнь
отдал...

Так вот, жизнь имеет макроструктуру. Архитектуру всего здания, общую
форму, если проще. Откуда она берется, структура эта, чтобы
в случае удачи развернуться? Думаю, из внутренней нашей
энергии, страсти жить, которую мы наблюдаем в каждой травинке,
а вовсе не являемся исключением во вселенной. Такова химия
живого тела. Она живет в малейшем микробе, в червяке… и в нас
с вами. Возможно, мы в недрах гигантского механизма,
который ищет способы развития, и мы – одна из возможностей, может
тупиковая. Биофизик Либерман считал, что всем этим движением
управляет вычислительная машина, или что-то в этом роде,
она перебирает нас и совершенно разумно и бесчувственно
удаляет, если не выпеклись, как хотела. Такая сволочь бездушная,
как говорил мой герой Аркадий в романе «Вис виталис».
Сволочь, не сволочь, но ясно, что лишена и проблесков любви и
интереса к нам, когда мы кончиками лапок, коготками или
пальчиками за нее цепляемся, в попытках выжить и сохраниться. Как
детишки в концлагере – « я еще сильный, могу кровь давать…»
Какая тут любовь, сочувствие, жалость – нас отбирают по
принципам более жестоким и бездушным, чем наших друзей, которых по
глупости «младшими» называем…

Наши лучшие и худшие порывы составляют периоды и циклы, витки
спирали. Вот такое понимание. Может возникнуть. Однако, чаще и
намека нет, одна мелкая предсмертная суета. Но сама возможность
– радует…

Но чтоб это заметить в большом масштабе, и что особо важно – на
себе! – требуется большой кусок времени. Пожалуйста, тебе его с
охотой выдают... Но не бесплатно – стареешь... и теряешь
возможность воспользоваться «макроструктурным» взглядом: ни
ума, ни таланта, ни сил дополнительных на это уже не дадено.

Что сделано, то сделано.

Что случилось, то и получилось.

Но есть небольшое утешение – можно рассказать.

Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка