Комментарий |

Казус Ушельца или Рефлексия о методологии Постмодернизма середины девяностых годов №7. Постмодернизм в русском Израиле (продо

Безответственность бывает и точечная. Сугубо анонсная. Игольчатая и краткая, но от этого не менее противная. Так, просматривая некую псевдомемуарную книжечку другого гольдштейного друга-приятеля - одного тель-авивского учителя предпенсионного возраста, отчего-то свято уверенного в собственной литпригодности - лысоватого брюзги
Наума Ваймана - мы читаем на обложке вот что:

"Отрывки из "Ханаанских Хроник", опубликованные в респектабельном русскоязычном израильском
журнале "Зеркало"…"

Здесь очень важно (в контексте ответственности если не "базара", то хотя бы "дискурса", что у некоторых может совпадать) обратить внимание на прилагательное "респектабельный", употреблённое относительно издания "Зеркало". Что позволяет безымянным сотрудникам кононовского издательства "Инапресс" именно так аттестовать супругогробманное детище? Что делает "Зеркало" респектабельным изданием? Наверное, в первую голову то, что журнальчик этот днём с огнём не сыщешь ни в одном из сотен русскоязычных книжных лавок города Израиля. Нет как нет. Это ли не показатель респектабельности? И абсолютное большинство из кретинического поголовья израильскообретаемых книжников-продавцов (да простят нам счастливые исключения из этого правила, люди, метящие свою "книгоношу" в словах "рыцарское добро", без них жить было бы вообще тошно) даже и не слышалo о таком органе. О чём слышали? Известно о чём. О "Новом Мире", о "Звезде", "НЛО", об "Иностранке", наконец. Но никак не о "Зеркале". Даже смердящий удвоенной воронелью "Двадцать Два" встречается-«привечается» и "уважается" (а это корень "респекта") читательской массой не в пример больше и интенсивнее. Кстати, это мы вовсе не к тому, чтобы сказать: де-Зеркало" - откровенно плохой журнал. Как раз-таки хороший. Намного важнее и "Двадцати Двух", и "Двоеточья", не говоря уж о юных сплетённых солнцах. Только вот - не респектабельный он. Не "Ньюсуик", в смысле. И не "Юэс ньюс анд Уорлд репорт". Не "Тайм" не "Вопросы Литературы". Скажу больше - он даже не "Итоги" и не "Новый Мир". И хорошо, что так. Бо все вышеперечисленные действительно полномерно респектабельные органы суть дерьмецо изрядное - в основном глубоко неинтересное и избитое, лишенное хотя бы одной "живой" фразы. А "Зеркало" - орган как бы замкнутый, снобически-раздражающий, по определению кружковый. И это нормально. Не нужно его называть в тех признаках предмета, в которых его не наблюдается. Все русские интересные издания отнюдь не респектабельны. Ни "
Место печати" ни "
Митин Журнал", ни даже "
Логос" (хотя этот последний мог бы таковым стать, если окончательно забронзовеет.)

Что же до самого текста Ваймана, то говорить о нём не имеет в нашем случае особого смысла. Проблемы ответственности данная книга, сплошь пестрящая разнообразными стонами и скрежетами стареющего мужчины (весьма дурновоспитанного к тому же), не затрагивает. Ну что с того, что у Ваймана в тот или другой момент "не встал" член или, что его заела жженьем простата, или, что он услышал в какой-то корчме как два дебила-сабры говорили о какой-то даме - де-она "воот так свою пизду топырит" (вестьма "утонченный" престарелый джентельмен - Нахум Вайман даёт оба - двуязыко - варианта этой важнейшей по его мнению фразы)? Это всё гной и сало, гной и сало, как писал В.Г. Сорокин. Эстетические взгляды Ваймана не менее ярко оформлены и интересны своей концептуальной выверенностью. Дали для него, например, лишь "вымученные иллюстрации к Фрейду". Вот так - сказал, как отрезал. Чтоб ему было на здоровье. Вайман - большой дока в творчестве Сальвадора-Гала. Он, наверное, знает корни собственной категоричности. Мнение Фрейда о Дали (обоих познакомил известный писатель Стефан Цвейг) тут ничего не изменит в Ваймане. Такого Ваймана, вообще, исправит только одно. И оно (учитывая его относительно преклонный возраст) не заставит себя чересчур долго ждать. Хотя мы ему этого желать не можем и не желаем.

Если кто-то подумает, что тема "ответственности" в творчестве Г. не имеет себе аналогов у сходных мастеров слова, то нам будет искренне жаль, поскольку это далеко не так.

Ведь нельзя в данной связи не обмолвиться о таком современном литературном критике, "пришедшем в филологию", по словам Елены фон Толстой, "достаточно поздно" ("как рабби Акива", но этот последний, кстати, был обычным гером, знает ли сие внучка Алексея Толстого и её "молодёжная" аудитория?), как Л. Ф. Кацис.

Интересующиеся современной русской литературной критикой наверняка уже встречались с этой фамилией. Кстати, и сама она - достаточно странна. Добро был бы старый знакомец "Кац" (Гашеков) - фамилий вполне престижный - буквально аббревиатурно глаголящий - "Кохен Цадик", что означает - правоверный священствующий. А вот этот «суффикс» "ис" - как-то уменьшительнo плюгав… Но, это, разумеется ровным счётом ничего не значит и не может значить - это, так сказать, к слову. Сам Леонид Федорович, мужчина вполне дородного вида, в этом вовсе не виноват… А виноват (если виноват) он кое в чём ином.

Дело в том, что д-р Кацис выбрал весьма интересное поле академических интересов. Если быть предельно недвусмысленным и кратким, то его можно было бы охарактеризовать так: "Изыскание антисемитов среди тех, кто среди таковых в массовом сознании до сих пор не числился ". То есть - Кациса не очень интересует отношение к еврейству у Гоголя, Достоевского, Чехова - с ними всё ясно. Кациса интересуют антисемиты несколько иного плана. Более, так сказать, "подпольного". Волею судеб он сконцентрировал свой персональный крестовый поход против антиевреев и иже с ними, на фигурах выдающихся русских философов:
Павла Флоренского и
Алексея Лосева. (О Розанове мы умолчим).

В разнообразных средствах массовой коммуникации развернулась обширнейшая дискуссия, сынициированная фактом публикации в "Вестнике Архива Президента РФ" неких загадочных "Дополнений к "Диалектике Мифа"", как бы "восстановленных"(?), "расшифрованных"(?), "отреставрированных"(?) не без любезной помощи гэбэшных оперативников (оперативниц, точнее) - тех, что вели в своё время так называемое дело Лосева. Причем вели (эстафетообразно) в весьма немалой перспективе времени. Ведь речь, судя по всему, идёт не только о периоде ареста per se подслеповатого филосева, но и о годах "застойных" и более, сказать бы, спокойных. Исходя из "секретных" материалов, щедро предоставленных закромами лубяночных мэтров, Лосев создал некие "дополнения" к его известной книге "Диалектика Мифа", где позволил себе совершенно беспрецедентные (для него) нападки и яростные обличения иудейства как в целом, так и в лице отдельных представителей.

По поводу данного факта многие авторы сочли уместным высказаться в прессе. С одной стороны - "обличители" филосева - Леонид Кацис et Константин Поливанов, с другой стороны его же изящные "защитники" - тартусский профессор философии Леонид Столович и поэтесса Юнна Мориц.

Леонид Кацис на фоне этой дискуссии выделяется неким особым антилосевским бескомпромиссным пафосом. Глубокоуверенный в собственной правоте, "просвещенный" и убеленный антисемитомахическими сединами критик гневно-праведно взывает к забвению имени крамольного ничтожества-антисемита А.Ф. Лосева, якобы позволившего себе позорнейший грех антииудейства. Тоталитарнейшее Просвещение Кациса великолепно укладывается в классическую парадигму данного способа "интеллектуального действия", столь полнокровно описанную в знаменитой книге Адорно и Хоркхаймера. Для Кациса есть только одна правда, только один смысл письма, только одна обитель ценностной "правоты" и "прогрессивности" , куда обязан вступить каждый мыслитель, если он хочет претендовать на ту или иную степень истинности исследования. Куда может привести подобный способ мышления - можно легко узнать, прочитав франкфуртскую "Диалектику Просвещения".

Нас же в данной ситуации интересует никак не "семема" (по лосевской кодировке имени) дискуссии - то есть, не выявление и фиксирование антисемитизма Лосева или его отсутствия, не правдивость или лживость отверзшихся лубянских архивов, а (как всегда) МЕТОДОЛОГИЯ исследования, да и самой постановки вопроса - как это проделывается Л. Кацисом.

Итак: в области чего лежат данные штудии критика? Совершенно очевидно - в области "лосеведения". Что есть "фи-лосеведение"? Изучение текстов Лосева, их основ. Кацис занимается Лосевым. Что такое "Лосев"? Он - философ. А. Ф. являлся одним из крупнейших (если не крупнейшим) русским античником (по крайней мере, ни у какого другого русского античника от Соболевкого и Петровского до Ярхо, Гаспарова, Аверинцева, Шичалина, Гайденко или Казанского, нет и половины того количества информативнонасыщенных первоклассных академических трудов в области античной философии). Л.Кацис может открыть мемуары своего любимого академика Михаила Л. Гаспарова, дабы получить кое-какое представление о статусе Лосева-античника.

Итак, Лосев - 1) самодостаточный русский философ 2) крупнейший учёный-античник, специалист в области истории древнегреческой философии 3) мифолог, теоретик собственно мифа.

Кто есть Кацис? Он может считаться (в лучшем случае) специалистом в области истории литературы. Русской литературы (как пишет Елена фон Толстая: "Кацис занялся филологией поздно...").

Возьмём на себя смелость утверждать (исходя, разумеется, только из того, что НАПИСАНО Л.Ф.), что данный критик весьма приблизительно разбирается в том, что из себя представляет научное и философское наследие Лосева - учёного - философа. Кацис - явно не Гоготишвили и не Бибихин. Не Хоружий. Он никак не обозначен на карте истории философии per se, античных штудий и - главное - теории мифа. Ведь речь шла о чём? О неких "дополнениях"… Дополнениях к чему? К "Диалектике мифа". Познания Кациса в области диалектики, несомненно, широки и основательны - от "Феноменологии духа" к классическим штудиям Савле Бенедиктовича Церетели и Александра Архиповича Ивина. Всё это так. Кацис - крупнейший диалектик из ныне сохранившихся. Ему и карты в руки - писать о тех или иных закавыках лосевской диалектики. Но вот - не совсем ясно - насколько глубоко знаком Кацис с работами Гатри, Фонтенроуза, Кассирера, Элиаде, Хюбнера, Лизски, Эро Тарасти или какого-нибудь засвеченного Кереньи. Это мы сейчас не о диалектике, а о собственно мифе. Философии оного.

В нашей сугубо деликатной манере мы попытаемся тонко намекнуть на определённый аспект недвусмысленной профнепригодности Л. Кациса, находящегося в академической позиции "обсуждающего" писания Лосева. Кацис, на наш взгляд, просто не способен полностью адекватно оценить (и выстроить некую иерархию сущностей, согласно которой Лосев должен быть помещён в строго для него отведенную историко-культурную нишу) вклад Лосева в науку и философию. Кацис вообще не особо церемонится с фигурой подслеповатого профессора. Вот как он пишет, как бы походя, "по ходу пьесы" - пьесы его - кацисова ощетиненного пера, яростно рассуждая о "печатной судьбе его (т.е. Лосева - Д.И.) не слишком чтимых нами творений".

Вот так. Отчего же - не слишком чтит? Должно быть, от того, что слишком хорошо знает. Никак иначе. Одолел ли Кацис всё "многотомье" (его слово) истории античной эстетики, проштудировал ли всю "Философию имени", став попутно специалистом в античном космосе и во многом другом, смежном? Ну, просто - критик-универсал.

Кацис всегда подчеркивает свою близость к иудаистическому Израилю. В своих различных работах он щедро и самозабвенно цитирует разнообразных израильских русскоязычных авторов (от Зеева Бар Селлы (Вл. Назарова - известного "любителя" Бродского и Шолохова) до какой-нибудь затрапезной М. Каганской. Известна и его "человеческая" близость академической чете Вайскопфов-Толстых. Он всегда очень рад дать ту или иную референцию на того или иного израильского автора. Так, в той же статье-ответе по поводу Лосева, Кацис игриво демонстрирует невежество Юнны Мориц, небрежно ссылаясь на исследование Менахема Штерна, вышедшее в небольшом издательстве Гешарим (кстати, Кациса не особо интересует, что это же издательство не так давно выпустило некую книгу престарелой Светланы Плетневой - известного археолога, посвященную хазарской археологии - книгу весьма проблематичную с академической точки зрения (отсылаем Кациса к отзыву профессора Питера Голдена и нашему собственному небольшому рецензу - на хазароведческом сайте д-ра Майкла Брука), но главное - на "родную" кацисову тему - проф. Плетнёва (в среде западных хазарологов) в основном известна своей "старой", неприкрыто антисемитской книжечкой о хазарах (гораздо более антииудейской, к слову сказать, чем даже "классический" Артамоновско-Гумилёвский монографический том, где антисемитство обрушивается на читателя лишь в финальной главе). Вопрос - для чего сразу обращаться к "иностранным" авторам (вполне конвенциональным и известным, но немного "неблизким" - речь ведь шла о минутной референции для "русского" дискурса). Когда в России есть первоклассная исследовательница по тому же вопросу, не менее (а скорее, даже более) интересная и оригинальная, чем сам Менахем Штерн - Ирина Левинская, чьи штудии могли бы быть доступны тому, кто хоть немного интересовался темой истории иудеев в эпоху античности. Вот в этом и кроется, по нашему мнению, гвоздь проблемы. Кацис не является адекватным профессионалом практически ни в одной из сфер, в которых он решает вести своё исследование. Он разбирается в истории евреев в период античности примерно так же, как и в философии Лосева или в сложностях изучения религии древнего Египта (есть у него одна статья, занимающаяся связью русского авангарда и Древнего Египта).

В этой "отстранённости" Кациса от нормативного академизма обсуждаемой им темы мы и видим основную проблему того, о чем и как он пишет. Если уж речь зашла об иудаистическом Израиле, то и тут можно кое-что добавить по нашему вопросу. Фигура Лосева здесь отнюдь не представляет какого-то "прокаженного" или “запрещённого”, "недостойного" автора. Серьёзные и адекватные люди берут в философе то, что им необходимо для конкретной штудии и отметают за ненужностью всё идиотически-остальное. (Разве так уж важно - ел ли младенцев Достоевский, растлевал ли девочек Кэрролл, звероложествовал ли Гоголь, маялся ли сифилисом Ницше или ещё что-нибудь в этом роде. Это предмет для хроники несколько иного сорта). Так, один из нескольких весьма осведомлённых иудаистических эссеистов Израиля - Арье Барац - недавно обильно и дружелюбно ссылался на работы Лосева, широко использовал их и, в частности, написал, что "Свет является границей между физическим и духовным миром. Впервые, насколько я могу судить, на это обратил внимание А.Ф. Лосев, который отметил, что световой барьер - это барьер, отделяющий реальный мир от идеального. В своей книге "Античный космос и современная наука" (1927) Лосев пишет: "Можно признать возможность выхода за пределы мира. Однако это есть скорее не выход, а некое специфическое изменение того же самого мира". Итак - для профессиональных, академических иудаистов (а Арье Барац, наряду с людьми плана Пинхаса Полонского к ним, несомненно, относится). Лосев нисколько не является персоной нон грата. Лосева обильно использует и Михаил Ковсан в своей монографии "Имя в ТАНАХе", изданной в городе Иерусалиме в 1996ом году. Это весьма достойная и познавательная работа. Слышал ли о ней Кацис? Знает ли он, что эти современные иудейские теологи беспрепятственно используют труды Лосева их при этом нисколько не беспокоит "Вестник Архива Президента РФ"? Считает ли Кацис, что подобная ситуация недопустима?

Хочется повторить слова известного антрополога, профессора Майкла Харнера, одного из ведущих мировых специалистов в области изучения феномена шаманизма; слова, обращенные им к одному известному "критику" - ниспрвергателю Карлоса Кастанеды - некоему Ричарду де Миллю: "Жаль, что те, кто берёт на себя труд писать о Кастанеде вовсе не являются специалистами по собственно шаманизму".

Не уравнивая никого ни с кем, не можем в то же время не повторить - жалко, что те, кто пишет о Лосеве, зачастую не являются ни специалистами в античной культуре, ни в мифологии, ни просто - в истории философии как таковой. Что не может придать какой-то особый вес или научную правоту тому, о чём они ведут речь свою. Врач - любитель, глубокомысленно и уверенно рассуждающий о внешних проявлениях проблем желудочно-кишечного тракта не должен претендовать на слишком обширную аудиторию серьёзных и адекватных людей - специалистов в гастрологии. Иными словами - художественный анализ блевотины не привлечет гастрономов. Как и астрономов.

Юнна Мориц так охарактеризовала авторов плана Кациса: это "люди, чья основная и подчас единственная профессия - антифашизм либо антиантисемитизм, есть постоянный заработок, общественная трибуна, дающая право морального превосходства".

Трудно придумать более удачное определение для Л.Кациса.

О чём же собственно, писал Кацис в контексте Лосева?

"Перед нами - откровенно антисемитский текст, сдобренный к тому же нападками на патриарха Тихона за его сотрудничество с советской властью".

Тут совершенно непонятен кацисов пафос. Почему, собственно, нельзя нападать на Тихона за его некоторое сближение с душегубами-зверебольшевиками? Разве не видел сам А.Ф., к чему в последствии приведет такое сотрудничество? К чинам КГБ в рясах и тотальному жандармскому контролю над всей епархией с одной стороны и многочисленным расколам (Катакомбная Церковь, Церковь За Рубежом и проч.) - с другой.

Кацис пишет, что академик М.Гаспаров в интервью "Итогам" сказал: дескать, "каждый мыслитель должен нести ответственность не только за строй своих мыслей, но и за возможные их интерпретации." Из этого, пишет Кацис он и "будет исходить".

Как всё, между тем, замечательно интересно и показательно. Шопенгауэр и филосемит Ницше - конкретно ответственны за воспоследующие розенберго-гитлеровы преступления. Радикальнейший пацифист Христос (хотя бы тот, что от Матфея) - полностью виноват в том, что возникли костры инквизиций и идеологемно сходные с ними крестовые походы. Хотя, вместо имени Христа могло бы быть любое другое имя - например, Магомета, или Сталина, или Че Гевары, или Мао, или Хомейни, или Ивана Грозного.

Используя гаспаровские слова, можно продолжить. Ах, любая "возможная интерпретация"? Каждый маниакальный шизофреник может начертать на своих знамёнах любое имя и скакать вперед, нисколько не заботясь о СВЯЗАННОСТИ своего знамени с именем, на нём начертанным. Можно называть себя марксистом и полностью приватизировать все государственные институции, можно назвать себя бакунинцем и анархистом и при том создавать жандармерию и усиливать государство. Ведь подлинность связи между интенцией мыслителя и возможной интерпретацией никак не обозначена. Тут ОБЯЗАТЕЛЬНО было бы ПОЯСНИТЬ (нисколько не умаляя всем известных академических заслуг Михаила Леоновича и нашего недвусмысленного преклонения перед его интеллектуальной персоной как таковой) академику Гаспарову - какая интерпретация возможна, а какая - вовсе нет. Нам тут важно подчеркнуть, что вовсе не всякая интерпретация идей того или иного мыслителя возможна. Делать НЕВОЗМОЖНЫЕ интерпретации, используя то или иное имя - недопустимо и глупо.

В любом случае - и Христос не писал (a он вообще не особо писал) о сжигании девиантных и психотичных женщин, и Ницше не распространялся об убийствах евреев. А ведь их имена были использованы во всех этих процессах. Нисколько не желая противоречить выдающемуся античнику (получившему, кстати, по иронии судьбы свой малый "Букер" вместе с книгой Гольдштейна), мы бы всё же позволили себе настаивать, что мыслитель ответственен за свои конкретные слова, а никак не за чисто произвольные их интерпретации и интерполяции. Должна быть железная коррелянта между выводом и имя-прикрытием. Иначе - это несерьёзно. Иначе - это напоминает кавказско-еврейский древний анекдот о Нехемии Бегущем: "Ты куда бежишь, Нехемия, куда?" Нехемия отвечает на бегу: "Да там на рынке бешеного верблюда ловят". "Так, а ты чего ж бежишь, Нехемия, отчего??" "Ну, а как поймают - потом пойди доказывай, что ты не верблюд." Так вот - я не предполагаю (вслед за д-ром Свасьяном), что для Ницше есть необходимость в доказательстве, что он не верблюд и - не гитлерист, и что не-верблюд-Христос не предполагал сооружать костры инквизиций, если судить о нём и о его взглядах на жизнь по, скажем, Нагорной Проповеди…

Л.Кацис пишет об "известной израильской писательнице и литературоведе" М.Каганской, которая ему как бы приоткрыла глаза и "заметила", что "после публикаций Лосева открывается третья - альтернативная история русской культуры: там, где подполье взаимодействует с официозом".

Во-первых, не совсем понятно, кто есть собственно данная "писательница и литературовед" Майа Каганская, да к тому же и "известная"?

Ничего, кроме замечательного буддийско-материнского имени и весте-"оконного" "Дневника писателя", где она повествовала о Штирлице и прочем своём житье-бытье (не совсем ясно, собственно в качестве кого - наверное-таки в качестве "писателя"), мы о ней практически не знаем (а должны?). В начале восьмидесятых она, по слухам, в соавторстве с другим "известным" литературоведом З. Бар-Селлой выпустила некую книгу о "Мастере и Маргарите" и с тех пор стала конвенциональной израильской (на безрыбье…) булгаковедшей, не чуждой, впрочем, и набоковских коллизий - писавшей вступительную, в частности, статью к ивритской версии "Приглашения на казнь." По поводу особой имманентной "известности" данной Майи интересовались не только мы, но и американский профессор Александр ("Алик") Мельчук-Жолковский, который в своих "виньетках" писал буквально так:

"…как-то мы оказались вместе в лифте (Каганская и Жолковский - на пастернаковском симпозиуме 84го года в Иерусалиме - Д.И.) и я спросил, чем она занималась в России, где я о ней ничего не слышал.

- В России я исключительно полировала свою личность - сказала она своим кокетливым басом. - И, отполировав, решила преподнести в дар Западу.

Присутствие в лифте славистов - представителей осчастливленного Запада - её не смущало".

Во-вторых: неужели, по обоюдной мысли Кациса и Каганской, советский государственный брезгливый антисемитизм был полностью ТОЖДЕСТВЕН чисто теологическому, историческому и полностью легитимному в историко-философском дискурсе (всегда во всех исторических спорах-контестах по приятию той или иной веры адепты одной теологической концепции изничтожали и по возможности разбивали принципы других. Так делал Кирилл в своих нескольких миссиях, точно так поступали послы при дворе Хазарского царя, когда каганат выбирал официальную веру (коей стал раввинистический иудаизм), так делали посланцы различных конфессий при дворе князя Владимира (в сюжете о выборе веры, описанном в ПВЛ), точно так же, наконец - в САМОМ иудаизме - поступал замечательный иудейский теолог двенадцатого века Иегуда ГаЛеви в своей знаменитой книге "Кузари", где иудаизм доказывал своё тотальное превосходство над религией Хазарского царя) анти - ИУДАИЗМУ-как-религиозной системе у Лосева. На наш взгляд подобное отождествление просто смешно и не выдерживает никакого пристального исследовательского (не каганского) взгляда.

У Лосева не наблюдается того, что было, например, у Поля де Мана, который в одной своей (ныне широко известной) статье вел достаточно шовинистическое и откровенно кликушестское рассуждение о том, что по его мнению, все еврейские писатели суть ущербны, бездарны и неспособны к подлинному литературному творчеству в силу своей ЭТНИЧЕСКОЙ еврейскости. Это - расистский тоталитаризм. Это Поль де Ман. Это - близкий друг
Жака Деррида (большого "любителя" государства Израиль). Лосев же вообще не говорит об этнических евреях per se. Он говорит об иудаизме. И это не семантика. «Иврим» - это одно. А «Егудим-датиим» - совсем другое. Лосев не говорит об Этносе, он говорит, скорее об Этосе. Совсем не ясно, можно ли однозначно говорить о Лосеве как об обычном Антисемите (в сартровском, если угодно, смысле). Как о противнике иудаизма - безусловно. Но противник иудаизма и противник этнического еврейства - вещи отнюдь не обязательно тождественные. В самом Израиле страшно велик процент людей ОТКРОВЕННО порицающих иудаизм как религию. Их имена на устах у многих. Как правило это люди, борющиеся с религиозным засильем и религиозным насилием, чинящимся над нерелигиозными гражданами.

В устах не-еврея, хулящего иудаизм, может и должна формально быть сохранена презумпция не-антисемитизма. Грань между анти-иудаизмом и анти-семитизмом есть. Хотя, разумеется, в случае многих чисто расистских персонажей её может и не быть. Антисемит, по идее, должен быть и антииудаистом.

Повторим нашу мысль с другого бока:

Кацис судит Лосева, не только не имея чисто "формально"особых оснований для изречения тех или иных "нормативных" сентенций по адресу этого философа и мифолога, но ещё и при полном отрыве от лосевского общего дискурса и стиля. А.Ф. никогда не скупился на экспрессивные выражения в адрес того или иного культурного феномена. "Леонардо - это просто гад какой-то!" - лосевские слова.

Неприятие иудаизма как системы взглядов и образа жизни отнюдь не есть всегда в чистом виде антиеврейство. И Спиноза и Вольтер вполне определённо относились к иудаистической парадигме, однако не обязаны вследствие этого становиться в розенберг-гитлеровский ряд. Современное же сознание и вовсе зарезервировало за тем или иным свободомыслящим индивидом возможность на тех или иных интеллектуальных основаниях не принимать иудаизм как систему воззрений и даже считать его (иудаизм) вредным и ненужным для, скажем, еврейского этноса Израиля, противопоставляя ему чисто сионистский идеал, который, как известно, входит в определённое противоречие с догмой Галахи. Ортодоксия иудаизма не готова принять даже самый факт создания "еврейского" государства без прихода Мессии. Короче говоря - активное и бескомпромиссное неприятие иудаизма необязательно должно считаться антисемитизмом.

Необходимо подчеркнуть: мы вовсе не выступаем целенаправлено против какого бы то ни было замалчивания тех или иных умонастроений Лосева в адрес той или иной этнической группы. Но целесообразно подчеркнуть, что религиозная принадлежность не всегда тождественна этничности. Даже и у евреев. Различные неиудаистические течения этнических евреев в современном Израиле (от движения "ханаанцев" до обычных буддистов, или кришнаидов) - норма жизни. А в СССР большинство евреев - современников Лосева - тоже были отнюдь не иудаистичны, более того - нерелигиозны, не отправляли тех или иных служб и вообще подчеркивали свою этническую принадлежность на, так сказать, "генном" уровне внешнего вида и языкового поля идиш.

Говоря о Лосеве как о потенциальном антисемите, необходимо продолжать держаться краеугольного камня самого генезисосмысла начала дискуссии. Почему мы вообще о Лосеве речь ведём? Ведь не потому, что он был антисемитом! Мало ли антисемитов в мире… А исключительно потому, что Лосев был выдающимся учёным и значительнейшим русским философом и античником. Вот эту-то маленькую деталь Л.Кацис всей своей "критической" биографией и нарушает. Зачем он говорит о Лосеве, когда, по его же словам, труды его мало ценит, да и знает, возможно, отнюдь не так досконально, как мог бы. Что же - неужели нет других антисемитов?

Но - оказывается, есть - и немало. С каких слов начинает Кацис свою статью об одном консенсусно выдающемся русском философе? Со слов этикеточных и деспотично перетягивающих на себя весь будущий потенциальный дискурс по теме. Кацис начинает с утверждения определённого факта. Кацис начинает. И… проигрывает. Обоснование ярлыка касательно соотнесённости оригинальнейшего русского философа, большевиками убиенного Павла Флоренского с поголовьем антисемитов не только не имеет какого либо "официального отношения" к проблемам, которые затрагивал о. Павел в своих магистральных текстах (а следовательно, не совсем ясно - для чего, собственно, огород городить и ярлычить), но и вообще - само по себе формирует готовый казус - предлог для написания новых. Вот как начинается кацисова статья "Отец Павел (Флоренский), Лев Моденский и "ШИШ" Алексея Крученых":

"Известный русский религиозный философ и видный антисемит, чьи заслуги в последнем известны нам ещё не до конца, о. Павел Флоренский написал текст "Антиномия языка".

Во-первых - "если известны нам ещё не до конца", так для чего же ультимативно утверждать сей факт, да ещё и "во первых словах…";

Во-вторых - Флоренский, судя по всему, действительно мог бы считаться тем, кого обычно называют антисемитом. То есть, он физически не любил этнических евреев. О. Павел не только чисто теологически не принимал иудаизм (как, например, Лосев), а вполне конкретно шовинистически относился к данному народу. Евреи Флоренского раздражали и вызывали у него плохо сдерживаемую ненависть. Антиеврейские настроения Флоренского-человека вполне ярко описал - нет не Кацис, а Ефим Курганов в своей недавней монографии, посвящённой еврейскому вопросу у Розанова. Розанов - сам по себе - то горячо любил и превозносил евреев, то (что чаще) их люто ненавидел и клеймил в качестве виновных во всех смертных грехах.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка