Жизнь как есть

Не знаю, как для Вас, господа, для меня постоянный соблазн написать
роман на одну из тем, которые мучили с детства. Не могу сказать,
что они отступили перед жизненной мудростью – просто заслонены
мелкими вопросиками, на которые небольшие ответики нашлись.

Одна из этих тем – «почему я – это я?..» Человеку, не переживавшему
этот вопрос, бесполезно объяснять, он тут же начинает перечислять
родство, что от матери, что от деда... Но вопрос остается, и на
него нет ответа – это удивление, смешанное со страхом и грустью.
Возникает он, видимо, от несоответствия убогой определенности
реальной жизни – и тех возможностей, которые эволюция наспех и,
возможно, случайно, заложила в нас, в надежде на будущее совершенство.
Будущее не состоялось, а нереализованные возможности остались,
и смутно ощущаются, когда наш разум не загружен мелочами жизни.
Этой тоски нет у моего кота, даже если он вдруг замечает в зеркале
– сидит еще один кот, недостижим ни спереди, ни сзади зеркальной
рамы...

А наше зеркало – в нас…

Моя мать выросла до войны в Эстонии, в спокойной обстановке, читай
что хочешь, и помнила кого? – Цвейгов, Манна да Келлермана, доброкачественная
компания. Пробовали Цвейга сейчас?

«Радость, буйная радость разгоралась ярким огнем, взвивалась дерзкими,
озорными языками пламени…»

«… где-то под песчаной поверхностью моего равнодушия, стало быть,
все-таки таинственно били ещё горячие ключи страсти, и теперь,
когда случай прикоснулся к ним волшебным жезлом, высоко взметнулись
до самого сердца. Значит и во мне, и во мне, в этом осколке одухотворенной
вселенной, ещё дремало то раскалённое, таинственное вулканическое
ядро всего земного, которое иногда вырывается в вихревом потоке
вожделения – значит я жил, был живым человеком, наделенным злою
и пылкою похотью…»

Попробуйте сейчас так написать.

Скажут – графоман…

А на самом деле – немного другие были тогда люди, до первой мировой
войны.

Он приходит к дому, где моя мастерская, каждую весну, остается
на месяц-полтора, потом исчезает. Много лет. Я выяснял в ближайших
домах – никто его не знает, и даже не видел... Значит, именно
к нам идет. Все наши его ждут, и с радостью встречают. Коты уважают,
кошки до сумасшествия любят. Он меня узнает, и не боится, но близко
не подходит.

Возможно кошачий пришелец, а может мессия?..

Есть у меня рисуночек, говорили, неплохой. Курильщик на улице,
на углу, мимо – люди…

Он лицо спрятал в ладонях, закуривает.

Мне, правда, сказали, с ногой неувязочка – слишком кривая одна
нога.

И не такие бывают ноги кривые. Я знавал одного физика, он весной
ходил в сапогах, без сапог у нас весной никуда... Так у него такие
были ноги, что он голенища надрезал, иначе сапог не надевался.

А мне говорят – кривая...

эволюция подлости и добра…

Аркадий, пострадавший от жизни ученый, мучительно думает, отчего
не вымерли еще добрые, честные люди, ведь они не имеют никаких
шансов выжить в толпе рвущих и грызущих. Что значит выжить с точки
зрения эволюции? Дожить до детородного возраста, передать свои
гены потомству, и хотя бы обеспечить детишкам начало жизни, чтобы
не погибли на стадии гусениц и личинок…

Аркадий, выйдя из лагеря в 50 лет, сразу женился, поскольку хотел
свои гены сохранить, согласно теории. И всеми силами встроиться
в современную науку, хотя потеря двадцати лет очень весома.

И то и другое он осуществил, но в сильно урезанном и странном
варианте. Гены Аркадия все-таки пропали, мир обеднел.

Но не все так печально и неисправимо в мире, как ему казалось.
Гений и злодейство совместимы. У главного врага Аркадия, предателя
и подлеца, родились здоровые детки, и очень способными выросли.
Люди они, правда, так себе, но есть надежда, что в третьем поколении
и это как-то «устаканится». Аркадий, я думаю, ошибался. Признаки
честности, доброты и порядочности сложны, состоят из множества
простых признаков, и потому свободно передаются через подонков
и подлецов. Есть ирония истории, есть ирония искусства… и есть
ирония эволюции человеческого вида, например, подлец хочет сделать
своего сына еще более приспособленным подлецом… но не всегда получается.

Помнится бессонный ужас перед ненасытностью и бесперебойной работой
организма, который притворяется беззащитным, а на деле – явился
с железными намерениями всех уморить.

Без отдыха и сна, дни и ночи – заливаешь с одного конца, и тут
же выливается из другого...

Любящие маленьких детей, бросайте в меня камни, я вытерплю, бросайте.

С удовольствием смотрю рекламу, в ней новый для меня тип человека
– «красивый зверёк», и спрашиваю себя, тренировка ли, эта бездумность
в глазах, или завидная генетика??

Раньше была девушка с чем-то двойным хрустящим… Да, твикс!.. Блеск!
А русский шоколад, из-за которого останавливают поезда на Запад?
Остановившиеся глазки эти... и стоп-кран! и назад по шпалам, за
русским шоколадом!..

Перешагнули грань правдоподобия, и сразу занятно стало.

А что, запомнился же Фурман в рекламе банка «Империал», хотя где
сейчас этот банк…

Есть и смелые перлы, например, про туалетную бумагу:

«… так мягка, что ей можно доверить самое дорогое»

Ничего, кроме правды…

Есть и погрубей, например, «если не хочешь в глаз получить, надо
ей новую шубку купить...»

В общем, на любой вкус.

Но одного не пойму, зачем, зачем убрали Таню Масликову из сводки
метеоцентра, и поставили толстого профессора?..

Погода потеряла всю привлекательность.

Туся и Масяня не ладят. Тусе восемь лет, худая трехцветка – черный,
палевый и яркий розовый на ней мелкими пятнышками-мазочками, а
мордочка – вылитая Нефертити. Но больная – язвенница, нервная,
и не может терпеть несправедливости и хамства. А Масяня большая
красивого мышиного цвета молодая кошка, ушки круглые, кончики
отмерзли в самые холода. Мы ее тогда спасли, крошку, потом оказалось,
не совсем крошка, от голода не росла. Быстро выросла – разбойница,
глаза желтые… когда злится, косит одним глазом, и веко дергается.
Со всеми она неплохо, потому что уступают, а Туська не может уступить.
Хотя на многие наскоки не отвечает, рычит и убегает. Но наступает
момент, когда ей становится невмоготу. И она, метя по линолеуму
хвостом, сгорбив спину подступает к Масяне, и тоненьким голосочком
спрашивает – «ты чего???»

Масяня на самом-то деле не всерьёз, ей кажется, так интересно
погонять старушек!..

А тут видит, старая кошка не шутит, вплотную подступила – ты чего?

А я – ничего… А я просто так… – Масяня отвечает, и боком, боком…
Спасается. И долго потом сидит в уголке, молчит…

А мы с Туськой сидим. Она не любит, когда гладят по голове, зато
разговариваем мордами и носами. Потрёмся, и понемногу успокаиваемся.

– Брось, Туся, я говорю ей, – здоровье дороже, а то снова язва
откроется… Ну её, Масяньку, дура она ещё…

Да-а, Туся вроде соглашается, но до очередного раза. Снова вспылит.
И надежда только на то, что повзрослеет Масяня, поймет, что старших
уважать надо…

Интересней всех люди, вытолкнутые из колеи, которая пусть размыта
местами, но все-таки довольно определенная канава. С тем, что
канава, не согласятся почти все, располагающие жизненным комфортом,
я вижу их заносчивые лица в проезжающих машинах. Поплёвывают из
окошек. Ну, пусть, назовем это… нескончаемо длинной кормушкой,
и по мере жизненного продвижения, она все расширяется, углубляется…

Мне недавно говорили – творческому человеку тяжело жить. Не могу
согласиться, жить не тяжелей, чем всем. А вот уходить от реальности
нужней, и это тяжело. Трудно без длинного узкого хода к себе,
и чтобы в конце – нора, в ней тихо, темно… Раньше людей, создающих
новое, загоняли в такие норы, а теперь они и сами рады, только
бы подальше от идиотского веселья, игр, лотерей, да пирушек этих,
да чванства на пустом месте… А торжествуют приспосабливающие новое
к обыденной жизни, владельцы технологий. Им кажется, что именно
они создают новое, потому что постоянно его умножают, и пьянеют
от своей силы и удали…

Но иногда им приходится все-таки заглядывать в полутёмную пещерку,
и нетерпеливо спрашивать:

– Ну, как?..

На темно-серой бумаге, шершавой, скупо – пастель, туши немного
или чернил…

Сумерки, дорожка, ничего особенного.

Смотрю – иногда спокойно там, а иногда – тоска...

А кому-то, наверняка, ничего особенного.

Так что, непонятно, от чего тоска…

У троих спросили, отчего Вы любите весну?

Один говорит – «жизни пробуждение и любви!»

Второй ответил – «пять месяцев тепла впереди»

Третий сказал – «еще нескоро зима..»

....А четвертый промолчал, но подумал:

– Терпеть не могу! – сырость, слякоть, ветер – пронизывающий,
солнце – слепящее, зелень – резкая... ко всему еще губительный
ультрафиолет и скачки давления…

А природе что... Мы ей – ничто.

Давно было.

Подарили бумажку, я с благодарностью принял. Но желтая… – жуть!

Что делать с ней? Лежит.

Пришло время, бумаги никакой, из красок – шесть акварельных кирпичиков,
детская забава. Служи теперь, желтая, как сумеешь.

И служила. А сейчас… Того нет, другого… краски-холсты дороги...

Вспоминаю время – стены разрисовывал, голые стены!

Выезжая из квартиры, печалился о стенах.

А новый жилец смеется – «ерунда, мигом загрунтую, обоями заклею».

Дел-то оказалось – на один день.

Три подхода к жизни – маниакальный, экзистенциальный и творческий.

Маниакальный – отдать жизнь «за» или «для».

Экзистенциальный – «просто жить».

Творческий – делать жизнь как картину, творческую вещь.

В каждом случае результат непредсказуем.