Комментарий |

Завещание Джоанны Джойс

Начало

Продолжение

III

Среда началась с упражнений в зале студии – проснувшись в Хэмптоне,
Джоанна примчалась в студию спозаранку. Накопилось столько
дел! Два дня она провела на вилле «Маргарита», поверяя боевую
готовность, торгуясь с Питом по поводу каждого доллара –
так уж привыкла, ничего не поделаешь. Кончевски не удивлялся.
Он, по сути, и приучил ее считать деньги – утверждая, что
это необходимо, даже когда кажется, что необходимости в этом
нет. Они сверили списки, еще раз обсудили меню с Зельмой.
Обиженная Мария, не любившая недоверия, повторила, где именно
будут находиться девушки-горничные во время вечеринки, как и
что они собираются подавать. Джоанна ощущала себя
командующим перед рискованным сражением. Хотя, главнокомандующий,
наверное, плохо спит перед сражением. Джоанна же отдала все
распоряжения, просила Пита никуда не отлучаться, – она два дня
занята просто зверски! И спала прекрасно. Даже чувствовала
себя счастливой. Чувствовала ожидание праздника, давно
позабытое. Может, это вилла «Маргарита» так на нее влияет и надо
туда переехать – ну ее к черту, вечную толкучку Нью-Йорка!

– Двадцать пять, двадцать шесть, – отсчитывала она движения туловища вперед.

Нет, там все будет нормально. Что-то конечно случится, не без этого,
кто-то напьется и свалится в бассейн. Но в конце концов, на
то их и строят, чтобы публику веселить. Практическая
необходимость их сомнительна. Бассейн нужен больше для того, чтобы
воображение разыгрывалось. Мол, хозяйка постоянно принимает
водные процедуры. Да никогда в жизни! Джоанна терпеть не
могла бассейны, предпочитала ванну. Или, если уже всерьез –
реки и водопады, море и океан. Созданные природой.

– Пятьдесят восемь, пятьдесят девять,– она двигалась легко, без
напряжения. Что значит самовнушение! Осталось совсем немного
времени, она должна влезть в приготовленный наряд. Команда
принята к исполнению, тело повинуется, нет проблем. Надо
очаровывать, потрясать, ходить летающей походкой, прекрасно
выглядеть.

– Сто десять, сто одиннадцать. – Кстати, насчет прекрасно выглядеть.
– Джоанна бросила взгляд на часы в зале. – Пора, однако.
Марк уже ждет в гримерной, это не на пять минут. И масса дел
сегодня. – Сто двадцать девять, сто тридцать. – Как бы там ни
было, все сто тридцать. Со спокойной совестью могу
приступать к стилю прически. – Джоанна влетела в раздевалку и
переоделась за несколько секунд.

Когда она вошла в комнату, расположенную в конце коридора, Марк
сидел на вертящемся кресле, разглядывая журнал и небрежно что-то
насвистывая. Как обычно, она обратилась к нему в том
особенном, специально для него предназначенном стиле, отточенном
за годы общения. «Это тема, достойная отдельного исследования
– манера отношений со стилистом, – мысленно усмехнулась
она. – Странно, но клиентки не общаются с ними естественным
образом.» Она замечала это за собой и звездные приятельницы
тоже преображались и неизменно ворковали странными голосами во
время долгих часов, проводимых вместе.

– Привет, творец прекрасного! – бодро поприветствовала она. – Ну, ты
готов сделать меня не старше пятидесяти? Юбилейный пир
через два дня, а ни цвета, ни формы! Я должна потрясти
непроходимой молодостью, неувядаемой красотой и что там еще – а,
свежестью! Хотелось бы, Марк, чего-то свежего и оставить пару
дней в запасе, если что-то не получится сразу. Дерзновенный
мой – дерзни еще раз, ублажи старушку!

– Джоанна, ты столько всего сказала, я же скромный парикмахер,
говорить красиво не умею, соображаю долго. А не успею возразить
по поводу «старушки» – мне не жить. Так что, царица, не
гневайся. Изо всех имеющихся в наличии сил – все, что смогу.
Прекраснейшая из талантливейших! Сядь спиной ко мне,
властительница!

Личный стилист Джоанны и кумир модниц Нью– Йорка, Марк – небольшого
роста итальянец лет тридцати двух, кудрявый и веселый, –
конечно же, гей. Это всем известно и его не портит. Стилисты
почему-то сплошь голубые, если умеют чего-то делать, Джоанна к
этому привыкла. А Марк – гений. Он один умел делать
неуловимые и совершенно простые вещи, которые преображали лицо,
ничего не меняя. Появлялся шик, уверенность, благородная
усталость – одновременно с легкостью взгляда. Как он этого
добивался – Джоанне неведомо, она просто благодарна возможности не
задумываться и полностью доверять рукам Марка, порхавшим над
волосами вначале с кисточкой, потом с ножницами. Процедура
краски и стрижки занимала много времени. Она отключилась от
всего, почему-то сосредоточившись на мысли о голубых,
которых так много.

А ведь действительно, как бы не относиться к проблеме однополой
любви, их что-то преувеличенно много. Нормальные отношения
сегодня выглядят как подвиг. Всякая борьба за равные права этим
заканчивается. Меньшинство борется, потом становится
большинством. Потом бывшее большинство начинает менять высокомерие
на протест и, вначале робко попискивая, потом, все громче
выговаривая суть претензий, – бороться за право на
существование. И скоро смешанные пары, сыгравшие свадьбу по всем
правилам, будут приходить на «Шоу ДД», – а она, участливо глядя им
в глаза, станет спрашивать: «И как же вы отважились на
серьезные отношения, на совместную жизнь?» А они, смущаясь,
начнут объяснять, как трудно принять решение. Смешно,
действительно. Кто мог предвидеть?

– Джоанна, кстати, посмотри в этом журнале, в середине – какое
интересное сочетание цветов, мы в следующий раз можем
попробовать.

– А почему не сейчас? – спросила она, беря журнал, открытый на
середине. Машинально, почти не вглядываясь, перевернула несколько
страниц.

– Рискованно, не для твоего собрания господ в субботу. Ты должна
выглядеть безукоризненно. Без статеек об очередном сомнительном
эксперименте Марка Крузо. Марк Крузо – это я, – иронично и
слегка самодовольно улыбнулся он.

– Я в курсе. Ты известен всем, дорогой.

– Ну, по сравнению с тобой – я просто безымянный цирюльник.

– Не прибедняйся, радость моя.

«И что это все со мной в последнее время сравниваться надумали.
Прямо беда какая-то, – подумала Джоанна лениво, но
автоматическое перелистывание журнала вдруг застопорилось. – Ох, это
Саймон! Собственной персоной! – она чуть не вскрикнула, увидев
фото посредине страницы. – В ночном гей-клубе, в обнимку с
каким-то парнем атлетического сложения. И это – незадолго до
моего вечера, на котором я собираюсь с ним появиться. Ведь он
мне обещал! Обещал, что я никогда ничего подобного не
увижу! Наверное, кто-то его напоил, а пить он не умеет. Затащили,
сфотографировали. Но все равно, большой мальчик, должен
соображать! Меня же никто никуда не затаскивает. И вряд ли
затащит. Что мне делать? Что теперь делать? И Марк подсунул мне
этот журнал. Стервец. Я должна как-то отреагировать или нет?
Впрочем, спасибо ему. Это хорошо, что я вижу фото, все
равно за спиной начнут перешептываться. Можно представить все,
как розыгрыш. Как веселую шутку. Взять себя в руки,
во-первых. Без паники, без паники. Саймону надо позвонить, все равно
я собиралась сегодня вечером встретиться. Мы обсудим наши
отношения, продумаем поведение. Да.»

Она вдруг вспомнила, как, давным-давно, он начал ухаживать за ней.
Так трогательно. К тому времени она уже три года ни с кем не
встречалась, о чем во всеуслышание заявляла в программах.
Как много времени и сил пришлось ему истратить, чтобы она
поверила в правдивость чувств. Она сама, наверное, оттолкнула
его. Всегда сильнее. И богаче. Он не мог чувствовать себя
мужчиной рядом с ней. Или это лишний вес всему причиной? То
худела, то поправлялась – хотя, кто бы выдержал повседневное
напряжение, в котором она постоянно находится? Кто бы смог не
срываться? Просто Саймон не превратился в надежного друга,
хотя столько лет находился так близко. А возможно, она просто
не умеет быть женщиной. Не дано. Просто играет роль женщины,
которая счастлива. Спектакль без антрактов. Только перерывы
на обед.

Марк закончил колдовать над волосами, отошел, оглядывая прическу
прищуренными глазами. Он даже языком прищелкнул от
удовлетворения. Видимо, и правда, понравилось – у него нет причин
притворяться. Имя известное, клиентуры хоть отбавляй. И время есть
на изменения – это же репетиция. Завтра еще можно
тренироваться. Но Джоанна вдруг потеряла интерес, к тому, как она
выглядит. Праздничное настроение стало понемногу улетучиваться.

– Теперь лицо – несколько штрихов сделай, примерный образ покажи и
все. Не усердствуй.

– Ты что-то погрустнела, несравненная. С чего бы это, – лукаво, как
ей показалось, спросил Марк.

– Да просто работы сегодня много.– Сказала она просто. У нее уже не
было сил общаться с ним особенным образом. – Пытаюсь понять,
как силы распределить. Чтобы хватило дожить до юбилея.
Спасибо, Марк, все замечательно. Завтра в это же время,
ненадолго – у меня важный эфир. А в воскресенье – в Хэмптоне. Будешь
самым ранним гостем.

– Спасибо, божественная, что пригласила, наконец, – улыбнулся Марк.

– Журнальчик я посмотрю пока, хорошо? – она встала и, не торопясь,
направилась к двери, соединяющей гримерную с кабинетом.

На столе ее ждала стопка бумаг – жизнь Кеннета Томпсона в деталях и
подробностях. Дэрриэл никогда ничего не забывала. Что бы я
без нее делала? – С привычной благодарностью подумала
Джоанна. Она позвонила ей по внутреннему телефону:

– Доброе утро, Дэрриэл. Спасибо за информацию.

– Собрала все, что возможно. Читай на здоровье. Только не нервничай
– а то есть начнешь, перед юбилеем нельзя терять форму.

– Не начну, не волнуйся, – засмеялась она, просматривая листы. – А
молодец мальчик, правда? Помнишь его? Когда-то в Цинциннати
он развозил пиццу.

– Я пиццу не люблю, ты же знаешь. Это ты специалист.

– Ладно тебе, не язви. У всякой маленькой женщины есть маленькие слабости.

– Которые, в конце концов, делают ее большой-большой.

– Женщиной с большой буквы, ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что у нас ЧП. Форс-мажорные обстоятельства, – в
голосе Дэрриэл ясно проступили нервные интонации.

– Что случилось?

– Я к тебе сейчас поднимусь, – в трубке раздались гудки. Через
минуту Дэрриэл, как всегда, подтянутая и собранная, уже входила в
кабинет Джоанны.

– Если ты еще не знаешь, я сама тебе все скажу. Первая. Коллектив
отказывается со мной работать. Объявляют забастовку. Требуют,
чтобы ты меня уволила.

– Но это невозможно! Абсурд. Что произошло? Может, ты просто устала?
– Джоанна решила, что Дэрриэл преувеличивает. Хотя это не
похоже на нее. Совсем не похоже. Она всегда очень точно
оценивала ситуацию.

Дэрриэл села на стул справа от стола. Помолчала, собираясь с мыслями.

– Я не знаю, с чего начать. По сути дела, ничего особенного не
произошло. Но в один голос обвиняют меня в том, что я груба и
несдержанна, что оскорбляю всех и каждого без причины. Что они
очень долго терпели и больше терпеть не в состоянии.

– Моя команда не хочет с тобой работать? Или кто-то конкретно не
хочет? Не могу понять. Ты же сама подбираешь тех, с кем хочешь
работать. Твое слово – решающее при приеме на работу. Я даже
не вмешиваюсь.

– Да, все так. Два дня назад, перед записью, я отправила молодую
девочку домой. Жанна ее зовут. Новенькая, просто на подхвате
крутилась. Неделю, не больше. Я сказала, что от нее никакого
толку. А она наглоталась вечером каких-то таблеток, Дениза
скорую помощь вызвала. Еле откачали. Теперь заявляют, что,
мол, это переполнило чашу терпения, и я должна уйти.

– Какую чашу? У нас студия, график работы. Кто не справляется –
пусть и уходит. А причем здесь Дениза?

– Девочка – ее соседка. Жанна, когда таблеток напилась –
перепугалась, прибежала к ней. Рыдала, просила звонить в больницу. Все
меня обвиняла, мол, я плохо с ней говорила. Переполох тут
вчера был. Столько о моей черствости наговорили. Что общаюсь с
людьми, будто они не в здравом уме.

– В общем, в чем-то ты права. Слабонервных просто не надо на работу
брать. И соседей Денизы. Проверяла бы как-то.

– Девочка так просила ее принять. Адреса сверять у всех, что ли?

– Да. Представь себе. Адреса, родственные связи. А иначе вопли и
слезы, а не работа. Как ты могла? Только этого не хватало. А
почему мне сразу не сообщили?

– Да я сначала и значения не придала. Думала, очередной всплеск
эмоций у дамского коллектива. Утрясется. А у них организатор
нашелся.

– Кто?

– Роберто Санчес, испанец. Линейный продюсер. Бойкий такой парень оказался.

– Кандидатуру бойкого парня тоже ты, кстати, утверждала. И меня
убедила, как он нам необходим. Молодой и энергичный. И мужчина.
Я помню эту историю. Загорелась прямо, как нам мужик
необходим для усиления подготовительного процесса. Усилили, стало
быть. И момент же нашел, подлец! И что он рассказывает?

– Рассказывает, что коллектив работать не будет. Все подписали
обращение – на твое имя. С завтрашнего дня бастуют.

– Он что, на твое место претендует?

– Думаю, просто играет на ситуации и пользуется моментом. Вряд ли он
специально готовился. Представился случай. А вообще –
парень способный, перспективный. Я хотела его в помощники взять.
Сейчас он – последовательный борец за справедливость. В
образ вошел, – усмехнулась Дэрриэл.

– Ничего себе, новость, – Джоанна не знала, что и сказать.
Помолчала. Задумалась, нервно постукивая пальцами по столу. В
сердцах, с языка сорвалось: – Я так гордилась стабильностью работы
студии!

– Ну, на отсутствие стабильности ты не можешь жаловаться, – Дарриэл
обиженно поджала губы.

– Дэрриэл, но ты не могла не знать истинное положение вещей,
настроение в коллективе. Почему ситуация так запущена? Почему не
сообщила ни разу, что есть недовольные, мы бы что-то
придумали! Уволили бы некоторых, в конце концов!

– Я работала, Джоанна. Работа изо дня в день, избавляя тебя от
лишних волнений. Ты не любишь вникать в детали и я это знаю.
Можешь считать, что я тебя берегла от волнений. Тебе вредно.

– Дэрриэл, ты профи высшего класса. Но общение с людьми – не самое
сильное твое качество.

– Джоанна, общение с людьми прекрасно получается у тебя. Я выполняла
черную работу, а ты белую. Ты красавица и умница,
обаятельная и милая – а я держала тыл, чтобы не исчезла возможность
проявлять душевность на экране. Все происходило четко,
вовремя и без проблем. Для тебя. Телевидение не самое подходящее
место для добросердечия. Это производство. С планами и
железными сроками выдачи в эфир. Мы делаем пять – шесть шоу в
неделю. Мы держим рейтинг. Много лет. За кадром проливается
много невидимых миру слез. Это нормально. К сожалению. Хорошо,
что эта дурочка оказалась соседкой Денизы. Иначе бы и впрямь
отравилась.

– Не была бы она соседкой Денизы, никто бы не узнал, почему она это
сделала и вообще, вряд ли бы кто-то озаботился. Шума бы не
было. Коллектив спокойно продолжил бы трудиться. Крикунов мы
бы тихо уволили – постепенно. Если бы ты вовремя сообщила о
настроениях. Ладно, мне нужно успокоиться и подумать, как
это уладить. Иди, Дэрриэл. Спасибо за информацию о Томпсоне.
Ты ее просмотрела, кстати?

– Немного, что успела. Сволочь он, конечно, редкая. Ты с ним завтра
поосторожней, – уходя, сказала Дэрриэл.

Джоанна сидела неподвижно, размышляя, действительно ли так серьезна
ситуация, сложившаяся в студии. Но долго размышлять ей не
пришлось. Неожиданно позвонила секретарша Женни:

– В приемной Роберто Санчес. Просит срочной аудиенции. Как
представитель коллектива.

– Да конечно, пусть войдет, – коротко ответила Джоанна.

Дверь отворилась размашистым движением входящего. Роберто –
невысокий молодой человек, очень пропорционально сложенный. Горящие
глаза на смуглом лице выражали волнение. Порывисто вошел,
когда она предложила сесть, он чуть не уронил стул. Таким она
его и припоминала, таким и должен быть борец за права
коллектива. Другое дело, что его в коллективе быть не должно. «Ах,
Дэрриэл, Дэрриэл, дорогая, – не все так просто. Да и я
хороша, – запоздалые прозрения мешали обрести необходимое для
беседы спокойствие. – Доверяй, но проверяй. Моя студия, мое
шоу. И этот нелепый испанец, организовавший страсти в самый
неподходящий момент.»

– Я вас слушаю, Роберто.

– Весь коллектив собрался в студии. Мы ждем вас. Чтобы объяснить,
почему работать в таких условиях больше не можем ни одного
дня. Я говорю о постоянной несдержанности, о грубости
ответственного продюсера Дэрриэл Кахина. Она не хочет уважать людей,
с которыми работает. Дошло до случая, который возмутил весь
коллектив, стал последней каплей, переполнившей чашу
терпения.

– Да, Роберто, я знаю, – Джоанна говорила медленно, будто слова
давались ей с трудом.– И этот случай действительно заставляет
задуматься, я с вами совершенно согласна. Я уверена, что
Дэрриэл пересмотрит свое поведение и это никогда больше не
повторится.

– Нет, мы говорим не об одном случае. Есть масса примеров, когда она
вела себя презрительно, высокомерно. Люди не намерены
больше с ней работать. Ни одного дня. Мы объявляем забастовку.
Это окончательно. Коллектив ждет вас, чтобы объявить об этом.

– Да, конечно, сейчас мы спустимся в студию.– Джоанна поняла, что
разговора не получится. Вернее, возможен только один
сценарий.– Я готова выслушать каждого.

Я понимаю, что чувствуют люди. Возмущение. Но сейчас я хочу, чтобы
на одну минуту вы услышали меня. Конкретно вы, Роберто.
Скажите, вам нравится ваша работа?

– Да, без сомнения.

– Вам нравится наше шоу?– она не сказала «мое», она сказала «наше»,
подчеркивая, как важно для нее сотрудничество с коллективом.

– Да. И то, что вы делаете – тоже.

– Вы ведь не хотите, чтобы даже на один день выяснилось, что мы не в
состоянии работать? Вы хотите сделать лично мне подарок к
юбилею – не так ли?

– Я готов сделать для вас все, что в моих силах, – Роберто говорил искренне.

– Вот и отлично, – лицо Джоанны засияло улыбкой, которая обыкновенно
адресовалась только очень важным для нее персонам. Улыбкой,
противостоять которой невозможно.

– Тогда я тоже сделаю подарок вам – и коллективу. Каждый получит
бонус в десять тысяч. В честь моего юбилея. Запись завтра
пройдет в обычном для студии режиме под началом Дэрриэл. В
понедельник она уйдет на пенсию. Вы займете ее место. А шум и
возмущение прекратятся сейчас же. У всех много работы. И вы
поможете сделать так, чтобы люди спокойно вернулись на рабочие
места, занялись выполнением конкретных обязанностей. У нас
производство, Роберто. Вам, как будущему ответственному
продюсеру это важно помнить.

– Но я вовсе не боролся за эту должность, поверьте, – смущенно сказал Роберто.

– Вы показали, что умеете организовать коллектив, а это главное. Мы
давно искали замену Дэрриэл, она жаловалась на усталость. Не
могли найти подходящего человека. И вот теперь случай
помог. Надеюсь, мы сработаемся и вы будете моей опорой. Как
Дэрриэл. А сейчас – идите в студию. Через несколько минут я
спущусь.

Смуглолицый Роберто удалился, совершенно сбитый с толку и
одновременно очарованный Джоанной. Хотя, впрочем, вполне возможно, ему
просто нравилась его новая должность. Он даже мечтать не
мог, что все произойдет так просто. Вернее, только мечтать и
мог. У Роберто появились основания собой гордиться.

– Дэрриэл, поднимись ко мне в кабинет, пожалуйста, – Джоанна
произнесла эти слова легко, даже радостно. Хотя никакой радости не
чувствовала. Она пыталась сосредоточиться, найти нужные
слова. «Нелепость какая», – только и крутилось в голове. Прошло
несколько минут. Вошла Дэрриэл.

– Дэрриэл, я побеседовала с молодым человеком. Мы договорились. У
меня есть несколько минут перед тем, как я спущусь в студию к
коллективу. Вернее, мы вместе спустимся.

– Что ты хочешь сказать? – голос Дэрриэл звучал насмешливо. Эта
насмешливость вывела Джоанну из задумчивости. В конце концов, мы
ошибаемся – и это нормально. И платим за ошибки. Это тоже
нормально.

– Дэрриэл, ситуация так складывается, что завтра мы с тобой работаем
последний день. В понедельник ты уходишь на пенсию. С
почетом и вечеринкой на прощание. Ты прекрасно знаешь, что для
меня значит расстаться с тобой. Ты единственный человек,
который понимал, что и зачем мы делаем. Без слов и напоминаний.
Ты творчески решала проблемы. Срывы не случались никогда.
Люди, съемки, костюмы, доставка, замены в последний момент.
Срывалась ты – и никто не понимает, в каком напряжении мы
находились. Я не могу работать без тебя. Но у меня нет выбора.
Пойми меня.

– Я не понимаю, Джоанна. Отказываюсь понимать.

– На этот раз проблема серьезней, чем я думала. Этот мальчик. Он не
остановится. Он разрушит мою репутацию, эта история попадет
в газеты. Начнется публичное перетряхивание грязного белья.
Ты же сама взяла его на работу! Прости, что я это говорю.

– А что ты собираешься потом делать? Без меня? – только и смогла
сказать Дэрриэл.

– Не знаю. После юбилея – уеду на неделю, на две. Потом будет
видно.– Она вынула чековую книжку, посмотрела на Дэрриэл.
Размашисто начертала цифры, буквы, подпись. – Это чек на пять
миллионов долларов. Надеюсь, мы сможем сохранить молчание о наших
проблемах. И подробности работы студии не станет жевать
пресса.

Дэрриэл молча взяла чек. Она смотрела отстраненным взглядом куда-то
в пространство между столом и окном. Или просто в окно.

– Я все поняла, Джоанна.

– И я жду тебя на юбилейной вечеринке. Ты будешь гостем номер один.
А завтра у нас запись с Кеннетом. И мы ее проведем. Вместе.
Я очень тебя прошу. Ты понимаешь, как это важно? И что для
меня нет никого ближе тебя? И я понятия не имею, как смогу
работать без тебя? – подбородок Джоанны задрожал, она плотно
прижала его ладонями, пытаясь успокоиться.

Дэрриэл слегка откинула голову назад. Ее тонкое лицо выглядело обескровленным.

– Завтра я обещаю. Все будет нормально. А насчет вечеринки не знаю.
Ты знаешь, я просто не могу представить следующий день.
После прощальной записи. Если буду в порядке – буду гостем. Не
волнуйся. Я всегда тебя поддерживала в трудную минуту. – Это
прозвучало двусмысленно. Иронично. Джоанна отметила, что
если бы не эта дурацкая ситуация, они бы сейчас вместе
расхохотались.

– Тогда сейчас мы вместе спустимся в студию и сделаем хорошую мину в
этой дерьмовой игре. Прости меня, Дэрриэл. Без тебя у меня
никогда бы ничего не получилось, я это знаю и помню. Всегда.
– Джоанна внезапно порывисто и крепко обняла ее и почти
разрыдалась. На какое-то время они застыли обнявшись.

– Ну, что ты, Джоанна. Люди делятся на тех, у кого не получается и
на тех, у кого получается – остальное и остальные ни при чем.
Пойдем. Мы должны это сделать, – она сказала это без
патетики в голосе. Пафос она не любила. Поэтому чужую
сентиментальность воспринимала, как неуместное манерничанье. Впрочем,
сентиментальны только люди жестокие. Или те, кто ни на что не
пригоден.

(Продолжение следует)

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка