Комментарий |

Фосфорический промежуток. Разговор с Аркадием Драгомощенко.

«Идеальный читатель моих вещей - я сам, когда забываю, зачем и в силу каких там причин писал»...

«Теперь медленно восходит фигура Башаримова. Вот тут-то пацанам из “концепта”, кажется, выходит с почты красочная открытка… Из Питера.»

Пытаясь элиминировать досаждающий шмырк раздвоенноязыкой (сиречь змеиной) удаленности: силясь промыслить и центробежно преодолеть системное пространство, растекающееся между корректной льдистостью (пусть и временами - сиюминутно летней) петербургской стороны и нашими липкими, потливо-похотливыми арабозадыми палестинами, я решаюсь.

Обращаться к Вам, Аркадий Трофимович, зело непросто. Вы, я читаю из своего электронного досье, в равных степенях алетейности бытийствуете как в роли интервьюируемого, так и в роли интервьюера. От пассивной пенетрации вербатиумных затей - к более активной... Эта би-латерантность двуосевой активности не может не привлекать к себе кокетство внимания такого завзятого стремглавца, как Ваш покорный слуга...

Д.И.

Где, в какой ипостаси Вашей публично-коммуникационной деятельности ощущаете Вы себя сподручнее?


А.Т.Д.

Ни в какой. Любые ипостаси сродни изделиям из плохого афганского или индийского хлопка, - садятся после первой стирки. Да и вообще ипостаси per se выглядят чудовищно. Особенно ипостась интервьюера. С другой стороны, задавать вопросы - не отвечать на них. :-)


Д.И.

И, тем не менее, в этом раскладе - задающий загадки и тот-кто-на-них-респонсирует не могут менять свою ролевую игру в процессе, так сказать, течения самой этой «реки»...

Первый «вопрос», вязью зеленой хурмы сковывающий мой слабый язык, прилеплен к аспекту биологического «возраста». Мы с Вами (и никуда от этого не денешься) принадлежим к разным временным эонам. Вы родились в самом конце сороковых, а я - в самом начале семидесятых.

Не испытываете ли Вы неких коммуникационных сложностей в приближении к определительно иным поколениям речетворцев и языкодавцев? К таким петербургским людям, сходным возрастом с небезызвестным персонажем по имени «Болмат»? Ведь это, по сути - натуральное поколение Ваших детей? Как Вы себя ощущаете в одеждах «отца»?



А.Т.Д.

Кстати, Сережа в буквальном смысле относится к поколению «моих детей» - в свое время он находился в весьма приятельских отношениях с моим сыном, хотя и был несколько его старше. А с другой стороны, посудите сами, сложности видимо возникают - во всяком случае, мне так продолжает казаться - когда возникает нужда в некоем преодолении. Чтобы оно возникло, нужно что-то вроде желания. Последнее предполагает определенного рода недостаточность, - но помилуйте, какое такое чувство недостаточности может возникнуть у человека вполне скромных притязаний и запросов? И опять-таки, эту немудреную мысль возможно развить следующим образом - ежели нет притязаний, понять возможно даже непонимание - вот, кстати и Александр Введенский: «Если мы почувствуем дикое непонимание, то мы будем знать, что этому непониманию никто не сможет противопоставить ничего ясного. Горе нам, задумавшимся о времени. Но потом при разрастании этого непонимания тебе и мне станет ясно, что нету ни горя, ни нам, ни задумавшимся, ни времени». Это не особо и плохо, когда возникает такое вот дикое непонимание. Впрочем, я уже говорил об этом не раз.



Д.И.

Кем Вы себя для них чувствуете - где пролегает, в данном контексте, Ваш «ЗоГаровый» «Йуд»: Вы больше «АркадиЙ» или дантовый «ВергилиЙ», ведущий своих «детей» по закоулкам современной литературной геенны огненной?


А.Т.Д.
Чувствую я себя различным образом. По утрам мои чувства, по обыкновению, ни с кем не делятся. Они мои, поскольку их как бы и нет вовсе. Здесь Аркадия, здесь прыгай. При пиве же - сочиняются легко и безвозмездно. В зависимости от того, кто сидит напротив. Чувства - товар, скажем, мелкий и обычно идет на сдачу. При этом я совершенно ничего не понимаю (опять...) в отношениях между мной и «детьми», идущими закоулками, как вы выразились, огненной геены. Откровенно говоря, мне кажется, что никаких отношений вообще не должно быть. Возможно это объясняется и тем, что никаких детей также не существует. Порой я уверен, мы все одного возраста. Может быть, я еще не стал вспоминать, но и они еще не начали забывать...


Д.И.

Apropos «Вергилий» - кажется, не мне принадлежит копирайт этого первоназвания Вас именем сим... Не Тимур ли покойный Новиков Вас так звал? Не могли бы Вы чуть подробнее остановиться на том, кем для Вас и для «абстрактного» «Питера» был этот человек?


А.Т.Д.

... удивительно, однако наиболее яркие воспоминания (чего, впрочем, и следовало ожидать) относятся к поре поистине сказочной. Это была пора прозрачного времени, пышных осеней и быстрых решений. Я часто захаживал к нему в гости на Литейный. И у Воинова и у Невского. Он был серьезным живописцем. Но постепенно, год за годом, превращался то ли в куратора, то ли в менеджера. К концу его стало кренить в политику. Что по существу невероятно скучно; намного скучнее футбола и оперы. И потом... он ведь никогда ничего не делал для «абстрактного» Питера. Тимур всегда был конкретен во всех своих затеях, да и дружбу водил с замечательными, вполне конкретными людьми - это была крепкая компания, которая впервые дала возможность припомнить, что в искусстве зовется «котерией», «направлением». Помню, что приехавшим однажды к нему Ингрид Рааб и Феттингу он в первую очередь показывал работы вовсе не свои... Потом подоспели критики. Но какие! Хлобыстин сам художник, но только не успел, времени не хватало... И так далее. Помнится также чтение в музее Достоевского - о да, вот тут, конечно, народ собрался впечатляющий. Курехин, Тимур, Фагот, Булычевский, Родион, - человек 15... Примечательно, что не осталось ни единой фотографии, ни единой записи. Только туманные скандалы на административном уровне и в художественных кругах - «грязное подполье посягает на святая святых» (богоносца), ну все эти ... которые до сих пор частушки пишут про Бога... Материал для чтения назывался очень скромно: «я видел белый бомбардировщик». Там, кстати, во всей красе и был впервые представлен его инструмент «утюгон», - утюги, развешенные на металлической раме на струнах разной длины и сечения. Там стал впервые принимать очертания будущий crazy orchestra Курехина (это он много позже журналисту BBC в ДК Ленсовета чего-то говорил про creative orchestra Карлы Блай, а тот, поспешил услышать как было надо :-) ), ставшего в итоге «популярной механикой»...


Д.И.

Если наше с Вами говорение перешло на топик невозвратимо Ушедших, хотелось бы немного спешиться и протромбоваться на таком выдающемся персонаже, как Василий Кондратьев. Каким он был? Почему, кстати, он дарил Вам в свое время гигантский фаллически эрегированный корнеплод розовой моркови? В чем тут крылась искомая «фишка»?


А.Т.Д.

А он дарил все, что под руку подвернется. Он мог появиться рано утром с оленьими рогами или книгой «Таро» подмышкой. Он был неутомимым пешеходом и когда шел, видел многое из того, что ускользало из его речи. Оптика письма и оптика пешехода постоянно находились в призрачно-танцующих отношениях. О морковке не помню, не уверен, что это действительно было. Но помню, как он подарил алюминиевый портсигар, дарил затем собственные рисунки и многое другое. Главное, он уже знал те книги, которые позволяли не разговаривать и не размахивать руками. При этом он радовался вещам, как письмам с приглашением к приключению. Нелепость вещи для него была составляющей наслаждения предвкушения восторга. Он плохо ориентировался в регулярном времени, но, думаю от того, что серьезно был погружен в собственное, и не одно. А на самом деле Василий был хитроумнейшим охотником за вещами и буквами, знающим толк в картах предутренних силков и в том, что нужно снимать с женщины вечером.


Д.И.
Отталкиваясь от Комментариев, как бы Вы описали феномен «маргинальности» в культуре? В чем по-вашему кроются её (маргинальности) эстетические краеугольные критерии?


А.Т.Д.

«Я догадывался, какого рода от меня ожидается ответ - судя по всему, мне надлежало говорить о мстительном (нещастном) сознании, катакомбах, перверсиях, грязи, “обсценной” лексике - чьи это там во тьме горят глаза? - дьявольской иронии, зависти, ложном иконоборчестве, “андеграунде”, словом, о всем том, что в какой-то из философских энциклопедий подтверждается разъяснением термина “маргинальность” (введенного впервые социологом Р. Парком, наблюдавшим поведение мулатов) и что относительно словесности в целом противопоставляется Большой Литературе либо, как принято говорить, “профессиональной” - i. e. литературе Упаковки Больших Идей. Кстати, доводилось ли читать вам этот полный идиотизм в russ.ru относительно премии декамерона? Прочтите некоего Михайлова и о его восторгах по части “жезла” и “коричневой розы”. Между тем, привлекательность остающегося на краю незыблемого гуманистического проекта не подлежит для меня сомнению - а именно того, что не поддается присвоению прямым зрением, господству управляющего применения и что возможно схватить лишь looking awry, тотчас упустив в ускользающем не-месте исходного положения вещей, и где происходит переход реальности в реальное: точка распада, точка фрагментации (ферментации), несвершаемого превращения.

Попадающий в это не-место “неспособен выговорить ничего”, поскольку ему предстоит, как пишет Бланшо, то, что “раньше всякого слова”, то, что “будит и опустошает речь”, испепеляет какие бы то ни было средостения между поэзией и прозой, высказыванием и умолчанием истины.

Словом, вроде того как: жить и умереть чужим в чужой стране. Произнеси это сто первый раз, а затем пристально проследи за изменениями в зимнем пейзаже. Вычеркни соловья, ручей, мост и императора» (из книги «Пыль»).


Д.И.

Ну, да, разумеется, в павловскобабловском русс.ру немало бредоносия, и, я бы сказал - полного безответственного невычитывания (на когнитивном уровне) и невыверивания материалов... Но маргинальность... И потуга на революцию в одной точке.... Вот, скажем, к примеру, конкретные давние эстетические действия натурального Тер-Оганяна.... Как бы Вы могли сформулировать собственное отношение к этому? В чем, по-вашему, пролегает магистральная проблематика подобного, с моей точки зрения, весьма ветхого византийствующего иконоклазма-в-действии (понятого буквально и пижонски)?


А.Т.Д.

Знаете, есть люди, которые в ответ на машинальное словосочетание: «как-поживаешь» подробно и в образах и более того с какой-то истовостью принимаются описывать как они, собственно, поживают. Тогда в самом деле задумываешься о законе, разрешающем ношение огнестрельного оружия. А по сути «второй поворот винта» годится только для несорванной резьбы.


Д.И.

Пролонгируя тему «окраинной» культуры, весьма бы хотелось услышать Ваше розановски-интимное отношение к такому продукту человеческой деятельности, как словесный текст г-на Спирихина под названием «Конина»? Как Вы считаете, нюхает ли автор «Конины» (в сорокинской терминологии) конскую вагину у собственной мамочки? Ведь не случайно «Конина» радостно рифмуется с «вагина» и новый тупой резко-остро вонзается в собственное эдипство (пусть и протухше-блевотного толка).

Или же, возможно, мы тут сильно ошибаемся, и никакого Спирихина в натуре как бы и нету. Есть лишь неострый конский шмырк? Шмырк грибовный? Ведь и всеобщий Иисус, согласно археологу по имени Аллегро (не модерато), был лишь мохнатым грибом-мухомором: не Человеком и не Богом...


А.Т.Д.

Менее всего в словесности меня интересуют аспекты мочеполовой системы. Насколько верно я осведомлен, подобная заинтересованность ныне стала прерогативой молодежи средне-русской низменности. Конина Спирихина - точная, бесстрашная в истинной бедности и прекрасно глумливая книга. Спирихин настоящий клоун. Клоун самоустранения. Собственно, это и есть профессия... И что бы он там ни нюхал, какие бы тряпки не совал себе в глотку, сколько бы слоев кожи не снимал на публике со своей груди - иногда удается попасть в отвоеванное им на мгновение пространство, в котором мы и пролетаем камнями долу сквозь собственную самонадеянность и глупость. О грибах же надо справляться у Кейджа. Почему бы вам не написать ему? Он, по слухам, вполне отзывчив и к тому же, надо полагать, стал обладать еще неким добавочным опытом.


Д.И.

Я, кстати, периодически Джону пишу на мыло (у него на яхуу, кажется, аккаунт), но молчит старик. Как в рот воды набрал. Из рояля... Но любопытно, какое, по-вашему, отношение имеют люди плана того же Спирихина и Тер-Оганяна к Новому Искусству и к «новому» в искусстве? К историческому Авангарду. Как бы Вы хотели определить понятие «авангардности»?


А.Т.Д.

Честное слово, не знаю... Об этом, наверное, можно подумать. Можно, но не нужно. Откуда мне знать, что такое «новое» искусство? Я человек вполне пожилой.


Д.И.

«Густота и складчатость» - так говорит о Вашей поэтике челябинский критик Д. Бавильский. Что в Вашем поэтическом контексте может значить модальная система: «пустота» versus «густота»; «складка» versus «прямость речи»?


А.Т.Д.

Прямой речи не существует. Речь изначально пуста. Речь - это «модель» вакуума, втягивающего в себя то, что будет. Даже не так - она есть чистая возможность. О возможности трудно говорить - густа она или зелена, или же весит полтора кило.


Д.И.

Густота делезовых складок напрямую вяжется с практиками «медленного чтения». Как бы Вы описали некоего «идеального» читате(мечтате)ля, использующего по назначению этот экспириенс?


А.Т.Д.

Подозреваю, что close reading и медленное чтение - различные вещи. Во-первых, «close reading» в обиходе следовало бы переводить иначе. Не важно. В одном из фильмов Рене, в финале камера берет общим планом брандмауэр с нарисованным деревом. Дерево как дерево, подробное, цветное, с тенями и птицами. Эдакий опус в духе Зевкиса/Паррасия. Затем камера начинает медленное приближение. Утрачивая иллюзию собственно фигуры дерева (вот уже под ноги само ложится - Arbor/Saussure/Sign :-), созданную, можно догадываться, с целью скрыть «без-образность» брандмауэра - чистого носителя, tabula rasa - камера переходит к другому уровню материальности: к фактурам пигментов, пятен, вкраплений, швов кладки, зернистого песка раствора швов, трещин до тех пор, покуда не являет совершенно иную «картину».

Rudolphe Gashe в своем интервью Andre Lunberg'у замечает, что в своей перспективе «деконструктивистская» (словцо каково!) критика предполагает литературный текст как всеобъемлющую, статичную зеркальную игру всех уровней от тематического до означающего. Да, конечно, Йельская компания это предчувствовала. Пол де Ман говорил, что куда ни повернись - в сторону ли политики, естественных наук, etc - отовсюду растут головы литературы. Но амальгама и стекло уже образовывают столь немаловажную складку в реальном - вернее реальное складки. То есть того, кто читает, некоего «я», который и состоит из отражения и возможного источника «освещения», текста.

Идеальный читатель моих вещей - я сам, когда забываю, зачем и в силу каких там причин писал. Но можно и так: читатель - это тот, кто неизбежно будет вовлечен в письмо; тот, кому глубоко наплевать, что дальше на странице или в строке, или в «итоге». Но для кого важно «продолжить», вернее начать вне итогов как таковых.
Продолжение следует

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка