Онтологические прогулки

Поводом для написания этого текста послужила лекция, прочитанная
19 октября в Эрмитажном театре заезжим французским художником,
почетным преподавателем университета Сорбонна-1, г-ном Жаном Ланкри
(Jean Lancri, www.lancri.com)
на тему: «Праздник чтения или упразднение чтения ? Несколько мыслей
по поводу инсталляции Ильи Кабакова Looking Up, Reading the Words,
Мюнстер 1997».

Г-н Ланкри начал лекцию со ссылки на Ханну Аренд (Hannah Arendt),
которая в 50-х годах написала книгу «Кризис культуры», где она
обозначила в качестве одного из индикаторов этого кризиса то,
что прежняя целевая установка культуры на совершенство («perfection»)
подменяется другой установкой – потреблением («consommation»),
носящим, к тому же, массовый характер.

Иными словами, эпоха модерна, базирующаяся на таких понятиях как
линейный прогресс, трансцендентальной или социо-культурной направленности,
осуществляемый лидерами элиты, меняется на постмодерн , где главными
персонажами в коловращении имманентного социума являются массы,
вовлеченные в потребительский цикл. Произошло восстание масс,
как писал об этом Ортега-и-Гассет.

К цитате из Ханны Аренд г-н Ланкри присовокупил цитату французского
философа Ива Мишо (Yves Michaud) о том, что предмет современного
искусства все более дематериализуется и становится как бы газообразным,
рассеянным. Опять же на современном языке эта ремарка говорит
о тенденции виртуализации искусства, о размывании границы между
тем, «как это есть на самом деле» и «как это воображается».

Далее г-н Ланкри последовательно разбирает на примере инсталляции
Ильи Кабакова, как такого рода изменения оказывают влияние на
современное искусство. Причем, его оценки эволюции искусства в
целом и инсталляции Кабакова, в частности, носили положительный
характер, хотя, будучи человеком своей эпохи, эпохи модерна, г-н
Ланкри высказывал предположение, можно даже сказать, надежду,
что и в эпоху постмодерна искусство, имеющее более чем трехтысячелетнюю
историю, не может радикально изменить свою сущность и форму. Все
вернется на круги своя, и последняя приведенная цитата г-на Ланкри,
фраза Роберта Фийу (Robert Filliou), члена группы Flexus, о том,
что «Искусство делает жизнь более интересной, чем искусство»,
должна сохранить свою витальную силу.

Хотя надежда и умирает последней, но она, по-видимому, уже умерла,
и чем раньше будет изжита ностальгия по ее реанимации, тем лучше.
То, что в наше время искусство радикально меняет свою сущность
и формы ее экспликации, является уже свершившимся фактом.

В более широком контексте можно констатировать, что при переходе
от модерна к постмодерну происходит деконструкция таких базовых
понятий как порядок, организация, детерминированность, стабильность,
иерархия, прогресс, реальность, на смену которым приходят хаос,
самоорганизация, случайность, неустойчивость, сеть, дрейф, виртуальность.

Поэтому искусство все больше утрачивает свою функцию движителя
на пути к запредельному, трансцендентальному, истинному или прекрасному,
реализующего всевозможные мироспасительные или душеспасительные
проекты и производящего из себя объекты, предметы искусства, служащие
верстовыми столбами на этой нелегкой дороге продвижения к совершенству.

Искусство все больше подменяется самоиграющей, виртуальной деятельностью,
случайным дрейфом, имманентным символическим процессом, в котором
порождаемые формы и их носители имеют в качестве послания самих
себя и ничего более. Отчасти это было уже сформулировано Маршаллом
Маклюэном в его знаменитом: «Носитель и есть послание. (The medium
is the message.)»

Естественно, что при этом аксиологическое пространство становится
пустотой, и место тщетно взыскуемых нетленных ценностей заняли
«обсценности», то есть, мотивации и драйвы к власти, деньгам,
сексу, насилию и другим естественным аттракторам психо-соматического
уровня, широко представленных в масс-медийном пространстве.

В качестве производителей искусства теперь выступают не отдельные,
вертикально вознесенные харизматические личности, гении божественного
или небожественного происхождения, а вся человеческая масса, взятая
воедино, вспучивает горизонтально-сетевым способом символическое
дрожжевое тесто, в котором спорадически возникают виртуальные
пустоты или уплотнения, радостно воспринимаемые в качестве королевского
боба при их обнаружении после того, как испекаемый пирог искусства
разрезается на части и потребляется массовыми едоками, не реального,
как предполагалось у Ван-Гога, картофеля, а скорее виртуального.

Искусство претерпело как бы upgrade, в результате которого оно
превратилось в масс-медиа, производящем в виртуальном пространстве
мифологемы счастья потребления, художник стал криэйтором брэндов,
а культура в целом, как уже предвидел Маршалл Маклюэн, является
просто разновидностью бизнеса. «Культура – это наш бизнес. (Сulture
Is Our Business)».

В итоге, вышеприведенную фразу Роберта Фийу можно переиначить
для масс-медиа, сменившего искусство, следующим образом: «Масс-медиа
делает жизнь менее интересной, чем масс-медиа.»

Следует, однако, заметить, что хотя представленная апокалиптическая
картина, в общих чертах, отражает современное состояние дел, но,
по-видимому, так не будет вечно. Изменчивость, множественность
являются атрибутами постмодерна, что предполагает наличие множества
версий грядущих изменений.

Одна из этих версий просматривается в работах современного философа
Франсиско Варела, одного из основателей теории автопоэзиса (различение
«праксиса» и «поэзиса» у Платона) в теоретической биологии. Анализируя
недавние открытия в когнитивных науках Варела делает вывод, что
они деконструируют классические концепции человеческого субъекта
и его сознания, разработанные в философии. Сознание определяется
им теперь как результат рекуррентной сенсорно-моторной деятельности
человека.

Тем самым подчеркивается важность «телесного» при самовозникновении
сознания, формирующегося через деятельность. По сути дела, эти
открытия идут так далеко в своих выводах, что они позволяют мыслить
сознание вне всякой референции к западноевропейскому понятию субъекта.

Исходя из этого и опираясь на буддистскую традицию «среднего пути»,
Варела предлагает нам рассматривать нас, экзистенциально, как
думающих существ без субъекта, помещенных в мире без онтологического
основания.

В такой имманентной системе будут доминировать процессы самозарождения,
самоорганизация из хаоса, в разворачивании которых будут преодолеваться
различия знания и телесности, мысли и ощущения, рефлексии и действия,
восприятия и вовлечения.

Как изменится статус самого человека и каковы будут сущность и
форма его искусства в таких новых условиях предвидеть невозможно.
Могут быть самые разные версии.

Но чтобы как-то взбодрить себя и возможных моих читателей, я хотел
бы в качестве иллюстрации к возможной оптимистической версии привести
обширную цитату американского футуролога Джона Уайта (John White),
который использует для грядущего нового человека понятие «homo
noeticus» (человек сознающий).

Согласно Уайту люди «homo noeticus» «благодаря их углубленному
самосознанию и самопониманию не позволяют традиционно навязанным
формам общества, его контролю и институтам, становиться на пути
их развития. Их изменившаяся психология основана на выражении
чувств, а не на их подавлении. Исходный мотив их действий – это
сотрудничество и любовь, а не конкуренция и агрессивность. Их
логика многоуровневая (интегрированная), одновременная, а не линейная
(последовательная), не по принципу «или – или». Их чувство идентичности
всеохватно-коллективистское, а не изолированно-индивидуалистичное.
Их психические способности применяются ради благородных, этичных
целей, а не ради пагубных, аморальных. Традиционные пути развития
общества их не удовлетворяют. Их заботят поиски нового образа
жизни и новых институтов. Они ищут культуру, основанную на более
высоком уровне сознания, культуру, чьи институты основаны на любви
и мудрости, культуру, воплотившую новую философия.»

На такой патетической ноте, впитавшей в себя ностальгию по утраченному
царству Божию на Земле, и остановимся.