Онтологические прогулки

Хоккейная амуниция есть естественная спортивная версификация доспеха и его защитных возможностей. На современном этапе средневековая пластинчато-металлическая конструкция ( всё-таки вес железа на рыцаре достигал «при всех удобствах» килограмм до 25, 35, не считая оружия ) сразу же уступает новым видам спортивной амуниции, кожи, пластику и др. лёгким высокопрочным материалам. Но мы обращаемся к преемству формы, а не материала. А с формами связана обслуживающая и оценивающая их идея. И тут мы находим много общего. Мужчину-воина защищали бронёй и оружием и эстетически оценивали в этом качестве рыцаря в течение многих столетий. ( А современные исследователи и вовсе скоро подготовят что-то вроде «поэтики средневекового доспеха».) Поэтому неудивительно, что сейчас ничего по существу нового мы к доспеху не добавим, не прицепим. Да и воин-мужчина давно уже вышел из доспеха, превратив его в танк, сам же напрягает открытое тело в боди-билдинге или в политическом бизнесе (или за просмотром хоккея)… А значит, формально, - он стоит, пылясь, в музее. Например в Пушкинском.

Хоккейная игра, это жёсткое и скоростное противоборство мужских коллективов, «команд», «дружин», делает заметными другие значительные, отстоявшиеся в Культуре моменты, с историей доспеха связанные. Уже сам вид хоккеиста в шлеме - вид рыцаря, поднявшего забрало, перед тем как совершить свой редкий подвиг. Клюшка, на кончике которой «пляшет» шайба - откинутая назад пика с единицей смерти на конце. Скоростную функцию вместо лошади берут на себя коньки. Силовая борьба, силовой приём - удар щитами. Пас - внутренние взаимоотношения между рыцарями, ритуально диктуемые логикой хоккейной атаки. Делая пас, в центр всеобщего внимания помещается другой рыцарь, носитель смерти и почёта. Рефери - установленный монархом герольдмейстер. И т.д.

Для нас, обывателей, зрителей - сам хоккеист - выступает в двойном игровом аспекте: как отдельный игрок, и как член команды. Отдельный хоккеист, полнее других представленный в голкипере, - рыцарь более ранней эпохи. Это древний рыцарь начала XI века, которого все носили на руках, в то время как этот «эгоист» и дуболом-невежда не очень-то торопился служить, предварительно не обеспечив себе будущие почести и славу. Который хорошо знал себе цену, - даром что основным пороком, самым страшным, становится для рыцарства сутяжничество и жадность. Во всей Франции 11 в. можно было насчитать всего где-нибудь с полсотни странствующих рыцарей, бродивших по дорогам в поисках выгодной сделки с монархом или с сеньором для разных сомнительных военных акций. На серьёзную же войну этих максмимально вооружённых людей удавалось вытащить и вовсе горсть, что им не мешало, правда, играть в сражении значительную, часто определяющую роль. Лишь по собственному самодурству и дикости, рыцарь раннего средневековья мог нарваться на смерть или кого-нибудь убить. Народ старался его сохранить. Своей деревне. Сеньору. Будущей неопределённости. Впоследствии, когда рыцарство стало передаваться по наследству, а не стало завоёвываться ( как в X веке), что случилось быстро, уже к XII веку, с усилением орденов, - характер «невежды и талантливого громилы» постепенно именяется на противоположный - и является классически-«учтивый», соблюдающий этикет и обеты рыцарь, тот самый - служитель чести, дамы и Бога. ( В таком порядке - вернее.)

В другом, в командном аспекте, хоккеист, выезжающий на лёд, на точку вбрасывания шайбы - рыцарь, только уже эпохи «среднего» средневековья, где-то XII в., когда от имени христианского ордена и его "святых целей" он отправлялся в крестовый поход освобождать от неверных христианские святилища. Использовались ли в средние века негры в качестве оруженосцев ? Маловероятно или просто невозможно. Чего не скажешь об арабах. Правда, учитывая, что оруженосец для рыцаря XI века мало чем отличался от прочей «людской» швали и слуг, (последних, слуг и крестьян из своей деревни, рыцарь на тяжеловооружённом коне иногда просто затаптывал в ходе поединка), случайно, но это могло иметь место.

В хоккейной пятёрке - кругом: геральдика индивидуализма. Игроков - всего пять. Нападающих трое. Защитников двое. А вратарь вообще один, причём, не вдаваясь в дотошную мифологизацию, можно выделить уже два главных момента: вратари несут очевидно функцию средневекового щита, прикрывающего тело ( хоккейные ворота, обтянутые с другой стороны «сетчатой кольчугой»), по которому соперник наносил удар длинной пикой со всего скаку. То и дело, при углублённой посадке воина и специальной конструкции сёдел, при такой сшибке рыцарей на полном скаку, кто-нибудь да вылетал из седла. Это видно, когда вратарь растягивается на льду с пойманной в ловушку "единицей смерти", т.е. шайбой. В целом же, пятёрка игроков, разыгравшая шайбу и выводящая своего нападающего на ударную позицию - имитирует конский разгон, усадку рыцаря в седло, упор ( чтобы не вылететь из седла, в нём делались специальные упоры сзади), выставленную пику, и бросок по воротам. То есть всё разнообразие видов оружия, появившихся к 15 веку, вкупе с мастерством по их владению (палица, мушкель, меч, шпага, арбалет, кинжал, копьё и др.)

И современный рыцарь, хоккеист, также суров и воинственен. Подчинён точным правилам и действиям и раскрепощён. (Хоккейный мордобой с бросанием перчаток посреди матча, когда обиженные ребята начинают боксировать друг другу по физиономиям - феномен не до конца в этом смысле ещё исследованный…) Представьте теперь негра в хоккейной амуниции: нет, никак, ему лучше бы избавиться от неё, снять. Или это маскарад? Тогда ладно. Сразу возникнет вопрос: вам не жарко ли? Как естественно ему было бы снять всё это железо, и заиграть во что-то другое, в баскетбол например (НБА). Белые смотрятся на баскетбольной площадке, только когда их на ней не более 20 %. Но ведь что такое «баскетбол» ? - Дети природы подпрыгивают как можно выше, и, перескакивая с ветки на ветку, метко бросают увесистый камень в самую верхушку пальмы. Им необходимо попасть точно в черенок кокосового ореха, который и должен свалиться на них под радостные крики сотоварищей. Неграм и вообще свойственно разоблачаться, и разоблачать себя. Так легче прыгать и владеть своим телом. Волейбол, футбол, лёгкая атлетика. Здесь царят бег, точность, прыжок. Футбол - техника владения такой же как тело идеальной формой ( мячом)… На Зимних Олимпиадах негров практически нет ? Не было вовсе - до последнего времени. И дело тут не в низких температурах, а в сложных костюмах и множестве инструментов, снарядов, в снаряжении, необходимом в зимних видах спорта. Вместе с этим, - «белым» - свойственна иноческая закрытость, ( и скрывающая подчас дикаря, но этого никто не видит), как раз владение специальным инструментом, специализация на нём. В зимних видах спорта обнаруживается сейчас кризис, как раз связанный с тем, что за победителем стоит порой не чисто спортивное преимущество, а чисто техническое: лёгкий шлем, удачная смазка, костюм, новые коньки. И, наконец, «белому» свойственна сопутствующая всему, в том числе коллективным состязаниям, некая идейная настройка, идея ( как в игре, так и в крестовом походе). Хоккеисты (белые) при вбрасывании разыгрывают шайбу внизу ( "на поле боя"), баскетболисты ( негры) выпрыгивают вверх ( кто выше, в сторону круглого солнца).

В 50-60 годы во французско-американской социологии набрал темп т.н. негритюд, идеологом которого стал президент Сенегала Сенгор, - это было общественно-культурное движение, пытавшееся как раз осмыслить и описать уникальность афронегритянской культуры. То была попытка свободно говорить о нетронутой архаической негр-культуре как о чём-то вполне самодостаточном, при этом Сенгор был довольно максималистичен в своих изысканиях, наделяя негр-культуру то полу-миссианскими предчувствиями о сокрытом в её сердцевине и как нигде, чудесно сохранившемся ритуально-магическом мироощущении, то полу-утопическими надеждами на свежую кровь для одряхлевшей цивилизации европы ( что и вовсе маловероятно, старушке Европе кроме неё самой вряд ли кто-нибудь уже в состоянии помочь…). Но во всём остальном это была нормальная обратимая реакция, сменившая собой эпоху тотальной культурной безвестности и забитости негритянского самосознания с вытекающим отсюда комплексом расовой неполноценности. ( Кстати, сравнение негр-итюда с «русс-итюдом», пресловутой проблемой русской (российской) национальной самоидетификации, ищущей себя в русле и в связи с «русской культурой» ,«идеей», «русским православием» и др., уже находит своих исследователей в наши дни.)

Как пишет исследователь и переводчик Сенгора В.Арсеньев, «на примере африканцев Сенгор только столкнулся с реально интересным феноменом - архаическим сознанием, носителем которого являются многие народы земли, включая даже региональные», «но почему именно африканцы? И почему это антитеза европейскому образу существования ?» Арсеньев определяет такое сознание в качестве « стадиально типической формы всеобщего одушевления и одухотворения окружающего мира во всех его проявлениях как целостной системы живых организмов…». Далее впрочем, словно заражаясь от самого Сенгора наивной критикой европейского рацио, Арсеньев пишет, что « при …противопоставлености двух основных синхронно выделяемых типов мышления - правополушарного/образного и левополушарного/абстрактно-логического - архаическое сознание характеризуется ярко выраженным тяготением к формам образного, правополушарного мышления…В этом смысле архаическое сознание может выступать и как стадиальная, и как качественная характеристика». Думается всё-таки, что исследователь говоря о «правополушарном» архаическом «мышлении» всё-таки имеет ввиду не мышление, оставленное им на долю левого, рационализирующего полушария, а именно об архаическом «сознании». О котором ничего особенно и не скажешь. Во всяком случае попытка качественно определить архаическое сознание как образное, художественное отражение действительности правополушарной формой «мышления», «хотя в своём самосознании», взыскующем рацио, оно таковой определённостью конечно же не является, лежит совсем рядом с известной направленностью мысли, всякую художественную интуицию вообще смыкать с архаическими древними культурами, если не культами, настолько этому роду мыслей вредным представляется левополушарное, «плоско-рациональное» сознание.

«Африканский негр» - писал в частности Сенгор, - «образно выражаясь, заперт в своей чёрной коже. Он живёт в первозданной ночи и прежде всего не отделяет себя от объекта: от дерева или камня, человека или зверя, явления природы или общества. Он не держит объект на расстоянии, не подвергает его анализу. Получив впечатление, он берёт живой объект в ладони, как слепец, вовсе не стремясь его зафиксировать или убить. Он вертит его в чутких пальцах так и этак, ощупывает его, ощущает. Африканский негр - одна из тех тварей, которые были созданы на третий день творения: чистое сенсорное поле. Он познаёт другого на субъективном уровне…движение эмоций захватывает его до глубины души и уносит центробежным потоком от субъекта к объекту по волнам. Порождаемым «другим».(1)

Позвольте, но европейцу тут многое знакомо. Так во многом понимает себя и видит мир - женщина. Европейская женщина, добавим мы. Но вот ещё отрывок из пассов Сенгора:

«Давайте же остановимся на эмоции африканского негра и потянем за нить фантазии. Вот субъект, который позволяет своему «я» симпатизировать «другому» и отождествлять себя с ним. Он умирает для себя, чтобы переродиться в другом. Он поглощает не его, а самого себя. Он не лишает другого жизни, а усиливает его жизнью свою. Ибо он живёт с другим общей жизнью, пребывает с ним в сим-биозе. ( Так у Сенгора, - М.К.) Он познаёт его ( и поэтому рождается вместе с ним)… «Хочу, чтобы ты чувствовал меня», - говорит сенегальский избиратель, когда хочет, чтобы его избиратель по настоящему знал его и отличал от других…»Я мыслю, значит, я существую», - писал Декарт, который был европейцем par exellence. Африканский же негр мог бы сказать: «Я чувствую, я танцую «другого», я существую. В отличие от Декарта, ему для того, чтобы осознать, что он существует, требуется не «словесная принадлежность»…а объектное дополнение. ( выделено у Сенгора, - М.К.) Ему нужно не размышлять о «другом», а пережить его, пережить, станцевав его.»

Сенгор т.о. рискует смело вывести африканское человечество из того словесного человечества, которое словом живёт, творит, общается и Словом Божиим наставляется. Как будто, слово - не пустое, а созидающее, творящее - для него что-то невероятное, и он бежит от этого Света созидаемого слова как от огня . Всё-таки и почувствовать можно не только «другого», но и разницу между ним - и тобою. И станцевать можно не только «другого», но например, Спартака, из одноименного балета. И осознавание, по Сенгору, всё ещё находится в области чувства, до и вне всякого cogito и стоящей рядом христианской ответственности за его выбор. Очевидно соседство этих положений с популярной в эти годы философией «другого», принятой в среде французского философствования 60-х. В последнем отрывке из Сенгора, который мы приведём, он полностью разоблачается в наивном гносеологизме чувственного восприятия:

«В чёрной Африке люди постоянно танцуют, потому что чувствуют, причём всегда танцуют кого-то или что-то. Ведь танцевать - значит открывать, и воссоздавать, отождествлять себя с жизненными силами, жить более полной жизнью, одним словом, существовать. В любом случае. Это высшая форма познания. Поэтому познание африканского негра это одновременно открытие и создание - воссоздание.»

Ужели же магическая полнота бытия, когда чёрный ил белый, серый маг соединяется с силами природы и оказывается способен управлять некоторыми из них, - изумительное, «обновляющее» Европу известие, то культурное ноу-хау, которое хотел показать Европе негритюд Сенгора ? Однако, Европе, чья алхимическая магия и наука во взаимном и тесном сотрудничестве построили современную цивилизацию и культуру, это всё хорошо знакомо. И ещё лучше изучено и записано, - за века борьбы и побед над природой. Что может рассказать многострадальному замороченному уму европейца вконец спятивший Дон-Хуан или танцующий «другого» чёрный шаман из африки ? Уму - ничего, кроме условности.

Все противоречия, замечаемые Сенгором, сразу же исчезают, если европеец-мужчина различит за ними давно знакомый образ - образ женской природы. Этот «другой» Сенгора - и есть он сам, - муж, европеец. А мир, который старается открыть Сенгор европейцу, есть ничто иное, как образ домашнего очага, тот идеал, который устраивает в своём доме для других членов своей семьи женщина. Как раз уютно и воссоздавая в нём мир природы, любви и ответного чувства, мир дополнения и поддержки.

Сенгор бежит «аналитического европейского разума», который якобы только и делает, что «использует». И он прав - африканский негр не знает и боится инструмента. Прежде всего, потому что никакого настоящего инструмента в руках у негра никогда и не было. Единственный по сути инструмент, в котором природа открывала ему свои ритмы - его собственное тело.

Особенности негров, которые провозгласил негритюд в качестве живительных для Европы, - внутренняя, ритмическая связь с природой (вполне в духе Т.-де Шардена), с родственником-племенем, почти врождённый музыкальный (и прочий) ритм, эмоциональная открытость, находчивость в быту, - если брать в целом, а не в своей единичности, - на северянина и европейца впечатления, мягко говоря, не производят. И вот почему: все эти особенности европеец-мужчина в гораздо более сильной степени находит и узнаёт подле себя, - в женщине. Открытость, эмоциональность, изворотливость, чувство космоса, гармоническое тело, и т.д. - мужчина-рыцарь и все мы, простые смертные, находим в женщине, если не в даме этого рыцаря

Но если негр-культура такова, что создаёт в европейской культуре только узкую стремнину семейно-племенной женской культуры, на что он может надеяться, какую новость провозгласить ? Более того, рыцарский культ Дамы сердца, с которого медленно начинается почтительное отношение к природе женщины и к её внутренней, эстетически переживаемой жизни, насчитывает в Европе уже десять столетий. И с него отсчитывает начало тот процесс, который впоследствии рефлексивно выразит себя в женской эмансипации (лат. emancipatio, -освобождение от зависимости, угнетения, от предрассудков ).

По Л. П. Карсавину, «до XII в. на брак смотрели практически: в жене искали не друга и возлюбленную, а здоровую хозяйку и любовницу, ждали от неё хорошего приданого. Брачную любовь понимали грубо-элементарно или относились к ней с осуждением, видя в ней уступку греховной природе. Вне брака любовь сводилась к чувственному наслаждению. И рыцарь искал себе любовниц среди своих крепостных. С XI века же, когда « религиозное воспринимает в себя мирское, принципиально его отвергая; мирское преображается религиозным, себя ему противопоставляя», - рыцарь «уже с вожделением взирает на жену своего товарища>, а в феодальном обществе женщины становятся законодательницами хорошего тона и музами поэтов. Поэт-министериал, почерпая вдохновение в античности…чеканит новые формы любви - почтительного служения высокопоставленной даме…Любовь становится тоньше и почтительнее, и в произведениях искусства идеал красоты приобретает нежность, томность и мягкость. И в эти новые формы любви выливается любовь рыцаря, сочетающего жажду героических подвигов со служением прекрасной даме. Жажда подвигов вырождается в искание приключений и увлечение новыми фантастическими рыцарскими романами. В поэзии трубадуров любовь становится условной, превращаясь в этикет. Она по-прежнему не связана с браком, а течёт параллельно ему, воодушевляя и углубляя душевную жизнь. Но она не может не перерождать и семейного идеала.»

Попробуем поставить себя на место европейцев ( что, думается, сделать совсем не трудно), и, с учётом откровений Сенгора, посмотреть на негра, выехавшего на хоккейную площадку, на точку вбрасывания. Что мы увидим и что воскликнем в сердце своём ? - « Можно ли рыцарю обрести на рыцарском турнире наконец свою Даму сердца, да ещё и в качестве непримеримого соперника, да ещё и в виде темнокожего негра ?» А ведь получается именно так, если природа, которую взыскивал рыцарь со времён меннезингеров и трубадуров, - заговорила ныне от лица негритянской архаической культуры !

Мифология рыцарских времён настолько отдалена от нас, что, очнись внезапно, никто его ( воскресший миф) и не приметит. И ведь нечего замечать - сегодняшняя жизнь куда более разнообразнее, изощрённей, чем множащиеся как грибы в средневековые функционально-простые, расписанные, условные формы жизни. И называем мы ту эпоху недаром «затхлым, тёмным» миром, «безвременьем» человечества, пропавшим для прошлого, для будущего, для серьёзной самооценки. Насколько же странно то обстоятельство, что в средние века регулярная, принятая к воспроизведению в течение веков вещь, сейчас становится чем-то свежим, «нечаянно-негаданным». Получается, что мы уже никак не способны вернуться к этой совсем «пропащей эпохе», мы открываем её заново, и совершенно по-своему.

А эмпирическая, живописная сторона и сейчас легко может быть увидена где-нибудь под высокими крышами современного мегаполиса, в виде какой-нибудь модной тенденции в одежде, в расстановке театральной декорации, или неувядающей готической архитектуры, на которую просто обязан ориентировать современный архитектор проект своего здания, строящегося по соседству. В наши дни в Европе, на каком-нибудь традиционном пред-постном карнавале, в той же Венеции, поначалу с замешательством замечаешь, что никакой игры и маскарада на самом деле нет, время праздника не с чем сравнить, и весь положенный карнавальный несерьёз всеми переживается на полном серьёзе. Шумному анти-глобалисту наших дней хочется от души посоветовать сьездить на один из таких карнавалов, проходящих в самом центре старушки Европы, - кто знает, может быть после такой поездки и встреч с людьми без времени, паспорта и лица, но с настоящим холодным оружием за поясом, страх за мультикультурные ценности по ночам, понемногу начнёт оставлять и его?

Хоккеисты НХЛ до сих пор хранят образ тех "взбалмошных невежественных рыцарей" X века, одновременно капризных, грубых, ленивых и немногочисленных «звёзд». Повинуясь прихотливой ритуальной форме, дававших глупейшие случайные обеты пред лицом монарха и фантастически умудрявшихся их выполнить их, другими словами - за идею способных "стоять до последнего". Вспоминаются «матчи всех звёзд» 70-80-х годов - все эти крестовые походы «СССР- Канада». Длинноволосый кентавр Бобби Халл, машущий клюшкой, что ветряная мельница, Тони Эспозито, то и дело норовящий сознательно въехать Харламову по уху...НХЛ-овские игроки были древними рыцарями, без царя в голове, со страстью в бою, а советские хоккеисты как раз не были «былинными», играли обыкновенно, как хорошисты, патриотически вырабатывая официальный героизм под сердцем.

Как будто и точно в Америке средневековый рыцарский образ пустил глубокие корни. Дух фронтира, предприимчивого вооружённого переселенца, где-то всегда авантюриста; избалованность "касты" ковбоев, выполнявших хоть и очень тяжёлую работу - бизоньи и прочие пастбища сгонялись на луга, где могли свободно пастись в течение года - но ведь делалась эта работа только два раза (!) в год. Уже сама лошадь, - взамен оруженосца, друга и товарища средневекового громилы в бою - для Америки становится как никогда необходимой. Заселившись на великой равнине, без хорошего коня переселенец и фермер ничего не мог, - расстояние между соседними фермами исчислялось десятками милей…И лошадь служила янки верой и правдой, в ней нуждались и фермер, и шериф, и миссионер… Все и были с лошадьми. Благодаря всему этому мужественный образ одиночки на коне, вооружённого всадника, был жив, и в нём нуждался обыватель, сохраняя иногда в формах, близких к формам средневекового рыцарства. Сама территория Соединённых штатов была в своё время колонизованна, и довольно цинично коренное население обрабатывалось миссионерами и вытеснялось. Также и первые тамплиеры в первых крестовых походах, оказались настолько могучими и способными ко владению имуществом, вывезли столько невероятно дорогих металлов и драгоценных камней из святой земли, накупили столько гектаров земли у французского престола и вокруг, - что оказались могущественнее, чем того хотелось бы монаршей воле. Пришлось королю принимать срочные меры, чтобы прекратить эту неожиданность... И хотя в постепенно густо заселяющейся Америке достоинство Крестовых походов против неверных мусульман давно осталось там, по другую сторону океана, при желании можно всегда было видеть врага, посягавшего на здешнее сокровище - территорию, - в лице отгоняемых постепенно в резервацию индейцев.

Почему же негр не играет в хоккей ? Почему бы ему не заиграть ? Спросим мы ещё раз. И попробуем ответить: потому что не умеет. И вряд ли научится. Бокс - вот его борьба. Открытое тело и боксёрские перчатки, круглые кулаки. Или Basket-ball. Но не хоккей. Впрочем, что там, в будущем? Что, если Япония выиграет в июле теперь уже 2006 года Чемпионат по футболу в Германии, а новоявленные (! пока их нет) негры из Бостон Брюинз вытянут клуб свой и добудут для него Кубок Стэнли? Возможно ли это второе ? Нет уж, лучше сразу мышьячку или третий том Александра Блока перед сном.

Не отдадут - негру - шлем и клюшку, равно как не отдадут такому рыцарю свою единственную дочь в жёны, не отдадут ему своё сердце ( если он наденет доспехи) прекрасные дамы, не выйдут среди стечения благородной публики на честный конный поединок с ним такие рыцари НХЛ, как эти новые Брэды Халлы и Линдросы. Почему всё - так ? Да потому, что это всё старые слагаемые уже давно сложившейся культурной парадигматики, а нам хочется новых множителей, или разницы, или разделения. Потому что место это уже занято тем единственным рыцарственным образом, запечатавшим собой историю как раз в этом месте, в «затхлом» средневековье. Так упорная пробка запечатывает добрую бочку французского вина где-нибудь на одном из затерявшихся складов в старой части Парижа. А где? Где-то под землёй…Значительный исторический жест - всегда должен быть адекватен.

( автор просит извинения, если невольно задел чьи-нибудь расовые чувства)