Комментарий |

Метафизика национализма (Окончание)

Начало

Окончание

4.

Россия, всё-таки, интересная страна. В ней так всё перевернуто,
перекручено, зашпатлевано в какую-то неизмеримо глубочайшую тайну,
что невольно, где-то в глубинах себя непосредственно ощущаешь
какое-то другое измерение, какую-то иную реальность, которая живет
своею собственною жизнью. Куда не кинешь свой взор, везде всё
не так и всё не то. Иногда, например, кажется, что все автомобилисты
в России потому и автомобилисты, что приобретают автомобили исключительно
для того, чтобы пренебрегать правилами дорожного движения. Складывается
такое ощущение, что возьми отмени все эти правила к черту, и все
сразу же начнут ходить пешком, потому что станет неинтересно крутить
баранку. Прямо по Ибсену:

От века счастье выпадало
Тому, кто нарушал запреты.

(Г. Ибсен. «Пэр Гюнт». Библиотека Всемирной Литературы, М., «Художественная
литература», 1972. Перевод П. Карпа.)

Иисус к 33 годам прошёл большой путь, выполнил свою миссию и отправился
к своему Отцу на небо. В противоположность ему, наш былинный герой,
пролежав на печи до 33 лет, в этом возрасте только и начинает
понимать, что нужно как-то и пожить, что ли. Встает с печи, берет
дубину и вбивает супостатов по самые уши в землю. Или на Западе
борются с безработицей и кричат: «Берегись безработного!». В России
поют: «Атас! Берегись – рабочий класс!». И не поймешь тогда, как
воспринимать слова известного политолога: «В России всё не так,
как в Европе. У нас безработный мигрант – нонсенс». Нонсенс. Если
не принимать во внимание пару-тройку миллионов. А что? Что там
несколько миллионов туда-сюда... В России такая мелочишка на общие
показатели не способна повлиять никак. В самом деле, у них государство
на стороне своих граждан находится, а у нас – наоборот. Одна Москва
столько мизантропических примеров поставляет для размышлений,
что иногда задумываешься, какого государства она столица вообще.
А, в общем смысле, жить в России весело. Но и веселиться-то нужно
в меру. Ведь хочется, и погрустить, попечалиться или потосковать.
Нет, не получается. Вокруг одно только удивительное веселье так
и брызжет, как слюни у бульдога, в разные стороны.

Сегодня много пишут и говорят о самом процессе протекания национализма:
дискутируется его внешний вид, но это бестолковое времяпрепровождение,
ибо оно бесцельно. Так и сталкиваются между собою две точки зрения
в отношении незаконной иммиграции. Одни говорят: «Категорически
запретить». Другие – «Не вмешиваться!». Пока они между собою спорят,
никто ничего и не делает вовсе. Что-то среднее или посредственное
выдумывают. Как, например, прокуратура в отношении международного
усыновления взяла и родила, наконец-то, решение о закрытии 12
международных агентств, так как они не предоставляют отчеты о
том, как обходятся с российскими детьми в Америке. Во-первых,
на место этих двенадцати заступят двенадцать других. Во-вторых,
за такие деньги, которые крутятся в этой торговле детьми, состряпают
такие отчеты, что комар носа не подточит. В-четвертых, – кому
нужны будут эти отчеты, когда дитя уже изнасилуют или убьют: наверное,
эти отчеты нужны той государственной комитетчице, которая постоянно
разглагольствует на эту тему в телевизоре, с улыбающейся физиономией,
чтобы прикрыть этими отчётами, я извиняюсь, свою спину. Я так
понимаю, что это проявления в реальности основного философского
вопроса, в котором спорят сторонники созерцательного крыла с теми,
кто проповедует активизм. Они пока дискутируют, прокуратура имитирует
деятельность: ни вам, ни вам – никому, т.е. толку нет.

А что если просто взять и послать к черту это международное усыновление.
Я недавно побывал в детдоме – нормально. Несколько лет работал
с сиротами и трудными подростками – нормально. На работу меня
даже приглашали в детский дом – по воспитательной работе. Так
что с этим контингентом детей я очень даже знаком. Вполне прекрасные
дети. Шалят, как и все. Зато из девочек получаются хорошие жены
и матери, а из мальчиков – такие бизнесмены выходят, не чета обученным
в аспирантурах. Они приучаются с детства надеяться только на самих
себя и становятся более ответственными людьми в жизни. Конечно
же, есть и те, которые в криминальную романтику ударяются, но
если брать в соотнесенности, то вторым путем более следуют дети
из, так называемых, благополучных семей – это вывод из практического
опыта. Подход к детдомовским детям нужен человеческий и людская
забота: справедливость они очень сильно чувствуют – той самой
справедливости, которой в нашей стране до сих пор никому ни достает.

Все вдруг моментально стали эгоистично правыми всегда и во всем.
Следует отметить, что зачастую тошнит от такой правоты. Короче
говоря, с какой стороны не рассматривай, именно нашей стране с
её катастрофическим демографическим спадом, дети крайне необходимы.
Да, и родились они в России совсем не случайно: в них от рождения
уже русская воля пребывает. А мы всё жалуемся на то, как им плохо.
Плохо. Согласен. Но это совсем не значит, что необходимо поступать
по принципу: «С глаз долой, из сердца вон». Это грех: попирание
жизни. Не нам решать, где жить тому или другому нашему ребенку.
Пусть вырастут и сами принимают решения. А то получается, как
обычно, благими намерениями для иностранцев, нашему ребёнку вымащивается
дорога в ад. Примеров этому тьма. В

Вот рождается дитя; вот оно появляется на свет, и в этот же самый
момент он гармонично вливается в своё собственное русло; в нем
уже моментально оживает воля к жизни, которая так и останется
в нём до самой его смерти в виде врожденного характера и темперамента;
вот младенец испускает первый свой крик – это крик российской
воли, в которой уже заложена вся духовность и нравственность огромной
империи (совершенно неважно, какая она: «должно быть и ересям,
чтоб объявились испытанные», ибо добродетельность вообще с древнейших
времен соответствует старому изречению: «Не сделав зла, творишь
добро». То есть, какой есть человек по природе своей совершенно
неважно: главное то, что он творит) и эта духовность кричит и
волит устремиться в мир, в российском русле, в российском «общечеловеке»
– как говорит Розанов. Вопрос: кто имеет право изменять интенцию
воли, биологического инстинкта? Комитетчица из Государственной
Думы посредствам методов прошлых «вахмистров в юбках»? Самый главный
по правам человека в России, господин Лукин? Священник? Президент?
Никто. Ни одна живая душа. Даже Бог этим не занимается, не говоря,
уже о человеках... Призадумайтесь над этим, таким привычным на
слух, таким понятным и таким лживым в реальности заблуждением
– человек.

Одна философская гипотеза, примыкающая вплотную (сама себя, наверное,
примкнула) к нравственности, гласит, что душа человека есть благо,
ибо Бог благ, следовательно, и душа, как его часть так же, как
и он – благая. А если нет Бога: не существует, например, он для
кого-нибудь, то, что есть душа для того, для кого Бога нет? Такие
философы отвечают на этот вопрос так: человек просто не осознает,
что Бог существует, но это не означает того, что он не существует,
поэтому душа для такого неверующего субъекта все равно есть. В
таком случае, это же самое можно сказать и тому философу, только
он не осознает того, что Бога нет. То есть, я хочу сказать следующее:
каждый вывод, который выводится вообще, должен как бы соответствовать
двум явлениям одновременно. Когда говорится о нравственности и
духовности, то необходимо принимать во внимание, что в храм мудрости
Соломона ведут две двери: на одной, исходя из нашего рассуждения,
висит табличка с надписью: «Бог существует», а на другой – «Не
существует». Следовательно, вывод должен, в норме, проходить и
в первую дверь, и во вторую. Сегодня, как известно, заходят только
в дверь с надписью: «Бог существует». Особенно, это заметно в
вопросе, который касается национализма. Мы же выше говорили о
примитивности. Что это, с точки зрения метафизики? Это всеобщее
состояние каждого человека в момент его рождения и в момент его
смерти:

Я вхожу в лабиринт за знанием; 
Выхожу ж полнейшим глупцом. 
И не в силах понять мне – зачем 
Я вхожу в свою жизнь идиотом.

И выхожу из неё дураком? Собственно, для начала мы должны согласиться
с тем, что примитивность – это достаточное основание всего того,
что мы имеем в бытие, так как каждый индивидуум мира представляет
собою в момент рождения чистой воды примитивность. Или он есть
возможность стать кем-то другим: имеет в своих возможностях условие
роста, роста духовного, с метафизической точки зрения. Само развитие
не может быть либо нравственное, либо интеллектуальное, либо волевое.
Преобладание одного над другим сразу же порождает на свет примитивность.
Воля без разума – указывает на безмозглого мужчину, пролетария
или крестьянина, подверженного фобиям суеверий. Достоевский, в
своё время, жонглировал словами-софизмами: «Хрестьянин – крестьянин».
Это, как мы понимаем, говорит об архаичной примитивности, свойственной
приматам. Именно она и была движущей силой революционного национализма
начала прошлого века. Такая примитивность слепа в своих действиях:
ей все равно, кто ею руководит. Каждый, кто ведет стадо вперед,
тот и идол. Собственно, наша литература, начиная Толстым и заканчивая
прозаиками коммунистических времен, разукрашивая чистую прекрасность
и нравственность такой бестолковой примитивности, положили начало
её же экзальтации, и она показала всю свою убогую сущность.

Другая крайность – это интеллектуальность и высокая образованность.
Чем более ученый муж думает и рассуждает над всяческими явлениями
природы, тем ближе он с каждым шагом приближается к состоянию
примитивности. Воля, бессознательно для него, захватывает его
сознание, и он уже ничем не отличается от вышеописанного примитива.
Различие состоит лишь в том, что последний может грамотно на бумаге
изложить свои мысли. Как об этом сообщает Юнг на примере книги
уже упомянутого мною Хауэра: «Книгу Хауэра, – пишет Юнг, – нельзя
воспринимать спокойно: это история честного и добросовестного
ученого, однажды внезапно «захваченного» неведомо как и кем, который
предпринял трагическую и поистине героическую попытку использовать
все свои познания и умения с целью навести мост между темными
силами жизни и царственным миром исторических идей». Таких примеров,
как известно, история нам поставляет тьму. В одних случаях мудреца
тянет к мистике – Демокрит; в других мистика переходит в волю
к власти, к национализму – Ленин и другие; у третьих – слабеет
разум (слабоумие) – Кант, Ньютон. Но все вышеперечисленные просто-напросто
сходят с ума, становясь жертвами слепо действующей воли в природе.
Это происходит потому, что никто из них не постигал свою волю,
не познавал самого себя и не желал просветить факелом мрак своей
души, своей метафизики, своей воли. Вернее сказать, никто из них
не породнился со своим страхом, который и разбивал их изнутри.
Они пытались убежать от него в мир, но от своей воли, по определению,
убежать невозможно: она всегда, как говорится, в бухгалтерии всего
человеческого естества.

Так вот; если рассматривать преступления, которые совершаются
на расовой и национальной почве, с точки зрения примитивности,
то сразу же ребром становится вопрос о справедливости, которая
должна, по смыслу законности, воспроизвестись посредствам преступления
и наказания. Вернёмся к случаю убийства девочки-таджички в Санкт-Петербурге.
Произошло убийство дитя – мерзкое, преступное деяние. Причем здесь
национализм? Убит человек. Неважно, какие мотивы двигали преступником,
неважно кого убили – африканца, кавказца, еврея или русского,
– неважно за что убили. Само убийство как деяние уголовно-наказуемое
должно преследоваться со всею строгостью закона. Не может 282
статья УК РФ отягчать одно убийство и облегчать другое тогда,
когда её не применяют следственные органы. Хоть с ней, хоть без
неё – убийца должен получать суровейшее наказание, и он должен
числиться везде примитивным уголовником. Делать такого убийцу
героем национализма, возносить его примитивность до небес – абсурд.
В этом смысле должно быть равноправие: справедливость как равноправие
любого субъекта нести наказание за содеянное. Когда будет установлена
такая справедливость в наказании, тогда любой «националист», который
из своих солипсически алчных побуждений идет на преступление против
личности, осознает свою примитивность. Ему невозможно будет приляпаться
к чему-то большему: убийца он, и этим всё сказано.

Между двумя пластами – глупостью и ученостью, – ровными колоннами
марширует средний класс. Марширует, все как один, в одну сторону
-– в сторону достижения материального благополучия. Каждый из
этой массы созерцает впереди себя затылок впереди идущего и мечтает,
как бы самому заскочить на его место, продвинуться чуть вперед.
При этом, они своими же затылками чувствуют дыхание позади идущего,
который так же, как и они сами, приноравливается к тому, чтобы
как-нибудь успешно поставить ножку, идущему впереди него. Кто-то
в этой толпе падает лицом на каблук товарища спереди и по нему
марширует толпа. Места сразу же замещаются другими товарищами,
а те, освободившиеся, другими и.т.д. Упавший человечек, кряхтит,
стонет, пытаясь встать на ноги. Наконец-то, встаёт, приноравливается
в такт новому движению на новом месте и продолжает свой прежний
путь, снова, созерцая – но уже другой, – затылок. В этом срединном
и практичном классе, беспокойство каждого, его внутренний страх,
как бы изливается из него в другого. Эти метафизические флюиды
фобий, как молнии, сверкают тут и там, словно они являются арапником
незримого пастуха, не позволяя этому стройному шествию распасться.
Люди, в этой связи, проникаются дикой ненавистью друг к другу,
ибо в каждом другом они созерцают свой страх. А кто-то крикнул
из кустов: «Национализм!» – и вдруг со всех сторон раздаётся:
«Ксенофобия! Ксенофобия! Ксенофобия!» Смысл людям сознательно
непонятен, но внутренне они ощущают его непосредственно. И ещё
больше ненависть, и ещё больше страх, и ещё более хочется жить,
и ещё более жизнь прекрасна сейчас, чем она будет. Оптимизм берет
бразды правления в свои руки: теперь человечки верят в обещания.
«Светит незнакомая звезда. Снова мы оторваны от дома». И расстояния
между одним членом этой социоколонны и другим теперь такие же,
как и расстояния между городами. «Да, святится имя любви к дальнему.
Аминь». Вот они -– все как один и один как все маршируют стройными
рядами. Все здесь в сборе: и тургеневские лишние люди, и лишние
люди Чехова; и гоголевские люди с мертвыми душами; и булгаковские
субъекты, которых испортил квартирный вопрос; и хорошие, набожные,
нравственные люди Достоевского, – все они, в своём примитивном
солипсическом экстазе, возвышая себя в своих же собственных представлениях,
существующих в бытие как идеи, которые воспринимает некто другой,
(пока этот некто не воспримет, то и идеи не существуют вовсе),
под звуки пионерского барабана несутся в прекрасное далеко: «Ать,
два! Ать, два! Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд!»...
«И жабуа по болоту дер шлеп, дер шлеп, дер шлеп». И бывшие дворники,
подметалы московских подворотен, а ныне «его высочества» депутаты
кричат: «Мы лучшие! Мы лучше всех!» Но зачем так кричать, товарищи?
Неужели свою экзальтированность до небесных врат необходимо кому-то
внушать, внушать специально и намеренно, ибо где-то внутри самих
себя нет в этом уверенности: нужно подтверждение этому парадоксальному
феномену извне. Все сегодня оказались самыми-самыми, но выйдешь
на улицу, пройдешься по городу и тошнит, и воротит от этой прекрасности.
А в стройных рядах, позаимствовавших прошлое, всё вопит и стонет
о прекрасности шагающих в них. Выпал вдруг из ряда человечек,
сидит на обочине жизни и хочет вернуться обратно. Или не выпал,
а только думает к какому бы стаду приткнуться, что бы быть прекрасным,
как и те, которые уже в нём числятся. Нужно что-то делать, понимает
он, и делает. Что делает – известно.

Другое явление, которое как-то странно проявляется – это понятие
«фашизм». Слишком часто его произносят сегодня, слишком часто.
Иногда получается, что понятия «русский» и «фашист» – это одни
и те же формулировки. Зато в борьбу с фашизмом объединяются в
партии и общественные организации. В России не может быть фашизма,
ибо он был уже в Германии. В России это понятие неприемлемо для
употребления, так как каждый российский гражданин от самого своего
рождения – антифашист. Слишком многое нашей земле пришлось претерпеть
от фашизма, поэтому глупо сегодня кого бы то ни было в России
называть фашистом, если конечно нет какой-нибудь определенной
установки на частое использование этого понятия в лексиконе.

Также в России нет и антисемитов, в том смысле, который вкладывают
в него деятели всяческих новообразований. С другой стороны, эти
понятия должны быть в природе с той целью, чтобы объединять, например,
евреев в сообщества. Потому, как ранее мы выяснили, всякий национализм
– это объединение для борьбы с чем-то: как и сознание есть сознание
чего-то от него отличного. Есть или нет антисемитизм совершенно
неважно – главное, чтобы люди организовывались в организации,
в которых, исходя из критики того, с чем ведется борьба, возвеличивается
своё собственное. Но это западный образец образований. В России
такого никогда не было. Вокруг реального врага Россия объединялась,
но до остального никому у нас не было никакого дела. Если же говорить
о фашизме, то его цели определялись просто: нам нужны страны,
но не нужны народы этих стран. Русский же национализм или патриотизм
всегда стоял на том, что нам не нужны ни государства, ни народы
тех государств: мы беспокоимся о своей собственной стране. Поэтому
и происходило противостояние германского фашизма с советским патриотизмом,
который выходил из русского патриотизма. Но пока на территории
России будут намеренно разжигать примитивные националистические
чувство, то ли посредствам убийств инородных граждан, то ли посредствам
пропаганды фашизма и семитизма под ширмой антисемитизма и антифашизма,
ни один гражданин России не будет чувствовать себя в безопасности,
и постоянно он будет зависеть от своего страха.

Более того, невозможно тогда и помыслить о свободе каждого отдельно
взятого гражданина России. Конечно же, невозможно достичь абсолютной
свободы вне сферы творчества – поэтому она и такая привлекательная
сфера жизни для большинства, но предрасположены к ней не многие.
Посему и свободное творчество, свободное высказывание своих мнений
сегодня ставится под угрозу. И если говорить честно, то весь сыр
бор, который разгорелся сейчас в стране по поводу национализма
– это отвлечение общественного сознания в сторону от борьбы со
свободным творчеством, с творчеством литературным, поэтическим
и философским, в первую очередь. То есть, теперь указывают творческой
интеллигенции на то, о чем писать нельзя, следовательно, говорят
о том, что писать нужно. Добренькие и хорошенькие дяденьки в кабинетах
беспокоятся о здоровье смертельно больной нации. И больна она
болезнью с диагнозом – примитивность. Инфантильная, причем, примитивность.
А таблетка, которая излечивает от этой напасти, называется «мизантропия».
Сегодня эту пилюлю глотают по утрам, как мультивитамины. Наверное,
излечивает, если витаминки-мизантропки принимают. С другой стороны,
нам всегда необходимо держать в своих умах, что «невозможно служить
двум богам, ибо одного будешь любить, а другого – ненавидеть».
Стремление то к одному, то к другому, или через противное приходить
к своему собственному, всегда чревато, мягко скажем, непредвиденными
обстоятельствами в будущем. Вроде бы некий человечек такой прекрасный
аналитик, так хорошо он знаком с чужой метафизикой, так ему необходимо
проникать в другую живую клетку, чтобы размножиться там, а посмотришь
на него, приглядишься попристальнее и понимаешь, что в своей собственной
жизни он ничего вообще из себя не представляет. Как бы и не он
вовсе проживает свою жизнь. Как тот, голубоглазый влюбленный юноша
только и может действовать на глазах своей возлюбленной: она для
него как стартер, который возбуждает в нём активность. Но возлюбленная
оставляет своего любовника, и он уже ни на что не способен. Нет
в нём соли и воля спит. До поры до времени спит. Ему теперь осталось
одно единственное средство, которое разблокирует его же собственную
волю – любовь к своему страху: он становится рабом и жертвой самого
себя. Мир его уже не спасает.

«Строй выше свою пирамиду, человек!» – говорил Гоголь. В самом
деле, метафизическая пирамида индивидуальности имеет, выражаясь
метафорически, такой вид: фундамент её представляет собою примитивное
достаточное основание в виде квадрата, как и основание всякого
здания. По краям него расположены следующие силы: злая воля, добрая
воля, добрый дух и злой дух. Соединив, углы этого квадрата, двумя
диагоналями, в месте их пересечения, в центре него, пребывает
душа человека. В момент его рождения на свет Божий метафизические
флюиды изо всех точек устремляются в центр, образуя тем самым,
некую интенцию воли, которая является двигателем души вверх. Душа
начинает подниматься вверх, уподобляя всю конструкцию, египетской
пирамиде. Разнообразные силы как бы стягиваются в одну точку,
и чем выше возносится душа, тем более вся конструкция подобна
сплошной линии, в которой полностью уничтожаются грани, опуская
субъекта вновь в примитивное состояние. Огромное множество живых
существ так и остаются, кстати говоря, на фундаментальной основе
своего развития. Они не стягивают все природные силы в себя, а
наоборот, пытаются сами раствориться в них. Злая воля же, как
отображение бессознательного, содержит в себя все сочетания фантазий,
воображений, восприятий, которые, как говорит Юнг, «ещё не достигли
порога интенсивности, но которые со временем могут проникнуть
в сознание при благоприятных условиях». Также в содержаниях бессознательного
имеется весь забытый индивидуумом опыт его прошлого, все наследственные
черты поведения, из которых и состоит структура разума. Исходя
из подобных размышлений и создаёт А. Толстой стихотворение «Пустой
дом»:

Стоит опустелый над сонным прудом, 
Где ивы поникли главой, 
На славу Расстреллием строенный дом, 
И герб на щите вековой. 
Окрестность молчит среди мертвого сна, 
На окнах разбитых играет луна. 
Сокрытый кустами, в забытом саду 
Тот дом одиноко стоит; 
Печально глядится в зацветшем пруду 
С короною дедовский щит... 
Никто поклониться ему не придет, – 
Забыли потомки свой доблестный род! 
В блестящей столице иные из них 
С ничтожной смешались толпой; 
Поветрие моды умчало других 
Из родины в мир им чужой. 
Там русский от русского края отвык, 
Забыл свою веру, забыл свой язык! 
Крестьян его бедных наемник гнетет, 
Он властвует ими один; 
Его не пугают роптанья сирот... 
Услышит ли их господин? 
А если услышит – рукою махнёт... 
Забыли потомки свой доблестный род! 
Лишь старый служитель, тоской удручен, 
Младого владетеля ждет, 
И ловит вдали колокольчика звон, 
И ночью с одра привстает... 
Напрасно! Все тихо средь мертвого сна, 
Сквозь окна разбитые смотрит луна, 
Сквозь окна разбитые мирно глядит, 
На древние стены палат; 
Там в рамах узорчатых чинно висит 
Напудренных прадедов ряд. 
Их пыль покрывает, и червь их грызет... 
Забыли потомки свой доблестный род! 
(1849 год)

Итак, исходя из всего вышесказанного, мы можем сделать вывод,
что сам по себе...национализм и всяческие многообразные флюиды,
которые он порождает, или которые порождают его, в конечном итоге
представляют собою угрозу для свободного метафизического духа
нации, её свободной воли, что наносит вред всем вообще и каждому
отдельному человеку в частности. Ибо свобода – это есть самое
первейшее и главенствующее условие всех стремлений человеческого
существа, хотя он и представляет собой всего лишь жалкого раба
свободной воли. Но на этом основании ни в коем случае воля не
должна подвергаться угнетению и попранию со стороны интеллекта,
тем более с точки зрения мнимой вседозволенности сознательного
хотения. Зачем так необходима активная защита свободности в нашем
государстве? Потому что, когда Достоевский говорит, что русский
– это «всечеловек», а Розанов употребляет понятие – «общечеловек»,
то понимать мы это должны как отличительную особенность русского
от остальных национальностей. Как упоминалось выше, только в творческой
сфере бытия исчезают национальные различия; только в ней отсутствуют
эти грани, и только она является сферой абсолютной свободы. Следовательно,
эта сфера целиком и полностью присуща бессознательной воле, из
которой и произрастают, скажем так, «творческие крылья», способные
уносить человека ввысь, чтобы теряться там, в беспредельных просторах
фантазий и грез. Посему русский – это человек более творческий,
чем практичный. Деньги, богословие, практическая фобия и прочее
не имеет особенной ценности в нашем обществе. В России человек
в первую очередь должен быть интересен, а без творческого воления
не бывает вовсе интереса. Поэтому мы имеем массу Кулибиных и прочих,
за творчеством коих не поспевает ни государство и меценатство,
ни академии наук и НИИ, ни просто человеки вообще. Русские гении
творят исключительно для будущего. Именно по этой самой причине
весь мир с завистью смотрит на Россию. Здесь русский дух, здесь
Русью пахнет. Так создано Творцом. «Этот мир, – поёт Пугачева,
– устроен не нами. Этот мир устроен не мной». Совершенно правильно
и совершенно верно.

23 апреля 2006 г.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка