Высоко и низко. Окончание
Развенчание королевы
КОГДА я обрел прежнюю свою уверенность, то поднялся и сказал Езире:
— Сейчас не время. Мы должны довести до конца начатое.
— Я готова,— ответила она без колебаний.
— Ох, моя Езира! — я взял ее сосредоточенное личико в свои руки.—
Вот это мне и нравится в тебе — острота и быстрота твоего ума!
Ты не знаешь, что я хочу сделать, но уже соглашаешься со
мной.
— Я верю — ты не можешь предложить ничего дурного. И даже то, чего
я, может, не понимаю, ты уже видишь ясно — я принимаю от тебя
и то, чего не знаю. Но верю. Пусть будет девять тысяч твоих
тайных решений, но я знаю, пусть через тысячу, но я все
пойму и сама тоже буду принимать решения — с тобой вместе.
— Правильно! Это невероятно... смотрю на тебя и вспоминаю другую девушку.
— Кто она? — Езира нахмурилась.— Она из наших?
— Нет, нет, она уже не из наших. Она чуть было не присоединилась к
нам, но не хватило ей ни смелости, ни духу, ни ума. Оказалось
ни на что ни годной!
— Ее наказали?
— Нет, не успели.
— Это неправильно! Ее следовало бы наказать!
— О, да! Ты, как всегда, права, моя Езира! Конечно, ее следовало бы
наказать, она отказалась нам помогать, она выбрала обычную
жизнь, но она нам все равно поможет. Она здесь в самолете,
среди пассажиров, она меня не узнала, но я ее заметил сразу.
— Мы убьем ее?
— Нет, мы сделаем лучше — мы ее используем.
Езира нахмурилась еще пуще. Помолчав, она спросила:
— Ты хочешь ее трахнуть?
Несколько секунд я взвешивал ее предложение и раздумывал, как
поступить. Трахнуть Кристину? Хм, почему бы и нет? Можно все
устроить так, что она и не увидит моего лица, а после свалить всю
вину на террористов — я им уже вынес смертный приговор.
Теперь решал судьбу Кристины. Беда в том, что секс — чересчур
человеческое желание, а сейчас я не мог себе позволить
человеческие желания. Мне стоило взглянуть в горящие южным солнцем
маслинки Езиры, чтобы понять, как следует поступить.
— Я не имею пока что права овладеть тобой, хотя и желаю этого больше
всего на свете, а ты предлагаешь мне ее?
Езира улыбнулась и поцеловала мне руку — я по-прежнему сжимал ее
смуглое личико. Она была женщиной, а значит, какой бы злодейкой
не была, могла и не принять насилие над другой женщиной. К
тому же, я сделал ей весьма милый комплимент.
— Мы используем ее,— повторил я.— В свое время она отказалась
последовать за нами. Она с удовольствием слушала о нашем великом
деле, она хотела уже сейчас насладиться его плодами, но
участвовать в нем она не захотела. Ее восхищали наши герои, но
она думала, что эти герои находятся от нее на безопасном
расстоянии: в хрониках, историях, легендах. Когда они узнала, что
герои живут и поныне, что они могут прийти к ней и
потребовать от нее исполнить свой долг, она предпочла бежать,
спрятаться, выбрать себе в мужья не героя, но презренного
лавочника, она думала, что мы не найдем ее. Она верила, что если
поступит так же, как и все, то будет жить спокойно до конца
дней своих. Она ошиблась. Хочет она того или нет, но мы ее
используем.
Говорил «мы», а подразумевал под этим «я». Почти что сравнялся с
царями и императорами, превратился во множественное число — мне
вдруг стало тесно в собственной оболочке. По телу пробегали
какие-то судорожные импульсы. Не знаю, что тому было
причиной: недавние жгучие поцелуи Езиры или радость по поводу
собственной удачной выдумки.
— Что мы сделаем? — спросила Езира.
— Я снял с тебя пояс потому, что он предназначен не для тебя. Ты
должна жить, Езира, ты слишком ценна для нашей организации.
Пояса предназначены для слабых, тех, кто предал и оставил нас,
но кто нам все же пригодится. Приведи сюда ту девушку. Ее
зовут Кристина, она одета в темно-синий жакет и короткую
черную юбку. У нее длинные русые волосы, золотые крапинки в
глазах, черные брови...
— Словом, она очень красивая,— прервала меня Езира.
Я умолк и заговорил снова лишь после того, как Езира виновато опустила ресницы.
— Если не найдешь ее по моему описанию, просто скажи, чтобы она
встала и подошла к тебе.
— А если она не встанет?
— Тогда позовешь меня. В любом случае надо привести ее сюда. Мы
оденем на нее твой пояс — так будет справедливее.
— Но...— Езира поколебалась и продолжила.— Ты ведь знаешь, что
взрывчатка ненастоящая?
— Конечно, знаю. Главное, чтобы об этом не знала Кристина и
остальные люди: пассажиры и те, другие, на земле. Подрывное
устройство существует?
— Нет.
— Сойдет обычный мобильный телефон. Ничего страшного. Приведи ее
сюда. Надень пояс. Потом мы посадим ее снова среди заложников.
Пусть трясется от страха и заодно стережет остальных. Мы же
покинем самолет — его взорвут снаружи, я уже сообщил Асхабу.
Должно создаться впечатление, что мы ведем переговоры
изнутри самолета, а на самом деле переговорами займутся другие
люди.
Езира восхищенно внимала новому плану и, в отличие от Асхаба, у нее
не нашлось никаких излишних вопросов. Я еще подивился тому
обстоятельству, что Езира с неудовольствием восприняла мое
раздумье над тем, не овладеть ли мне Кристиной, но с легкостью
согласилась спалить ее в огне взрыва. Но, как оказалось,
сама Езира дивилась другому.
— Все-таки странно,— промолвила она, пытливо глядя на меня снизу
вверх.— Как можешь ты сдерживаться? Я женщина, со мной все
понятно, но ты? Почему не возьмешь меня прямо сейчас?
— Езира, до поры все свои желания я держу в кулаке. Но когда-нибудь,
обещаю, я покажу тебе всю ладонь, хочешь?
Самое простое я выполнил уже сейчас — разжал ладонь. Угрюмое личико
Езиры озарилось загадочной улыбкой. Девушка тоже разжала
свою ладонь и поднесла ее к моей. Наши пальцы переплелись. Мы
снова поцеловались. Она целовалась так, как нападает акула —
закатив глаза и хищно приоткрыв рот. Именно тогда я
уверовал, что полностью установил контроль над группой: ведь именно
Езира была ее душой, а не Асхаб.
— Поспеши! — сказал я ей.— Времени остается совсем мало, скоро посадка.
Езира направилась в эконом-класс. Я подглядел из-за кухонной шторки:
помощь стюардессы не потребовалась, Езира сразу же
обнаружила Кристину. Уверен, что даже мое описание внешности и
одежды не понадобилось — Езира руководствовалась своим чутьем.
Так что здесь все было в полном порядке. Я вышел в
бизнес-класс, огляделся. Асхаб по-прежнему спал. Спал тревожно,
дергался. Интересно, а что ему снится? Не иначе смеющиеся бараньи
кишки в гольфиках. Вряд ли он их одолеет. Юнус лежал,
скрючившись, на трех сиденьях. Я и проверить не стал, в каком он
состоянии. Честно говоря, мне было на него наплевать. Буб
глядел в иллюминатор. Бутылка коньяка была пуста, а вот фруктов
и конфет на подносе оставалось еще немало.
— Город,— сказал мне Буб, тыча в иллюминатор.— Город.
Я тоже посмотрел и увидел далеко внизу в прорехах облаков знакомые
очертания Ганновера, где бывал не раз.
— Отлично,— сказал я. И пояснил Бубу: — Это уже Страсбур.
— Ага, Страсбур! — подтвердил Буб, не отрываясь от иллюминатора.
Сейчас он напоминал школьника, впервые выбравшегося с экскурсией за
границей. Впрочем, наверняка он на самом деле никогда до
того не был за рубежом. Я ему немного рассказал про Страсбур,
чтобы, когда Асхаб проснется, Буб сразу же убедил его, что мы
на месте. Такие простодушные увальни, как Буб, идеальные
передатчики нужной информации. Сами безоговорочно верят в
сказанное и других своей верой заразят.
Я вернулся на кухню. Езира и Кристина уже были там. Спиной ко мне
стояла Кристина. Голой спиной. Езира раздела ее до пояса. До
сих пор не знаю, то ли сделала это просто для того, чтобы
удобнее было обернуть вокруг тела пояс со взрывчаткой, то ли
хотела унизить Кристину. В салоне было довольно тепло, но
Кристина дрожала — я отчетливо видел покрывавшую ее гусиную
кожу. Потом уловил странные звуки: прерывистые, тонкие, слабые.
Лишь спустя некоторое время сообразил, что это всхлипывает
Кристина. Я никогда не слышал, как она плачет, наша королева
Кристина. Оказалось, так же, как все.
Дабы было сподручнее, Езира положила свой пистолет на столешницу.
Весьма неосмотрительно с ее стороны — уж я-то отлично помнил,
как мгновенно наша королева может превратиться из слабой и
беспомощной пташки в надменную торжествующую владычицу
положения. Было такое, было: я спешил ей на помощь, а после меня
отпускали восвояси, одарив напоследок лишь вежливой улыбкой.
Кристина тоже умела пользоваться людьми. Вряд ли, конечно, в
самолете, захваченном террористами, она осмелилась бы на
прежние игры, но я все-таки взял пистолет. Кристина уже
видела, как справились с Езирой, и могла вообразить, что и ей
подобный подвиг под силу.
Почувствовав еще чье-то присутствие, уловив, должно быть, шорох и
движение мой руки, схватившей оружие, Кристина хотела было
обернуться, но я приставил к ее затылку пистолет и приказал:
— Не шевелись! Стой как стоишь!
В салоне она меня не узнала, но я не собирался рисковать. Что же до
голоса... Голос мой переменился, охрип, потому что я видел
обнаженную спину Кристины. Она начала дрожать еще сильнее:
поняла, что за ее спиной стоит мужчина, один из террористов.
Да, на ее месте я бы тоже занервничал.
Езира продолжала укреплять пояс, но только гораздо выше, чем
следовало. Это уже был не пояс, а нечто вроде чудовищного
бюстгальтера. Собственный бюстгальтер Кристины и ее темно-синий жакет
валялись тут же. Похоже, Езира собиралась в таком виде
выпустить Кристину к остальным пассажирам. Я оценил прием и
из-за плеча Кристины кивнул одобрительно — Езира только
усмехнулась, немилосердно дергая подругу моего детства, получше
укрепляя пояс. Когда самолет слегка тряхнуло — попали, верно, в
воздушную яму — Езира съязвила: «Пристегните ремни,
уважаемые пассажиры!» — пропела она, подражая стюардессе, и потуже
затянула ремень, охватывающий пояс. Кристина же даже охать
боялась.
— Скажи мне,— произнесла вдруг Езира. Я с недоумением уставился на
нее, но она обращалась к Кристине.— Скажи мне, жена
лавочника, хорошо тебе живется?
— Да, да! — заговорила, торопясь, Кристина, надеясь, что хорошая
жизнь не заслуживает смерти.
— Ты врешь! — прошипела Езира и дернула Кристину посильнее.— Такая
жизнь не может быть хорошей! Спокойная жизнь слабой
изнеженной предательницы...
— Я никого не предавала,— прошептала Кристина.
— Опять чертово вранье! — Езира совершенно неожиданно пришла в
ярость — она вскочила и залепила королеве пощечину. Вот это было
здорово — королева получает пощечину от «цыганки».— Вспомни,
вспомни хорошенько, предавала ли ты кого-нибудь в своей
жизни?
Бедная Кристина, ошеломленная ударом, долго молчала. Вспоминала ли?
Или просто смотрела завороженно на свою мучительницу? Я не
знаю, я держал пистолет у затылка Кристины.
— Д-д -да,— медленно ответила, наконец, она. Кристина начала
заикаться от страха.
— Что да?
— Я п-п-предавала.
— Кого?
— Одн-ного человека... Давно. Но мы п-просто были с-слишком разные,
мы хотели разного, понимаете?
— Нет!
«Вспомнила,— подумал я.— Она все же меня вспомнила. Понадобилось
пригрозить ей смертью, чтобы она ко мне вернулась: хотя бы в
собственной памяти. А может, просто опять воспользовалась мной
— боится и не понимает Езиру, вот и вспомнила обо мне на
худой конец. Что ж, спасибо и на этом, королева...».
— Он... он был необ-быкновенный,— продолжала Кристина.— ...но... но
часто он п-пугал меня!
— Пугал?
— Ин-ногда я д-думала, что он безумец! А мне н-не нужен был такой...
такой,— Кристина, наверное, хотела сказать «безумец», но
испугалась реакции Езиры и поправилась: — Такой
н-необыкновенный, слишком необыкновенный... Однажды еще в-в университете
мы с-ставили «П-призрака оперы», знаете?
— Нет!
— Эт-то мюзикл, хороший мюзикл, правда! Я там п-пела, у меня хороший
голос, все так г-говорили... И потом имя т-такое же, как у
героини. А он играл П-призрака, конечно. П-потом мы часто
б-бродили по университетским подвалам, из-зображали сценки из
мюзикла, в-воображали, что это п-подвалы п-парижской
о-оперы, д-дурачились...,— судя по звуку Кристина даже пыталась
хихикать.— А з-затем я решила с-сказать ему, что уезжаю и
п-петь не б-буду больше... Он так рас-сердился, орал на меня,
пригрозил, что не в-выпустит из меня из подвала — мы там тогда
были... Он п-приказывал, чтобы я п-пела для него, что он
П-призрак оперы... Он... он уже не дурачился, он к-как будто
в-верил, что он д-действительно П-призрак! Представляете? Это
же н-ненормально! И потом я не любила его...
— Хватит! — маленькая Езира выглянула из-за Кристины, снова
обращаясь ко мне.— Господи, большей чуши мне выслушивать еще не
приходилось! Ты прав, она полное ничтожество! И знаешь, мне
кажется, тебе все же стоит ее трахнуть! Хороший урок и для нее,
и для его лавочника, правда! Давай, я потерплю ради, ха-ха,
нашего общего дела! Наклони ее пониже, я здесь ее подержу.
Сорви юбку, стащи дорогие трусики и взгрей по полной
программе!
Черт, это был большой соблазн и сложный выбор, признаюсь вам честно!
Я молчал, по-прежнему уткнув пистолет в затылок Кристины,
которая от потрясения даже всхлипывать перестала.
— Давай же! — подначивала моя демоница.
Сейчас затрудняюсь вам сказать, какой выбор я бы сделал. Но, к
счастью, тут на кухне появился Асхаб.
На земле и под землей
ОН выспался и готов был к дальнейшим действиям. Тем не менее,
представшая его глазам сцена немало Асхаба озадачила.
— Что здесь происходит? — буркнул он.
— Не волнуйся, все идет по плану,— опередила меня Езира. Она явно
гордилась оказанным ей доверием. Она давно мечтала свысока
бросить Асхабу вот такую фразу.
— По какому плану?
Езира удивилась неведению главаря, но потом, видно, подумала, что
это своеобразная проверка и быстро пересказала то, о чем я
говорил ей я. К концу этой речи Кристину снова начала бить
крупная дрожь.
— Гм, вот оно что,— пробормотал Асхаб.— Да, хитро... Почему сразу мне не сказал?
Вопрос, конечно, ко мне. Я знаками показал, что не хочу говорить при заложнице.
— Ладно, уведи ее к остальным,— распорядился Асхаб.
Дулом пистолета я управлял движением Кристины, следя за тем, чтобы
она постоянно находилось ко мне спиной. Езира приняла ее у
меня и потащила в эконом-класс.
— Излишние предосторожности,— сказал Асхаб по поводу пистолета.—
Неужели ты думаешь, что эта девочка бросилась бы на тебя?
— А ты видел Юнуса? Его ранил один из заложников.
— Да,— Асхаб помрачнел.— Мальчишка совсем плох.
— Его придется бросить в самолете.
— Хорошо. Когда уходим?
— Мне сообщат.
— А переговоры? Тех наших людей не засекут локаторами?
— Не волнуйся, у них техника получше, чем у спецслужб.
— А заложники? Эти бараны не бросятся врассыпную, едва мы покинем самолет?
— Пока там будет девчонка с взрывчаткой, они не сдвинутся с места.
— Да,— подтвердила вошедшая Езира.— Я им сказала, что у нас пульт
дистанционного управления. Они там совсем окоченели от ужаса.
Никуда не денутся! Смотрят на эту полуголую дурочку.
— Как она? — спросил я.
— Нормально,— Езира пожала плечами. Потом вдруг прыснула со смеху и
объяснила: — У нее одна грудь заголилась, а она пояс не
поправляет — боится взрыва.
На кухню заглянула стюардесса.
— Извините,— пролепетала она.— Мы садимся. Нужно занять свои места.
Мы все прошли в салон. Буб уже сидел в кресле, застегнув ремни и
улыбался нам. Из-под Юнуса в проход натекла черная лужица —
стюардесса весьма изящно через нее перешагнула. Езира сразу же
заняла свое место, а я и Асхаб прежде навестили кабину
пилотов. Я связался с землей и передал по-немецки, что террористы
будут покидать самолет по аварийному выходу в начале
салона. Также попросил, чтобы самолет посадили где-то на отшибе
аэропорта, поближе к каким-нибудь строениям — убедить
террористов, что они могут легко покинуть аэропорт бегом через
чистое летное поле было бы трудно.
— Все в порядке,— сказал я Асхабу,— Проход для нас готов. Наши люди уже рядом.
Асхаб напоследок погрозил пилотам автоматом, и мы сели в кресла.
Оружие положили на колени. Я подумал, а как же Кристина? Ведь
она-то наверняка не в кресле и не пристегнулась никакими
ремнями, кроме тех, которыми ее опутала Езира. Так и стоит там с
оголившейся грудью и бутафорской взрывчаткой. А вдруг
взрывчатка настоящая?
От этих тревожных мыслей меня отвлек город Ганновер, стремительно
приближавшейся за иллюминатором. Как я и просил, и как
требовали того известные меры предосторожности, самолет сел на
отшибе аэропорта. Пока мы стремительно катили по посадочной
полосе, я вглядывался в пробегающие мимо окрестности, но не
заметил ничего подозрительного.
Нас подогнали к каким-то ангарам. Людей рядом не видно. Самолет
дрогнул и, наконец, замер.
— Вот мы и прилетели! — произнес Асхаб, слабо улыбаясь. Я внезапно
понял, что он боится — он страшно побледнел и вспотел. Что и
говорить, я тоже волновался.
Мы встали. Я сразу же прошел к аварийному выходу. Мне надо было
спуститься первым — для начала. Чтобы потом я бы точно не
спускался первым. Стюардесса нашла приставную лестницу, специально
предназначенную для экстренного спуска. Асхаб, Езира, Буб
держали оружие наготове. Как и положено стюардессе, она
самостоятельно открыла люк. Свежий воздух ворвался внутрь,
подобно взрыву. У меня даже голова закружилась. Казалось, сам
воздух в самолете настолько пропитался моими фантазиями, что при
открытом люке все грозило кончиться гораздо раньше
положенного срока. Без всякого спроса, я спустился первым. «Будь
осторожен» — шепнула мне вслед Езира, но кто бы мне сказал, что
это значит — быть осторожнее? Я всерьез опасался, что
какой-нибудь нетерпеливый сотрудник спецслужб, не разобравшись,
всадит мне пулю.
Но обошлось. Я покрутился под брюхом самолета, огляделся, увидел те
же ангары и ни души вокруг. Основные здания аэропорта были
довольно далеко. Я вернулся в самолет и доложил, что путь
свободен.
— Надо взять кого-нибудь из заложников на всякий случай,— высказал
Асхаб весьма разумное предложение.
Я хотел было его отговорить, но потом решил, что дальше с
террористами и заложниками, которых они возьмут с собой, пусть
разбираются местные спецназовцы, а я и так уже сделал достаточно.
Мне оставалось сделать совсем немного. Асхаб отправился
выбрать заложников. Я двинулся за ним, ждал на кухне. При посадке
самолет несколько раз тряхнуло — фрукты разлетелись по всей
кухне, подбирать я их не стал. Это работа стюардессы.
Вскоре показался Асхаб с тремя заложниками. Откровенно говоря, даже
не помню, кого он взял. Какая разница? Главное, среди них не
было Кристины.
— Не задерживайся! — крикнул мне Асхаб.
— Я мигом! — ответил ему я и не солгал.
Разве много времени нужно для того, чтобы приблизиться к самой
шторке, отделявшей кухню от эконом-класса? Кристина стояла совсем
рядом от входа. Я увидел ее и притянул спиной к себе.
Потянул за ремни. Пассажиры, наверное, увидели, как она
наполовину в этих шторках утонула, притянутая невидимой силой.
Кристина была словно мертвая, повиновалась мне, но и только.
Я отвел в сторону ее длинные волосы и поцеловал в затылок, точно в
то место, куда недавно тыкал пистолетом. От этого нежного
прикосновения она вздрогнула всем телом, как если бы получила
удар током — удар, приводящий в движение зарядное устройство.
Кристина разом лишилась последних чувств и повалилась
вперед. Я дал ей упасть: знал, что ее подхватят там, в салоне. И
не из-за человеколюбия, а из банального эгоизма и инстинкта
самосохранения — взрыва они боятся.
Когда я подбежал к аварийному выходу, Асхаб с заложниками и Буб уже
покинули самолет. Езира дожидалась меня.
— Где же ты был? — спросила она нетерпеливо и с придыханием.— Скорей, скорей!
Я приобнял Езиру за талию, чтобы помочь ей спуститься, но не успел.
Или успел? Вообще-то я нарочно медлил. Раздался громкий
хлопок, а потом тотчас череда грохочущих автоматных выстрелов.
Оглушенные мы упали прямо у выхода. Снаружи раздавались
выстрелы, постепенно смолкавшие. Езира дернулась было вперед —
почти как минуту назад Кристина, но я не дал погибнуть моей
демонице. Я обнял ее и не выпускал.
— Тихо, тихо! — шептал я ей.— Помнишь, помнишь, что ты мне говорила?
Что поверишь и в девять тысяч моих решений, идущих одно за
другим. Верь мне, верь. Ты самый ценный для нас человек!
Террористы отправились туда, куда им и дорога — упали с небес на
землю, а потом отправились и под землю, в самый ад. Я не мог
отпустить туда Езиру.
Выстрелы смолкли, наступила тишина. Или мы совсем уж оглохли? Долго
мы так лежали — я и Езира. Она больше не вырывалась, только
дышала тяжело. Теперь не она, а я гладил ее по волосам,
успокаивал. Потом я уловил первый звук — это были чьи-то
осторожные шаги. Кто-то приблизился к самолету и вскарабкался по
лестнице. Мы молча ждали, когда в проеме появится гость.
Ожидали увидеть человека, а вместо него показалось какое-то
привидение в черном и без лица. Очередное чудовище, которым я
вряд ли сейчас смог бы управлять. Это был спецназовец в маске,
защитных пучеглазых очках и с автоматом. Забавно, что он
принял Езиру за заложницу, а наши объятия — за смертельный
захват. Взял меня на мушку. Поверил, что я тоже террорист.
Они мне все поверили.
Новая картина
ОСТАЛОСЬ рассказать о сущих пустяках. Асхаб и Буб погибли недалеко
от самолета. Из заложников, вышедших из самолета, никто не
пострадал — шумовая бомба всех их повалила, а вскочить никто,
разумеется, не посмел. Кроме террористов. Их и подстрелили.
Рассказывали, что Асхаб упал сразу же, а здоровяк Буб, даже
подстреленный, сделал еще несколько шагов, пока не упал,
прошитый автоматной очередью. Юнус умер в больнице, не приходя
в сознание. Личность высокого старика так и не установили:
документы у него оказались фальшивыми. О многом могла бы
рассказать фотография, которую выпросил у меня Асхаб. Она,
очевидно, была ему дорога, но снимок пропал неизвестно куда. Я
подозреваю, что из самолета Асхаб вышел, сжимая фото в руке,
будто бумажную иконку, а когда упал, снимок выпал и был
унесен ветром. Во всяком случае, при Асхабе никакой фотографии не
нашли.
Кристина сейчас находится в психиатрической лечебнице. Шок,
понимаете ли. Она, конечно, не свихнулась, но доктора говорят, что
лечение необходимо. Уж не знаю, почему она так
переволновалась — взрывчатка и вправду была ненастоящей. Говорят, Кристина
терпеть не может любых прикосновений, особенно со спины, и
панически боится самолетов. Так что если и поедет
когда-нибудь проведать родных, то только на поезде. Ее мужа я видел по
телевизору, он выглядит несчастным. Еще бы! Не скоро
Кристина позволит ему до себя дотронуться!
Мне тоже досталось. Несмотря на все то, что я сделал для этих
неблагодарных, меня выволокли из самолета, положили на бетон,
грубо обыскали. Затем еще долго держали, допрашивали. Неужели я
был настолько убедителен в роли террориста? Но в итоге
справедливость была восстановлена, чему в немалой степени
способствовали рассказы пассажиров и членов экипажа. Их ведь тоже
допрашивали. С некоторыми из них я столкнулся в длинных
коридорах спецслужб. Тот самый пожилой господин, что обещал
присмотреть за пассажирами, подарил мне иконку — настоящую, в
отличие от фото, что носил с собой Асхаб. Подарок мне вручили
на ходу, я даже заподозрил, что пожилой господин имеет
отношение к «нашей организации» и пытается мне передать какое-то
секретное послание — уж очень ловко он сунул меж моих пальцев
небольшой квадратик бумаги. Сотрудник спецслужб, который
меня сопровождал, тоже так подумал: он немедленно нас
остановил и потребовал показать ему, что у меня в руках. Потом,
конечно, иконку вернул. Подарок был скромный, но со смыслом:
иконка изображала архангела Михаила, побеждающего дьявола.
Истинный пример героизма и великой победы! Я всегда хотел стать
ангелом. И не потому, что они бессмертны, а потому, что у
них нет неосуществимых желаний. Как у людей и демонов.
Пассажирам настоятельно рекомендовали не говорить о моей необычной
роли в операции по освобождению самолета. Но они, разумеется,
думали об этом и рассказывали своим родным и знакомым. Сей
покров тайны, столь идущий настоящему герою, а также
молчаливая признательность, даже обожание, носившееся в воздухе,
грели мне душу куда сильнее, чем газетная шумиха. Я, в который
уж раз, убедился в правоте собственного открытия: смысл
жизни, который диктуют нам морально-этические правила, обычно
заключен в другом человеке — самолюбование не приветствуется.
Но если человек нас предал, смысл исчезает, а правила
надлежат отмене. Отныне весь смысл заключен во мне, и я по праву
могу диктовать свои правила остальным. В этом нет угрозы — я
человек разумный и справедливый. А было бы иначе, еще
неизвестно, что бы с нами со всеми стало.
Езира в тюрьме. Суда пока не было, сколько ей дадут, неизвестно. В
своих показаниях я постарался ее максимально выгородить перед
правосудием. Боюсь, только Кристина может ее погубить. Но
до поры Кристина никому не может внятно объяснить, что с ней
произошло на борту. Мне передали, что Езира держится
молодцом, нисколько не унывает. Рассказывает обо всем очень скупо,
лишь однажды ее прорвало: «Не вы, а мы контролируем
ситуацию,— сказала она.— Наши главные люди на свободе, вы их
упустили, они опережают вас на тысячи и тысячи решений! Ничего еще
не кончилось, ничего еще даже не начиналось по-настоящему!
Надо только немножко подождать...». Все считают ее слова
блефом хорохорящейся истерички.
Но Езира права. Да, надо подождать. Скоро мне предстоит покинуть
Ганновер. Сегодня я долго гулял, покончив, наконец, с
назойливыми допросами. Жутко проголодался, но центральные улицы были
запружены народом, кафе переполнены. Я дошел до церкви
Святого Эгидия, хотя это на самом деле и не церковь даже, а руины
— храм разбомбили еще в годы второй мировой войны. Тут над
Ганновером когда-то летали и другие самолеты. Недалеко
обнаружил весьма уютное кафе и сытно отобедал. Похлебал гороховый
суп с креветками. Отведал мясной рулет с начинкой из
петрушки и семян пинии, обильно политый соусом, приготовленным из
сладкого перца и майорана. На десерт у меня были яблочный
штрудель с ванилью и черный кофе. Потом не удержался и заказал
еще кусок творожного торта с малиной и кружочками ананаса.
Очень вкусно. Я аж облизнулся несколько раз со смаком. Люди
за соседним столиком посмотрели на меня даже как-то
испуганно. В другое время я бы смутился, а сейчас и бровью не повел.
Я продолжал оставаться свободным.
Насытившись, я откинулся на спинку стула и обвел взглядом улицу,
виднеющуюся поблизости церковь Святого Эгидия. Времени было
достаточно. На свободу Езира выйдет еще нескоро. Я успею
составить новую картину, более подробную и блестящую, чем прежняя.
Езира в нее поверит, поверят и другие. Я уже ощущал, как
элементы будущей мозаики покидают привычные места в реальности
и начинают кружиться подле меня. Вот, например, та же
церковь, она уже разрушена. Скоро, очень скоро новая картина
начнет вырисовываться.
Я жду прилива вдохновения.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
