Онтологические прогулки

С неба звездочка упала...
Русская непристойная частушка

Можно назвать это глобализацией, но лучше — приметами времени.
Греческие храмы похожи друг на друга как братья-близнецы.
Римские, пожалуй, тоже, будь то в вечном городе или в одной из
бесчисленных Кейсарий или Аугуст. Шартрский собор от Реймского
по фотографии отличишь вовсе не сразу. Египет просуществовал
4 тысячи лет, сохраняя дух и стиль, и никто не говорил о
глобализации, а если и говорил, то сейчас это несущественно.

Что перед нами: новая (или не очень новая) страшилка, очередной миф
в плохом смысле слова или действительная проблема? Не будет
большим преувеличением сказать, что любые нагоняемые
масс-медиа страхи притянуты за уши. Ослиные уши медиа-Мидаса.
Истинные беды подкрадываются незаметно. Их предрекают
пророки-одиночки, которых (почти) никто не слушает. О глобализации же
говорят глобально, чаще всего не утруждая себя дефинициями.
Итак, априори заметны два свойства явления: 1) о глобализации
известно глобально; 2) что это такое, толком никто не
знает.

Разумеется, чем непонятнее, тем страшнее. Антиглобализационное
движение крепнет и набирает мощь. Футурологи в деталях выписывают
мрачнейшие картины гибели человечества. Не кометы,
метеориты и звездные войны погубят мир, а корпорации, мирным путем.

Пишутся сотни книг, в названия которых входят слова «глобализация»
или «антиглобализация». Как грибы после дождя (денежного,
конечно) вырастают заведения вроде такого: Институт проблем
глобализации (по ссылке ходить не обязательно и позволим себе
впредь воздержаться от ссылок такого рода). С этим все
просто: нет проблемы — нет института, нет институтских денег и
правительственных субсидий.

Глобализация, антиглобализация... Бинарность будет преследовать нас
и дальше. Это естественно, ибо, отталкиваясь от общественных
страхов, дальше уровня хорошо/плохо дискурс завести трудно.
Чем смущает глобализация, и что все-таки под ней понимают,
пусть приблизительно, раз уж нет канонических определений? У
глобализации видятся две ипостаси: 1) эстетическая; 2)
экономическая. Во-первых (или во-вторых), мир наполняется
одинаковыми предметами, от фломастера до блочной многоэтажки.
Во-вторых (или во-первых), рынок захвачен несколькими
концернами-монстрами, зачастую монополистами.

Итак, по порядку. Попытаемся разобраться в опасности и в генезисе
обоих проявлений глобализации. Унификация пейзажа и интерьера
— явление далеко не новое, как уже было сказано выше. Но,
опять же, даже неновое явление способно... не существовать.
Итак, есть ли эстетическая унификация? С одной стороны, любой
стиль, однажды зародившись, существует вечно, и,
следовательно, человечеству доступны все стилистическое богатство
предыдущих эпох, хотя бы в виде репродукций на стенах. С другой
стороны, поверх обоев можно, конечно, повесить японскую
миниатюру и африканскую маску, но мебель придется все равно
покупать в магазине ИКЕА, а дом снимать такой, какой сдают. Итак,
выбор есть, но он ограничен, и клиенту запросто может
ничего не приглянуться в предлагаемом ассортименте. Дело здесь не
только и не столько в цене. Плоха не одинаковость, а
некрасивость. Беда не в массовости воспроизведения, а в том, что
воспроизводятся образцы, по которым плачет помойка, а не
конвейер. Множатся и хаос, и вакуум одновременно.

Резонно географическое уточнение. Одинаковость, похожесть предметов,
как сказано, наблюдалась всегда, но в прежние века стиль не
выходил за рамки страны или, скажем общее, цивилизации. С
другой стороны, мир ограничивался рамками цивилизации, ибо
другие народы считались варварами.

Отсутствие белых пятен на карте — вот что, кажется, смущает
боязливцев-антиглобалистов больше всего. Цивилизация расползлась на
весь глобус. Новых земель нет. Все открыто и пущено в дело.
Упомянутые теоретики честны, по крайней мере. Начало
глобализации, таким образом, относится ко времени появления первого
адекватного глобуса.

Что же с экономикой? Глобализация, смеем заметить, есть
специализация. И началась она в период отхода от натурального хозяйства.
В деревнях были пахари, но были и кузнецы, мельники, а на
рынках можно было купить все, что можно было купить, от
подковы до поросенка. И никто не говорил о глобализации. Не
говорили о ней и во времена городской культуры, цеховые
мастеровые времена, хотя недовольных, как всегда, хватало.

Впрочем, довольных тоже. Качество продукции, с одной стороны, и
социальная защищенность работников — с другой есть безусловные
цеховые преимущества. Минусы очень быстро переходят в плюсы и
наоборот.

Глобализация есть и централизация (сосредоточение управления фирмой
и капиталов в одних руках) и децентрализация. Ибо
«фирменные» товары доступны повсюду и качество жизни (в грубом смысле)
мало разнится от места к месту.

Пицца, гамбургеры и китайский фаст-фуд есть глобализация. Но они же
знаменуют собой расширение рациона. Магазины всего мира
напоминают друг друга как братья-близнецы. Да, это так. Мир
становится тесным и близким. Значит ли это, что люди стали лучше
понимать друг друга? Безусловно. Мир превращается в
глобальную деревню. Поляризация мнений не чужда любой деревне.

Одни (на 624 страницах) выступают против брендов. Другие,
оригинальничая, называют детей именами известных брендов. Таким
образом, перехлесты от стандарта к оригинальности присущи даже
очень простым действиям. В этом есть своя магия. Мальчик по
имени (не фамилии) Версаче не может не стать богатым и
счастливым.

На другой стороне баррикад — свои аргументы и ритуалы. Хактивисты
(хакеры брендов) утверждают, что проблема глобализации в
пустоте брендов. Главный метод борьбы — черным маркером
превратить лощеные лица моделей на уличной рекламе в черепа,
отпугивающие «пустыми» глазницами и ртами, застегнутыми на молнии.
Что понимается под пустотой? Хорошо, если отсутствие тайны и
ритуалов в духе Бодрийяра.

Большие корпорации плохи тем, что в их недрах исподволь зарождается
и расцветает коммунизм. Много бесполезных работников, много
ненужной бюрократии, понижение ответственности каждого
отдельно взятого работника и, как следствие, падение качества,
повышение цен.

Но сводить дело к экономике — это уже марксизм. Значит, речь идет о
явлении куда более глубоком, чем простая
(анти)монополизация. «Нарративная функция теряет свои функторы: великого героя,
великие опасности, великие кругосветные плавания и великую
цель. Она распыляется в облака языковых нарративных, а также
денотативных, прескриптивных, дескриптивных» (
Ж.-Ф.
Лиотар). Как сказать. Великий герой Геракл в повседневном сознании
существует скорее как герой диснеевского мультика, чем как
герой классического мифа. Его могли звать по-другому.
Собственно, и зовут. По правде, это совсем другой Геракл, но он
есть, существует. Великий герой Майкл Джексон, нимфа Бритни
Спирс и т. п. — чем не Пантеон? О Мадонне и говорить не
приходится. Великий бренд Шанель — чем не подвиг девы-воительницы?
Все продолжается под новыми именами. Прежде мы называли это
народным образованием и балаганами. Теперь зовем массовой
культурой.

Беда цивилизации в том, что имен этих все еще слишком много, в
результате происходят нестыковки. Грубо говоря, экономист не
поймет историка. И, хуже того, не хочет понимать. Философ не
поймет ни того, ни другого. Литератор глупее всех. А будущее
все-таки за культурологией как за моделью глобализации в
науке.

У эпохи должен быть стиль. У эпохи непременно есть стиль, даже если
она этого не осознает. Но желательно, чтобы все-таки
осознавала. Вопрос не в том, нужно или не нужно тиражировать.
Вопрос в том, что тиражируется. У эпохи должны
быть символы. Желательно ей их навязать, иначе она справится
сама и не лучшим образом.

Если глобализацию понимать как расширение ареала «цивилизованного»
мира в ущерб «варварскому», то нужно признать честно, что
простора у этого самого «цивилизованного» мира осталось
немного. Мусульманские страны и, пожалуй, всё.

Таким образом, вечная дихотомия — цивилизация и неидентифицируемые,
неклассифицируемые варвары — свелась к дихотомии куда более
четкой. Запад/восток. В этом тоже не много нового. Проблема,
практически в ее нынешнем виде, существовавала уже во время
крестовых походов. Тоже запад/восток, тоже странная империя
не там и не там, от которой постепенно отваливаются куски,
и крохотное искусственное государство в Палестине,
обреченное просуществовать не больше 100 лет. Это тревожно. Остается
надеяться, что история воздержится от самоцитирования.

Антиглобализация есть расшатывание запада изнутри. Глобализация —
тоже. Выстоит ли запад? Бывало хуже.

С совсем уж глобальной точки зрения все идет волнами, конечно. И
любое действие не только вызывает противодействие, но и само по
себе инвертируется неизбежно и с завидной периодичностью. А
нам, сегодня... Наука была любить ближнего. О ненависти к
дальнему, помнится, ничего не говорилось.