Поэзия

А. Сидоркин

Говорят, что чувство уверенности в незыблемости поэтического
ландшафта почти всегда фундировано долготерпимым и кропотливым
многочтением повседневного акцидентального глазомера. Читая небольшие
строки молодого петербуржского путешественника и словесника Андрея
Сидоркина, присланные мне доброй волей его филологических наставников,
я поймал себя на потайной и нерешительной улыбке. Раздвиногубая
затертая мышь по-волосатому зеркальной неуемности пространственных
сочлений и паюсных теремов, словечек-лесенок и буковок-лукошек,
прошмыгнула неродившейся серой тенью в погреб подубового древнего
трюмо. Я люблю читать стихи, отстраненно глядя в собственное отражение,
мерцающее в ячеистой стае ртутного спекулума, в мертвенной патоке
несбывающихся интонаций. Несбывающихся — ибо
неслышимых; неуловимых брабанами наших перепонок — тонок их почерк,
назрим в углекислости забретшего на огонек газа.

Андрей Сидоркин — пугливорукий пасынок русского футуризма,
внучатый племянник мэонического имажинизма, упитанный вадимским
шершенем изумрудный карбункул, произрастающий на всеобщей свалке
нашего всеобщего НЕ-ЧИТАНИЯ. Словно из жопы того анекдотического
гуся извергается он в столь неожиданном эвристическом ракурсе
нашего читательского праксиса, что немудрено поддаться нешуточному
диву: милостивые государи, вы разве не заметили, что стихи per
se уже давно никого не интересуют? Чтение поэзии приравнивается
к занятию ею, а представление о «ритме» напрямую зависит от вовлеченности
и вочеловеченности его создателя в те или иные
жестко структурированные околомáсковские школы и течения...
Надо быть «проектом», пускать слюнявого трепака, юродиво завираться
в кикиморных припадках тлена.

По счастью, еще не вовсе иссяк порох ЧИСТОГО ТЕКСТОВАНИЯ,
чистого наигрыша в музыкальности эстетических речений. Андрей
Сидоркин как никто иной умеет сопрягать слова
посредством Звука, факирно заклинать червеобразные
угри неродившихся гностических эманаций на полу-отрупившемся челе
Великой Русской Поэзии. Я рад возможности представить его тексты
вашему искушенному вниманию.

Денис Иоффе

***

гирляндами челюскинцев
            сморкался хобот
              смеркался лед
зимой
  так сладко пахнет кобальт
       бубен квазимодо
храпи циклоп
куколки синие
   горсточки апельсин
сумерки
    вы дщери абиссинии
на небеси

холм весны

в субботу прохладным червем выползая на люди
говорят я умею раскручивать свитки памяти
на застывших вишневых подтеках скатерти
спелой наледи
          апрельские дрожжи
    с хрустом вламываются под кожу —
кислородно-пустынная невозможность
между югом и севером жизни ляжет
оброненная богом тесемка пляжа
чем стоять как потушенный абажур
лучше сяду и посижу
на песке гранулированного железа
защищенный пунктирами волонореза
под язык-подорожник вбивает сваи
газон цвета высохшего насвая
и девица как влажную клюквенную пастилу
по стеклам омнибуса размазывает поцелуй

умер

березовый жандарм
жал бирюзовый жар дал
умер
плещет в уши бобра
псевдоподии et cetera
зуммер
червь зубную эмаль отколупывая
                              щупает пульпу
        я умер
        не плачьте глупые
mea culpa

***

след посеянный утром
к вечеру 
     разрастается
   в трубный глас
и его глаз
гноящийся перламутром
мечется
    аистом
   вокруг нас

мед отравленный вечером
с петухами
      сгущается
    в трупный яд
а его брат
сочащийся печенью
щами
   стекает
  в остывший ад

***

шахты потемки губок
выпили тени лорнетом пустот
илистый ящик губок
кольцами сплевывал флогистон
из настоящего под ресницы инкубов
выплетенные в корнет-а-пистон
дальше топкий живот собирает блестящие драхмы
дальше капельки света пронизаны нитью арахны
рви надкожицу льда кровеносная пассия
оберни поцелуями судорожные запястья
дикого геба
с коровой индиго
                 дифракционным ярмом обрученного заново
дребезжащая боль скарабея обожженого навозным протуберанцем царапнула веко
о это небо
           —
              раздавленный персик сезанна
ухо ван гога и ноги тулуз-лотрека

***

набухшей кожей
     корчится паркет
носок-журавль
          в диван вдевает след
гвоздем изржавленным
                  червиво ложе
           в движеньи все
и надо мной, о боже!
рот полный шерсти занесен
волос оскал
          гремел свирепой дрожью
    плескался бледным кварцем
но пока...
глоток из твоего соска
я возжелал
       как гитлер жаждет данциг
и на курке негнущегося пальца
                лохматый палец языка

нерест

циклон Б и немного сока
изнанку бога сжимает цоколь
трактирщик прав да помогут звезды
кругом невспаханный воздух
аэрофотосъемка и марсельеза
журчит журчит к моему приезду
уже проснулась тифлис сухуми
скользит монорельсовый пеньюар
знакомьтесь автопортрет с хуем
и увлажняется ваш муар

циклон Б и немного соли
набальзамированная сольвейг
проваливается в пах а над ней в зените
ледоруб троцкий и крошка китти
соленое теплое мясо трахея
ветвится до бедер на смерть лакея
ушли смотреть ручеек пожара
обвил в буреломе пасти десницу воина однорукий браслет
лает не выдержит вырвется жадный
но искры искры почти ослеп
лоснящийся бисер ведет оловянный бемоль
в щель для выемки писем
       с десяти до двадцати трех ноль-ноль

циклон Б и немного олова
сначала негромко арфа эолова
вскрикивала о засахарившийся бантик
тетя тетя отдайте
юпитер куда тебя укололи
выдохнув зубы пасечник монголоид
бежит в пустыню цветки азалий
бросаются под ноги скошенных рук
и сдобный дым насквозь пронзает
ее ореховый мундштук

циклон Б и немного бога
но только для виду совсем немного
вставные конечности экипаж
щелкнул захлопнувшись sac de voyage
сахар в петлицах кусает гневно
уста что-то лопается выходит пневма
теперь бежать в автоклаве конки
еще немного дорогу скомкал
как то письмо и просил у бога

циклон Б и еще немного

большое красное пятно

mein herz на восток но сам туда не ездок
раны мохнатое солнце лижет траурный лепесток
демон алкающий рдеющих дев ли песен ли
стелется шифром метелистым арфы на ивах развесили
коих числом до свиданья лизни меня лакомый
что это дайте сюда я хочу чтобы плакали
чавкнула веками хлюпали хлюпал захлюпал
некому некому плакал товарищ цюрупа
немцы сидели и плакали скапливаясь в монокле
влагой а вдруг инфлюэнца звездочки ваши сопли

          здесь сопля

                             здесь сопля

                 здесь сопля
и здесь сопля

слякоть растянет раны прищур
в виде лозунга знаете будто лозунг
слезы баюкать меня хочу
бактерицидные слезы
плачьте дети эдома плачьте на вас печать
когда с букетиком слез подымался стучать
в лестницу лбом бом кровавое тремоло
ее уже не было дома не было
дома поднялся ее стучать тремор не было дома
не было дома уже стучать не было дома не было дома ее уже не было дома ее уже не было

вокзал

друиды андроиды
древесный сок
швы рельсов бороды
         поездом цокали
         вырывали лицо
небо взбурлючилось
ширь потогония
c’est mon plaisir
месяц
  in-folio
           —
             увесистый
                сумчатый
               сыр

***

хрум анкер открытка
ветр траве
хруснула кремом улитка
скорлупчатая карамель
гниль
глауком
гром молдырь
дробь ваниль
       дыр ноздрь
пауком
из непрожаренной рожи гордо
                           смотрит
                           my portret
                                      —
                                        трупный обед
ребрами нашпигованный
          насажен на вертел
                лысый мыс смерти
                                 —
                                   хребет